первобытных предков, а таящиеся в мозгу смутные фантастические
силуэты выросли до гигантских величин, пробуждая во мне древние
расовые воспоминания с их мрачными доисторическими опасениями.
Каждый отдающийся эхом шаг существа над головой пробуждал в
сонных уголках моей души ужасные, скрытые пеленой тени памяти
предков. Но я продолжал свой путь наверх.
Дверь на верхней площадке лестницы была оборудована
замком-защелкой -- и очевидно, с обеих сторон, поскольку она и
не подумала открыться, когда я оттянул рычажок снаружи. Именно
за этой массивной дверью и слышались слоновьи шаги. Я
торопливо, боясь уступить поднимающейся панике и потерять
решительность, поднял меч и разнес панели тремя мощными
ударами. Затем я перешагнул через руины двери.
Верхние помещения состояли из одной огромной комнаты,
слабо освещенной лунным светом, струящимся сквозь забранные
частыми решетками окна. Просторная комната имела призрачный вид
благодаря полосам белого лунного света и плывущим по полу
островам черных теней. Внезапно с моих пересохших губ слетел
нечеловеческий вопль.
силуэт кошмара и безумия. В целом он походил на человеческую
фигуру, хотя и вдвое превосходил ее высотой, но гигантские ноги
существа оканчивались огромными копытами, а вместо рук вокруг
раздутого туловища колебалась, подобно змеям, дюжина щупалец.
Кожа существа имела лепрозный зеленоватый как у рептилий
оттенок, а венчал ужасное впечатление взгляд его искрящихся
миллионами крошечных огненных граней глаз, которыми чудовище
уставилось на меня, повернув ко мне дряблые, в пятнах крови,
щеки. Его коническая уродливая голова совершенно не напоминала
голову гуманоида, но все же, в ней не было и сходства с бестией
в том смысле, как это понимают люди. Оторвав взгляд от этой
ужасной головы ради сохранения собственного рассудка, я
обнаружил другой ужас, определенно указывающий на недавние
события. У гигантских копыт лежали расчлененные, изорванные
клыками останки человеческого тела, а полоса лунного света
падала на отделенную голову, уставившуюся остекленелыми
мертвыми глазами в потолок -- голову Джона Старка.
Всеобъемлющий страх иногда побеждает сам себя. При виде
двинувшегося ко мне мерзкого дьявола, мой страх был сметен
пламенеющей яростью неустрашимого древнего воина. Взмахнув
мечом, я прыгнул вперед, чтобы встретить чудовище, и лезвие со
свистом отсекло половину щупалец, осыпавшихся на пол и
продолжающих извиваться там подобно змеям.
С пронзительным отвратительным воплем чудовище взмыло в
воздух и рухнуло на меня обеими ногами. Удар ужасных копыт
сломал мою поднятую руку как спичку и отбросил меня на пол. С
победным ревом чудовище снова попыталось растоптать меня в
тяжелом танце смерти, от которого застонал и зашатался весь
дом. Сам не знаю как, но мне удалось извернуться и избежать
грохочущих копыт, готовых размолотить меня в кровавую кашу.
Откатившись, я вновь вскочил на ноги, осененный одной лишь
мыслью: вызванный из бесформенной пустоты и материализовавшийся
в конкретном пространстве демон оказался уязвим для обычного
оружия. Здоровой рукой я покрепче стиснул меч, благословленный
в старые времена святым на борьбу с силами тьмы, и меня будто
понесла на своем гребне красная волна боевой ярости.
Чудовище неуклюже повернулось ко мне, но я с воинственным
бессловесным воплем взлетел в воздух и, вложив в удар весь до
последней унции вес своего мощного тела, рассек рыхлую
неповоротливую тушу чудовища так, что отвратительное туловище
упало по одну сторону, а гигантские ноги -- по другую. Но
существо еще не умерло, потому что оно поползло ко мне на
щупальцах, поднимая мерзкую голову с горящими глазами и плюясь
ядом с раздвоенного языка. Я снова взмахнул мечом и продолжал
наносить удары раз за разом, рубя чудовище на куски, каждый из
которых корчился, будто жил сам по себе -- до тех пор, пока я
не разрубил на куски голову -- и тогда я увидел, как
разбросанные куски меняют свою форму и субстанцию. Похоже, в
теле существа не было костей. Не считая огромных твердых копыт
и крокодильих клыков, чудовище было отвратительно дряблым и
мясистым наподобие жабы или паука.
Вскоре частицы плоти на моих глазах расплавились в черную
вонючую жидкость, растекшуюся по останкам того, что было Джоном
Старком. Частицы плоти и костей оседали и растворялись в
огромной черной луже наподобие соли в воде, до тех пор, пока не
исчезли окончательно -- превратились в один мерзкий черный
омут, бурлящий водоворотами посреди комнаты и сверкающий
мириадами граней и блесток света, как будто в комнате горели
глаза бессчетного множества огромных пауков. Тогда я повернулся
и бросился вниз по лестнице.
На нижней площадке я споткнулся о что-то мягкое и знакомый
скулеж вывел меня из лабиринтов невыразимого ужаса, в которых я
пребывал. Марджори ослушалась меня: она вернулась в этот дом
ужаса. Теперь она лежала передо мной в глубоком обмороке и над
ней стоял верный Бозо. Да, не сомневаюсь, что проиграй я эту
жестокую битву -- и пес отдал бы жизнь, спасая свою хозяйку от
кровожадного чудовища. Всхлипывая от ужаса, я поднял девушку с
пола, прижимая ее обмякшее тело к себе, а Бозо вдруг присел и
зарычал, уставясь на испещренную пятнами лунного света
лестницу. Проследив его взгляд, я увидел, как по ступеням
лениво стекает черный блестящий поток.
Я бросился прочь из этого особняка, как будто убегал из
самой преисподней, но успел задержаться в старой кладовой,
чтобы торопливо пошарить рукой по столу, где раньше были свечи.
По столу были рассыпаны горелые спички, но я нашел одну целую,
поспешно зажег ее и бросил в груду старых бумаг у стены. Старое
сухое дерево мигом загорелось и вскоре полыхало яростным
пожаром.
Наблюдая за горящим домом вместе с Марджори и Бозо я, по
крайней мере, знал то, о чем не догадывались горожане: здесь, в
языках пламени исчезал нависающий над городом и пригородами
Ужас -- исчезал, как я от души надеюсь, навсегда...
DELENDA EST
[Подлежит уничтожению (лат.)]
-- Клянусь вам, это не империя, а жалкая подделка!
Империя? Ха! А мы всего лишь пираты! -- Разумеется, то был
вечно унылый и хмурый Гунегас с заплетенными в косы черными
кудрями и свисающими усами, выдающими его славянское
происхождение. Он гулко вздохнул и фалернское вино в нефритовом
кубке, стиснутом в его мускулистой руке, плеснуло через край на
его багряную, шитую золотом тунику. Гунегас отхлебнул из кубка
шумно, как пьют лошади, и с меланхоличным удовольствием
продолжал сетовать:
-- Чего мы добились в Африке? Уничтожили крупных
землевладельцев и священников, сами сделались помещиками. Кто
же обрабатывает землю? Вандалы? Ничего подобного! Те же люди,
что обрабатывали ее при римлянах. Мы просто-напросто заменили
собой римлян. Мы собираем налоги и назначаем арендную плату, но
при этом вынуждены защищать эти земли от проклятых варваров.
Наша слабость -- в нашем количестве. Мы не можем смешаться с
народами, потому что будем поглощены ими. Мы не можем также
превратить их в своих союзников или подданных -- мы способны
лишь поддерживать нашу военную репутацию. Мы -- жалкая кучка
чужаков, сидящих в своих замках и пытающихся навязать наше
правление огромному туземному населению, которое, кстати,
ненавидит нас ничуть не менее, чем прежде римлян, но...
-- Эту ненависть можно отчасти погасить, -- перебил
Атаульф. Он был моложе Гунегаса, чисто выбрит и довольно
симпатичен; его манеры были не столь примитивны. Он относился к
сувитам [Сува -- город и область в древней Сирии. ] и провел
свою юность заложником при дворе Восточного Рима. -- Они
исповедают православие, и если бы мы смогли заставить себя
отречься от арианства [Доктрина Ария (250-336), отрицающего,
что Иисус сродни Богу и утверждающего, что он лишь высшее из
существ. В 325 г. арианство признано Никейским собором ересью,
а пресвитер Арий отлучен от церкви.]...
-- Нет! -- Тяжелые челюсти Гунегаса захлопнулись с силой,
способной раскрошить более слабые, чем у него зубы. Его темные
глаза загорелись фанатизмом, присущим среди всех тевтонов
исключительно его расе. -- Никогда! Мы -- хозяева, а их удел
подчиняться нам! Мы знаем истину Ария, и коль жалкие африканцы
не в силах осознать свою ошибку, то необходимо указать им на
нее -- пусть с помощью факела, меча и дыбы! -- Глаза Гунегаса
снова потускнели и, с очередным шумным вздохом из глубины
своего брюха, он пошарил рукой в поисках Кувшина с вином.
-- Через сотню лет королевство вандалов сохранится лишь в
памяти потомков, -- предрек он. -- Ныне его держит воедино
только воля Гейзериха [Вождь вандалов и аланов (428-477),
прославился могуществом вандалов на море и созданием сев.-афр.
гос-ва с чертами раннефеодальной структуры.].
Хозяин этого имени рассмеялся, откинулся назад в резном
кресле черного дерева и вытянул перед собой мускулистые ноги.
То были ноги всадника, хотя их владелец давно сменил седло на
палубу боевой галеры. Он был королем народа, имя которого уже
служило эпитетом уничтожения, и обладал самым чудесным на этом
свете мозгом.
Рожденный на берегах Дуная и возмужавший на долгом отрезке
пути на запад, когда миграция народов смела римские укрепления,
он соединил с выкованной для него в Испании короной всю бурную
мудрость столетий, накопленную в войнах, возвышениях и падениях
народов. Его лихие конники втоптали копья римских правителей
Испании в прах. Когда вестготы и римляне соединили руки и
начали поглядывать на юг, лишь умысел Гейзериха бросил на юг
закаленных в боях гуннов Аттилы [(ок. 434-453) могуществ. царь,
объединивший под своей властью кочевой народ гуннов и др.
племена (остготов, герулов, аланов). В 451 г. во время похода
против Галлии потерпел поражение от войск Аэция. ], ощетинивших
пылающие горизонты мириадами своих пик. Теперь Аттила был мертв
и никто не знал, где лежат его кости и его сокровища,
охраняемые духами пяти сотен убитых рабов. Его имя гремело по
всему миру, но в те времена он был лишь одной из пешек,
бестрепетно движимых рукой короля вандалов.
Когда же вслед за аланами [кочевые иранские племена,
родственные сарматам. Отдельные орды аланов переправились в 429
г. вместе с королем вандалов Гейзерихом в Сев. Африку, где их
следы затерялись.] орды готтов двинулись через Пиренеи,
Гейзерих не ждал, чтобы его смяли превосходящие силы
противника. Многие все еще проклинали имя Бонифация,
попросившего Гейзериха помочь ему в борьбе с его соперником
Аэцием [Аэций Флавий (род. ок. 390) -- полководец, один из
последних защитников Западной Римской империи. В 451 г. на
Каталаунских полях во главе войска из германцев и аланов и при
поддержке вестготов одержал победу над предводителем гуннов
Аттилой.] и открывшего вандалам путь в Африку. Его примирение с
Римом слишком запоздало; тщетным оказалось и мужество, которым
он пытался снять с себя вину за содеянное. Бонифаций умер на
копье вандала, а на юге поднялось новое королевство. Теперь был
мертв и Аэций, а огромные боевые галеры вандалов двигались на
север, покачиваясь на волнах и погружая в них длинные весла,
поблескивающие серебряными бликами ночами, в свете звезд.
Слушая беседу своих капитанов в каюте ведущей галеры,
Гейзерих с мягкой улыбкой приглаживал непокорную пшеничную
бороду сильными пальцами. В его жилах не было и следа скифской
крови, отделявшей его народ от расы прочих тевтонов еще в те
