и уснул, заявив, что ему хотелось бы, чтобы в нем признали
человека -- существо, равноценное свинье.
III
Войдя утром в комнату фельдкурата, Швейк застал его
лежащим на диване и напряженно размышляющим о том, как могло
случиться, что его кто-то облил, да так, что он приклеился
брюками к кожаному дивану.
-- Осмелюсь доложить, господин фельдкурат,-- сказал
Швейк,-- вы ночью...
В немногих словах он разъяснил фельдкурату, как жестоко
тот ошибается, думая, что его облили.
Проснувшись с чрезвычайно тяжелой головой, фельдкурат
пребывал в угнетенном состоянии духа.
-- Не могу вспомнить,-- сказал он,-- каким образом я попал
с кровати на диван?
-- А вы и не были на кровати. Как только мы приехали, вас
уложили на диван -- до постели дотащить не могли.
-- А что я натворил? Не натворил ли я чего? Я же не был
пьян!
-- До положения риз,-- отвечал Швейк,-- вдребезги,
господин фельдкурат, до зеленого змия. Я думаю, вам станет
легче, если вы переоденетесь и умоетесь...
-- У меня такое ощущение, будто меня избили,-- жаловался
фельдкурат,-- и потом жажда. Я вчера не дрался?
-- До этого не доходило, господин фельдкурат. А жажда --
это из-за жажды вчерашней. От нее не так-то легко отделаться. Я
знал одного столяра, так тот в первый раз напился под новый
тысяча девятьсот десятый год, а первого января с утра его
начала мучить жажда, и чувствовал он себя отвратительно, так
что пришлось купить селедку и напиться снова. С тех пор он
делает это каждый день вот уже четыре года подряд. И никто не
может ему помочь, потому что по субботам он покупает себе
селедок на целую неделю. Такая вот карусель, как говаривал наш
старый фельдфебель в Девяносто первом полку.
Фельдкурат был подавлен, на него напала хандра. Тот, кто
услышал бы его рассуждения в этот момент, ни на минуту не
усомнился бы в том, что попал на лекцию доктора Александра
Батека на тему "Объявим войну не на живот, а на смерть демону
алкоголя, который убивает наших лучших людей" или что читает
его книгу "Сто искр этики",-- правда, с некоторыми изменениями.
-- Я понимаю,-- изливался фельдкурат,-- если человек пьет
благородные напитки, допустим, арак, мараскин или коньяк, а
ведь я вчера пил можжевеловку. Удивляюсь, как я мог ее пить?
Вкус отвратительный! Хоть бы это вишневка была. Выдумывают люди
всякую мерзость и пьют, как воду. У этой можжевеловки ни вкуса,
ни цвета, только горло дерет. Была бы хоть настоящая
можжевеловая настойка, какую я однажды пил в Моравии. А ведь
вчерашнюю сделали на каком-то древесном спирту или деревянном
масле... Посмотрите, что за отрыжка! Водка -- яд,-- решительно
заявил он.-- Водка должна быть натуральной, настоящей, а ни в
коем случае не состряпанной евреями холодным способом на
фабрике. В этом отношении с водкой дело обстоит, как с ромом, а
хороший ром-- редкость... Была бы под рукой настоящая ореховая
настойка,-- вздохнул он,-- она бы мне наладила желудок. Такая
ореховая настойка, как у капитана Шнабеля в Бруске.
Он принялся рыться в кошельке.
-- У меня всего-навсего тридцать шесть крейцеров. Что,
если продать диван...-- рассуждал он.-- Как вы думаете, Швейк?
Купят его? Домохозяину я скажу, что я его одолжил или что его
украли. Нет, диван я оставлю. Пошлю-ка я вас к капитану
Шнабелю, пусть он мне одолжит сто крон. Он позавчера выиграл в
карты. Если вам не повезет, ступайте в Вршовице в казармы к
поручику Малеру. Если и там не выйдет, то отправляйтесь на
Градчаны к капитану Фишеру. Скажите ему, что мне необходимо
платить за фураж для лошади, так как те деньги я пропил. А если
и там у вас не выгорит, заложим рояль. Будь что будет! Я вам
напишу пару строк для каждого. Постарайтесь убедить. Говорите
всем, что очень нужно, что я сижу без гроша. Вообще выдумывайте
что хотите, но с пустыми руками не возвращайтесь, не то пошлю
на фронт. Да спросите у капитана Шнабеля, где он покупает эту
ореховую настойку, и купите две бутылки.
Швейк выполнил это задание блестяще. Его простодушие и
честная физиономия вызывали полное доверие ко всему, что бы он
ни говорил. Швейк счел более удобным не рассказывать капитану
Шнабелю, капитану Фишеру и поручику Малеру, что фельдкурат
должен платить за фураж для лошади, а подкрепить свою просьбу
заявлением, что фельдкурату, дескать, необходимо платить
алименты.
Деньги он получил всюду.
Когда он с честью вернулся из экспедиции и показал
фельдкурату, уже умытому и одетому, триста крон, тот был
поражен.
-- Я взял все сразу,-- сказал Швейк,-- чтобы нам не
пришлось завтра или послезавтра снова заботиться о деньгах. Все
сошло довольно гладко, но капитана Шнабеля пришлось умолять на
коленях. Такая каналья! Но когда я ему сказал, что нам
необходимо платить алименты...
-- Алименты?! -- в ужасе переспросил фельдкурат.
-- Ну да, алименты, господин фельдкурат, отступные
девочкам. Вы же мне сказали, чтобы я что-нибудь выдумал, а
ничего другого мне в голову не пришло. У нас один портной
платил алименты пяти девочкам сразу. Он был просто в отчаянии и
тоже часто одалживал на это деньги. И представьте, каждый
входил в его тяжелое положение. Они спрашивали, что за девочка,
а я сказал, что очень хорошенькая, ей нет еще пятнадцати.
Хотели узнать адрес.
-- Недурно вы провели это дело! -- вздохнул фельдкурат и
зашагал по комнате.-- Какой позор! -- сказал он, хватаясь за
голову.-- А тут еще голова трещит!
-- Я им дал адрес одной глухой старушки на нашей улице,--
разъяснял Швейк.-- Я хотел провести дело основательно: приказ
есть приказ. Не мог я уйти ни с чем, пришлось кое-что выдумать.
Да, вот еще: там пришли за роялем. Я их привел, чтобы они
отвезли его в ломбард, господин фельдкурат. Будет неплохо, если
рояль заберут. И место очистится, и денег у нас с вами
прибавится -- по крайней мере на некоторое время будем
обеспечены. А если хозяин станет спрашивать, что мы собираемся
делать с роялем, я скажу, что в нем лопнули струны и мы его
отправляем на фабрику в ремонт. Привратнице я так и сказал,
чтобы она не удивлялась, когда рояль будут выносить и грузить
на подводу... И на диван у меня уже покупатель есть. Это мой
знакомый торговец старой мебелью. Зайдет после обеда. Нынче
кожаные диваны в цене.
-- А больше вы ничего не обстряпали, Швейк? -- в отчаянии
спросил фельдкурат, все время держась обеими руками за голову.
-- Осмелюсь доложить, господин фельдкурат, я принес вместо
двух бутылок ореховой настойки, той самой, которую покупает
капитан Шнабель, пять, чтобы у нас был кое-какой запас и всегда
нашлось что выпить... За роялем могут зайти. А то еще ломбард
закроют...
Фельдкурат махнул безнадежно рукой, и спустя несколько
минут рояль уже грузили на подводу. Когда Швейк вернулся из
ломбарда, фельдкурат сидел перед раскупоренной бутылкой
ореховой настойки, ругаясь, что на обед ему дали непрожаренный
шницель. Фельдкурат был опять навеселе. Он объявил Швейку, что
с завтрашнего дня начинает новую жизнь, так как употреблять
алкоголь -- низменный материализм, а жить следует жизнью
духовной.
Он философствовал приблизительно с полчаса. Когда была
откупорена третья бутылка, пришел торговец старой мебелью, и
фельдкурат за бесценок продал ему диван и при этом уговаривал
покупателя побеседовать с ним. Он остался весьма недоволен,
когда тот отговорился тем, что идет покупать ночной столик.
-- Жаль, что у меня нет такого! -- сокрушенно развел
руками фельдкурат.-- Трудно обо всем позаботиться заранее.
После ухода торговца старой мебелью фельдкурат завел
приятельскую беседу со Швейком, с которым и распил следующую
бутылку. Часть разговора была посвящена отношению фельдкурата к
женщинам и к картам. Сидели долго. Вечер застал Швейка за
приятельской беседой с фельдкуратом.
К ночи отношения, однако, изменились. Фельдкурат вернулся
к своему вчерашнему состоянию, перепутал Швейка с кем-то другим
и говорил ему:
-- Только не уходите. Помните того рыжего юнкера из
интендантства?
Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока Швейк не сказал
фельдкурату:
-- Хватит! Теперь в постель и дрыхни! Понял?
-- Лезу, милый, лезу... Как не полезть? -- бормотал
фельдкурат.-- Помнишь, как мы вместе учились в пятом классе и я
за тебя писал работы по-греческому?.. У вас ведь вилла в
Збраславе. Туда можно проехать пароходом по Влтаве. Знаете, что
такое Влтава?
Швейк заставил его снять ботинки и раздеться. Фельдкурат
подчинился, обратившись со словом протеста к невидимым
слушателям.
-- Видите, господа,-- жаловался он шкафу и фикусу,-- как
со мной обращаются мои родственники!.. Не признаю никаких
родственников! -- вдруг решительно заявил он, укладываясь в
постель.-- Восстань против меня земля и небо, я и тогда
отрекусь от них!..
И в комнате раздался храп фельдкурата.
IV
К этому же периоду относится и визит Швейка на свою
квартиру к своей старой служанке пани Мюллеровой. Швейк застал
дома двоюродную сестру пани Мюллеровой, которая с плачем
сообщила ему, что пани Мюллерова была арестована в тот же
вечер, когда отвезла Швейка на призыв. Старушку судил военный
суд, и в виду того, что ничего не было доказано, ее отвезли в
концентрационный лагерь в Штейнгоф. От нее уже получено письмо.
Швейк взял эту семейную реликвию и прочел:
"Милая Аннушка! Нам здесь очень хорошо, и все мы здоровы.
У соседки по койке сыпной есть и черная В остальном все в
порядке. Еды у нас достаточно, и мы собираем на суп
картофельную Слышала я, что пан Швейк уже так ты как-нибудь
разузнай, где он лежит, чтобы после войны мы могли украсить его
могилу. Забыла тебе сказать, что на чердаке в темном углу в
ящике остался щеночек фокстерьер. Вот уже сколько недель, как
он ничего не ел,-- с той поры как пришли меня Я думаю, что уже
поздно и песик уже отдал душу".
Весь лист пересекал розовый штемпель:
Zensuriert К.. и k. Konzentrationslager Steinhof /
Просмотрено цензурой. Императорский королевский
концентрационный лагерь Штейнгоф (нем.)./.
-- И в самом деле, песик был уже мертв! -- всхлипнула
двоюродная сестра пани Мюллеровой.-- А комнату свою вы бы и не
узнали. Там теперь живут портнихи. Они устроили у вас дамский
салон. На стенах повсюду моды, и цветы на окнах.
Двоюродная сестра пани Мюллеровой никак не могла
успокоиться. Всхлипывая и причитая, она наконец высказала
опасение, что Швейк удрал с военной службы, а теперь хочет и на
нее навлечь беду и погубить. И она заговорила с ним, как с
прожженным авантюристом.
-- Забавно!-- сказал Швейк.-- Это мне ужасно нравится! Вот
что, пани Кейржова, вы совершенно правы, я удрал. Но для этого
мне пришлось убить пятнадцать вахмистров и фельдфебелей. Только
вы никому об этом не говорите.
И Швейк покинул свой очаг, оказавшийся таким
негостеприимным, предварительно отдав распоряжения:
-- Пани Кейржова, у меня в прачечной воротнички и манишки,
так вы их заберите, чтобы, когда я вернусь с военной службы, у
меня было что надеть из штатского. И еще последите, чтобы в
платяном шкафу в моих костюмах не завелась моль. А тем
барышням, что спят на моей постели, прошу кланяться.
Заглянул Швейк и в трактир "У чаши". Увидав eго, жена
Паливца заявила, что не нальет ему пива, так как он, наверное,
дезертир.
-- Мой муж,-- начала она мусолить старую историю,-- был
