посещается исключительно штатскими.
Швейк вставлял в разговор, разные замечания, вроде того,
что легко, мол, обогащать бедный костел за счет казенного
военного имущества, причем слово "бедный" он произносил как бы
в кавычках.
Наконец они прошли в ризницу, и фарар выдал фельдкурату
походный алтарь под расписку следующего содержания:
"Получил походный алтарь, который случайно попал в
Вршовицкий храм. Фельдкурат Отто Кац".
Пресловутый походный алтарь был изделием венской еврейской
фирмы Мориц Малер, изготовлявшей всевозможные предметы,
необходимые для богослужения и религиозного обихода, как-то:
четки, образки святых. Алтарь состоял из трех растворов и был
покрыт фальшивой позолотой, как и вся слава святой церкви. Не
было никакой возможности, не обладая фантазией, установить,
что, собственно, нарисовано на этих трех растворах. Ясно было
только, что алтарь этот могли с таким же успехом использовать
язычники из Замбези или бурятские и монгольские шаманы.
Намалеванный кричащими красками, этот алтарь издали казался
цветной таблицей для проверки зрения железнодорожников.
Выделялась только одна фигура какого-то голого человека с
сиянием вокруг головы и с позеленевшим телом, словно огузок
протухшего и разлагающегося гуся. Хотя этому святому никто
ничего плохого не делал, а, наоборот, по обеим сторонам от него
находились два крылатых существа, которые должны были
изображать ангелов,-- на зрителя картина производила такое
впечатление, будто голый святой орет от ужаса при виде
окружающей компании: дело в том, что ангелы выглядели
сказочными чудовищами, чем-то средним между крылатой дикой
кошкой и апокалипсическим чудовищем.
На противоположной створке алтаря намалевали образ,
который должен был изображать троицу. Голубя художнику в общем
не особенно удалось испортить. Художник нарисовал какую-то
птицу, которая так же походила на голубя, как и на белую курицу
породы виандот.
Зато бог-отец был похож на разбойника с дикого Запада,
каких преподносят публике захватывающие кровавые американские
фильмы.
Бог-сын, наоборот, был изображен в виде веселого молодого
человека с порядочным брюшком, прикрытым чем-то вроде плавок. В
общем бог-сын походил на спортсмена: крест он держал в руке так
элегантно, точно это была теннисная ракетка. Издали вся троица
расплывалась, и создавалось впечатление, будто в крытый вокзал
въезжает поезд.
Что представляла собой третья икона -- совсем нельзя было
разобрать.
Солдаты во время обедни всегда спорили, разгадывая этот
ребус. Кто-то даже признал на образе пейзаж Присазавского края.
Тем не менее под этой иконо стояло: "Святая Мария, матерь
божья, помилуй нас!" Швейк благополучно погрузил походный
алтарь на дрожки, а сам сел к извозчику на козлы. Фельдкурат
расположился поудобнее и положил ноги на пресвятую троицу.
Швейк болтал с извозчиком о войне. Извозчик оказался
бунтарем -- делал разные замечания по части непобедимости
австрийского оружия, вроде: "Так в Сербии, значит, наложили вам
по первое число?" -- и так далее.
Когда они проезжали продовольственную заставу, Швейк на
вопрос сторожа, что везут, ответил:
-- Пресвятую троицу и деву Марию с фельдкуратом.
Тем временем на учебном плацу их с нетерпением ждали
маршевые роты. Ждать пришлось долго. Швейк и фельдкурат поехали
сначала за призовым кубком к поручику Витингеру, а потом -- в
Бржевновский монастырь за дароносицей и другими необходимыми
для мессы предметами, в том числе и за бутылкой церковного
вина.
Понятное дело -- не так-то просто служить полевую обедню.
-- Шатаемся по всему городу! -- сказал Швейк извозчику, и
это была правда.
Когда они приехали на учебный плац и подошли к помосту с
деревянным барьером и столом, на котором должен был стоять
походный алтарь, выяснилось, что фельдкурат забыл про
министранта.
Во время обедни фельдкурату всегда прислуживал один
пехотинец, который теперь как раз предпочел сделаться
телефонистом и уехал на фронт.
-- Не беда, господин фельдкурат,-- заявил Швейк.-- Я могу
его заменить.
-- А вы умеете министровать?
-- Никогда этим не занимался,-- ответил Швейк,-- но
попробовать можно. Теперь ведь война, а в войну люди берутся за
такие дела, которые раньше им и не снились. Уж как-нибудь
приклею это дурацкое "et cum spiritu tuo"/ И со духом твоим
(лат.)/ к вашему "dominus vobiscum"/ Благословение господне на
вас (лат.)/. В конце концов не так уж, я думаю, трудно ходить
около вас, как кот вокруг горячей каши, умывать вам руки и
наливать из кувшинчика вина...
-- Ладно! -- сказал фельдкурат.-- Только воды мне в чашу
не наливайте. Вот что: вы лучше сейчас же и в другой кувшинчик
налейте вина. А впрочем, я сам буду вам подсказывать, когда
идти направо, когда налево. Свистну один раз-- значит,
"направо", два-- "налево". Требник особенно часто ко мне не
таскайте. В общем это все пустяки. Не боитесь?
-- Я ничего не боюсь, господин фельдкурат, даже не боюсь
быть министрантом.
Фельдкурат был прав, что в общем все это-- пустяки. Все
шло как по маслу.
Речь фельдкурата была весьма лаконична:
-- Солдаты! Мы собрались здесь для того, чтобы перед
отъездом на поле брани обратить свои сердца к богу; да дарует
он нам победу и сохранит нас невредимыми. Не буду вас долго
задерживать, желаю всего наилучшего.
-- Ruht!/ Вольно! (нем.)/-- скомандовал старый полковник
на левом фланге.
Полевая обедня зовется полевой потому, что подчиняется тем
же законам, каким подчиняется и военная тактика на поле
сражения. В Тридцатилетнюю войну при длительных маневрах войск
полевые обедни тоже продолжались необычайно долго.
При современной тактике, когда передвижения войск стали
быстрыми, и полевую обедню следует служить быстро.
Сегодня обедня продолжалась ровно десять минут. Тем, кто
стоял близко, казалось очень странным, отчего это во время
мессы фельдкурат посвистывает.
Швейк на лету ловил сигналы, появляясь то по правую, то по
левую сторону престола, и произносил только "Et cum spiritu
tuo". Это несколько напоминало индийский танец вокруг
жертвенника. Но в общем богослужение произвело очень хорошее
впечатление и рассеяло скуку пыльного, угрюмого учебного плаца
с аллеей сливовых деревьев и отхожими местами на заднем плане.
Аромат отхожих мест заменял мистическое благовоние ладана в
готических храмах. У всех было прекрасное настроение. Офицеры,
окружавшие полковника, рассказывали друг другу анекдоты. Так
что все сошло благополучно. То там, то здесь среди солдат
слышалось: "Дай разок затянуться". И как фимиам, к небу
поднимались синеватые облачка табачного дыма. Закурили даже
унтер-офицеры, увидев, что полковник тоже курит.
Наконец раздалось: "Zum Gebet!"/ На молитву! (нем.)/,
поднялась пыль, и серый квадрат военных мундиров преклонил
колени перед спортивным кубком поручика Витингера, который он
выиграл в состязании в беге на дистанции Вена -- Медлинг.
Чаша была полна, и каждая манипуляция фельдкурата
сопровождалась сочувственными возгласами солдат.
-- Вот это глоток! -- прокатывалось по рядам.
Обряд был повторен дважды. Затем снова раздалась команда:
"На молитву!", хор грянул "Храни нам, боже, государя". Потом
последовало "Стройся!" и "Шагом марш!"
-- Собирайте манатки,-- сказал Швейку фельдкурат, кивнув
на походный алтарь.-- Нам нужно все развезти владельцам.
Они поехали на том же извозчике и честно вернули все,
кроме бутылки церковного вина.
Когда они вернулись домой и в наказание за медленную езду
отправили несчастного извозчика рассчитываться в комендантское
управление, Швейк обратился к фельдкурату:
-- Осмелюсь спросить, господин фельдкурат, должен ли
министрант быть того же вероисповедания, что и священник,
которому он прислуживает?
-- Конечно,-- ответил фельдкурат,-- Иначе обедня будет
недействительна.
-- Господин фельдкурат! Произошла крупная ошибка,-- заявил
Швейк.-- Ведь я -- вне вероисповедания. Не везет мне, да и
только!
Фельдкурат взглянул на Швейка, с минуту молчал, потом
похлопал его по плечу и сказал:
-- Выпейте церковного вина, которое там от меня осталось в
бутылке, и считайте себя вновь вступившим в лоно церкви.
Глава XII. РЕЛИГИОЗНЫЙ ДИСПУТ
Случалось, Швейк по целым дням не видал пастыря солдатских
душ. Свои духовные обязанности фельдкурат перемежал с кутежами
и лишь изредка заходил домой, весь перемазанный и грязный,
словно кот после прогулок по крышам. Возвращаясь домой, если он
еще вообще в состоянии был говорить, фельдкурат перед сном
беседовал со Швейком о высоких материях, о духовном экстазе и о
радости мышления, а иногда даже пытался декламировать Гейне.
Швейк отслужил с фельдкуратом еще одну полевую обедню, у
саперов, куда по ошибке был приглашен и другой фельдкурат,
бывший школьный законоучитель, чрезвычайно набожный человек. Он
очень удивленно взглянул на своего коллегу Каца, когда тот
предложил ему глоток коньяку из швейковской фляжки -- Швейк
всегда носил ее с собой во время исполнения религиозных
церемоний.
-- Недурной коньяк,-- сказал Отто Кац.-- Выпейте и
поезжайте домой. Я сам все сделаю. Сегодня мне нужно побыть на
свежем воздухе, а то что-то голова болит.
Набожный фельдкурат покачал головой и уехал, а Кац, как
всегда, блестяще справился со своей ролью. На этот раз он
претворил в кровь господню вино с содовой водой, и проповедь
затянулась несколько дольше обыкновенного, причем каждое третье
слово ее составляли "и так далее" и "несомненно".
-- Солдаты! Сегодня вы уезжаете на фронт и так далее.
Обратите же сердца ваши к богу и так далее. Несомненно. Никто
не знает, что с вами будет. Несомненно. И так далее.
"Так далее" и "несомненно" гремело у алтаря вперемежку с
богом и со всеми святыми.
В экстазе и ораторском пылу фельдкурат произвел принца
Евгения Савойского в святого, который будет охранять саперов
при постройке понтонных мостов.
Тем не менее полевая обедня окончилась без всяких
неприятностей -- мило и весело. Саперы позабавились на славу.
На обратном пути Швейка с фельдкуратом не хотели пустить
со складным алтарем в трамвай. Но Швейк пригрозил кондуктору:
-- Смотри, тресну тебя этим святым алтарем по башке!
Добравшись наконец домой, они обнаружили, что по дороге
потеряли дароносицу.
-- Неважно,-- махнул рукой Швейк.-- Первые христиане
служили обедни и без дароносицы. А если мы дадим объявление, то
нашедший потребует от нас вознаграждения. Будь это деньги, вряд
ли бы кто их вернул. Впрочем, встречаются и такие чудаки, У нас
в полку в Будейовицах служил один солдат, хороший парень, но
дурак. Нашел он как-то на улице шестьсот крон и сдал их в
полицию. О нем даже в газетах писали: вот, дескать, какой
честный человек. Ну и нажил он себе сраму! Никто с ним и
разговаривать не хотел. Все как один повторяли: "Балда, что за
глупость ты выкинул? За это тебе всю жизнь краснеть придется,
если в тебе хоть капля совести осталась". Была у него девочка,
так и та с ним разговаривать перестала. А когда он приехал
домой в отпуск, то приятели из-за этой истории выкинули его во
время танцульки из трактира. Парень высох весь, стал
задумываться и, наконец, бросился под поезд... А вот еще
случай. Портной с нашей улицы нашел золотое кольцо. Его
предупреждали -- не отдавай в полицию, а он ладит свое. В
