мой отец и я не допустим, чтобы ты ушел завтра. Я своими руками одену на
тебя ошейник. И считай, что тебе повезет, если мы не сделаем с тобой то
же, что с твоим отцом.
Шеф не побеспокоился перевести это Гутмунду.
- А что вы сделали с моим отцом?
До сих пор Вульфгар молчал. Он висел в своем ящике на ремнях. Шеф
вспомнил бледное искаженное болью лицо, которое последний раз видел в
корыте. Теперь лицо Вульфгара было румяным, губы казались красными на фоне
поседевшей бороды.
- Я сделал с ним то же, что он сделал со мной, - сказал Вульфгар. -
Только искуснее. Сначала мы отрубили ему пальцы на руках, потом на ногах.
Потом уши, губы. Не глаза, чтобы он мог видеть, что мы делаем, и не язык,
чтобы он мог кричать. Руки, ноги. Колени и локти. И не позволили крови
литься. Я стругал его, как мальчишка остругивает прутик. В конце ничего не
осталось, кроме середины.
- Вот, парень. На память о твоем отце.
Он кивнул, и слуга бросил в направлении Шефа кожаный мешок. Шеф
развязал ремень, заглянул внутрь, передал мешок Гутмунду.
- Ты в плохой компании, воин, - сказал он.
- Пора уходить, - ответил Гутмунд.
Две группы начали пятиться друг от друга, на безопасном расстоянии
повернулись спинами. Когда они подходили к своей линии, сзади послышался
гул и звон металла о металл. Английская армия начала приближаться.
Немедленно, словно заранее отрепетировав, линия армии Пути
повернулась и начала уходить. Это была первая стадия запланированного
отступления.
Много часов спустя, когда долгие зимние сумерки сменились тьмой,
Бранд хрипло сказал Шефу:
- Я думаю, нам может удаться.
- На один день, - согласился Шеф. - Но на утро я не вижу надежды.
Бранд пожал своими массивными плечами, приказал остановиться, разжечь
костры, нагревать воду, готовить пищу.
Весь день армия Пути отступала, заслоняясь машинами Шефа, начиная
стрельбу, как только англичане развертывались для нападения, останавливали
их, быстро перепрягала лошадей и снова уходила. Воины Мерсии неотступно
следовали сзади, как люди, старающиеся связать опасную собаку, сближались,
отскакивали, когда собака начинала рычать, щелкать зубами, снова шли
вперед. По крайней мере трижды армии сходились в рукопашной, в тех
случаях, когда у сторонников Пути появлялось какое-то удобное для обороны
укрытие: выкопанная ими канава, дамба на краю болота, мелкий мутный ручей
Нин. Каждый раз после получаса обмена ударами армия Марсии отходила, не в
состоянии преодолеть препятствие - и при этом подставляла себя под удары
камней и больших стрел.
Шеф подумал, что сторонники Пути сражаются все лучше, их настроение
поднимается. Беда в том, что противник тоже учится. Вначале англичане
вздрагивали от первого же свиста в небе. Каждая яма на пути заставляла их
останавливаться. Сигварт преподал им хороший урок в болотах.
Но к концу дня они осмелели, увидели слабость армии Пути.
Все еще держа в руках миску с недоеденной овсянкой, Шеф опустил
голову на седло и мгновенно уснул.
Проснулся он, замерзший, с оцепеневшим телом, при звуках рогов,
возвестивших рассвет. Вокруг люди вскакивали, пили воду или остатки меда и
эля. Подходили к баррикаде, которую нагромоздили у небольшой деревушки.
Эту деревушку Бранд выбрал для последнего боя.
И когда стало светлее, перед ними открылось зрелище, способное
привести в смятение даже самых храбрых. Армия, с которой они сражались
накануне, к концу дня, как и они сами, приобрела потрепанный вид: грязная
одежда, выпачканные щиты, люди в грязи по уши, ослабленные постоянными
потерями и дезертирством, так что к вечеру оставалась только половина
первоначального состава.
Эта армия исчезла. На ее месте, ряд за рядом, с блестящим оружием, с
вызывающе ревущими рогами, стояла новая армия, такая свежая, словно не
прошла и мили. Щиты блестят новой краской, но знамена - знамена другие.
Рядом с крестом золотой дракон.
От линии отделился всадник на сером коне, седло и узда ярко-красные,
щит повернут обратной стороной в знак мира.
- Он хочет вступить в переговоры, - сказал Шеф.
Викинги молча отодвинули перевернутую повозку, пропуская своих
предводителей: Бранда, Шефа, Торвина, Фармана, Гутмунда и Стейнульфа. Они
молча прошли вслед за всадником к столу, установленному на грязной почве
перед боевой линией и казавшемуся здесь совершенно неуместным.
С одной стороны стола с напряженными лицами сидели Гвикхельм и
Альфгар, за ними в поставленном вертикально ящике - Вульфгар. Герольд
знаком пригласил посланников Пути сесть с другой стороны.
Между двумя группами сидел один человек - молодой, светловолосый,
синеглазый, с золотым кольцом на голове, как король из древней могилы. У
него странная внешность, подумал Шеф. Когда Шеф садился, их глаза
встретились. Молодой человек улыбнулся.
- Я Альфред, принц Вессекса, брат короля Этельреда, - сказал он. - Я
знаю, что король Марки Бургред назначил олдермена в округа, принадлежавшие
королю восточных англов. - Он помолчал. - Мы этого не допустим. - Мрачное
выражение, молчание Альфгара и Гвикхельма. Они, должно быть, об этом уже
знают.
- В то же самое время я не позволю никакой армии викингов с севера
устраивать свою базу в пределах наших земель, убивать и грабить, как это у
вас в обычае. Я предпочту уничтожить вас.
Еще одна пауза.
- Но я не знаю, что делать с вами. Я слышал, что вчера вы сразились с
Айваром Рагнарсоном и победили его. С ним я никакого мира не заключу,
потому что он убил короля Эдмунда. А кто убил короля Эллу?
- Я, - сказал Шеф. - Но он поблагодарил бы меня за это, если бы смог.
Я сказал Айвару, что то, что он делал с королем, это nithingsverk.
- В этом мы с тобой согласны. Итак вопрос в том, могу ли я заключить
с вами мир. Или мы будем сражаться?
- Ты спрашивал своих жрецов? - медленно, тщательно выговаривая
английские слова, спросил Торвин.
Молодой человек улыбнулся.
- Мой брат и я обнаружили, что когда их спросишь о чем-то, они сразу
требуют денег. Они нам не помогут даже справиться с Айваром. Но все же я
христианин. Я сторонник веры своих отцов. Я надеюсь, что когда-нибудь даже
вы, воины севера, примете крещение и подчинитесь нашему закону. Но я не
церковник.
- Среди нас есть христиане, - сказал Шеф. - И англичане.
- Они полноправные воины вашей армии? Со всеми правами на долю
добычи?
Бранд, Гутмунд и Стейнульф переглянулись, поняв смысл вопроса.
- Если ты этого хочешь, так и будет, - сказал Шеф.
- Итак. Вы англичане и норвежцы. Вы христиане и язычники.
- Не язычники, - возразил Торвин. - Верующие в Путь.
- Но вы способны действовать заодно. Может, это пример для нас всех.
Мы можем заключить договор, распределить доходы и налоги, права и
обязанности, правила виры и освобождения рабов. Все подробности. Но
обязательно должно быть вот что.
- Я отдам вам Норфолк, чтобы вы правили им по своему закону. Но вы
должны править справедливо. И тот, кто станет олдерменом, должен
поклясться на моих реликвиях и на ваших священных предметах, что будет
добрым другом королю Этельреду и его брату. Итак, если это произойдет, кто
будет олдерменом?
Покрытая рубцами рука Бранда легла на руку Шефа.
- Он будет, брат короля. Он говорит на двух языках. Он живет в двух
мирах. Видишь, на нем нет символа Пути. Он крещеный. Но он наш друг.
Выбери его.
- Он беглец, - неожиданно вмешался Альфгар. - Он тролл. У него на
спине следы кнута.
- И следы пытки на лице, - сказал Альфред. - Может, он постарается,
чтобы того и другого в Англии стало меньше. Но успокойся, молодой человек.
Я не пошлю тебя к королю Бургреду одного.
Он махнул рукой. Откуда-то сзади показалась группа женщин в ярких
одеждах.
- Я нашел их за линией и привел сюда, чтобы с ними ничего не
случилось. Я слышал, одна из них твоя жена, молодой дворянин. Отвези ее к
королю Бургреду.
Его жена, подумал Шеф, глядя в серые глаза Годивы. Она показалась ему
еще прекрасней, чем раньше. А что она может подумать о нем, грязном,
пропахшем потом, с пустой глазницей? На лице ее отразился ужас. Он
почувствовал, как сердце его сжала холодная рука.
И тут она с плачем упала ему на руки. Он прижимал ее к себе одной
рукой, оглядываясь. Альфгар вскочил, вырывался из рук соседей. Вульфгар
проревел что-то из своего ящика, Альфред вставал с беспокойством на лице.
Когда шум стих, Шеф сказал:
- Она моя.
- Она моя жена, - рявкнул в ответ Альфгар.
И сестра, подумал Шеф. Если он скажет об этом, вмешается церковь,
отнимет ее у него. Но тогда я позволю церкви править мною и законами Пути.
Править в земле Пути.
Вот какую плату потребовал старый draugr за свое золото. В первый раз
это был его глаз. Сейчас - сердце.
Он стоял неподвижно, когда Годиву отрывали от него, возвращали этому
кровосмесителю - ее брату.
Быть королем, быть предводителем - значит быть способным на поступки,
недоступные обычному человеку.
- Если ты готов в знак доброй воли вернуть эту женщину, - сказал
Альфред, - я беру Саффолк в королевство моего брата, но признаю тебя, Шеф
Сигвартсон, олдерменом Норфолка. Что скажешь?
- Не говори "олдермен", - вмешался Бранд. - Пользуйся нашим словом.
Скажи, что он будет нашим ярлом.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЯРЛ
1
Шеф сидел на простом трехногом стуле лицом к толпе просителей. На нем
по-прежнему конопляная рубашка и шерстяные брюки, без всяких знаков его
положения. Но на сгибе левой руки лежал скипетр-точильный камень, взятый в
могиле старого короля. Время от времени он легко проводил пальцем по
вырезанным на нем жестоким бородатым лицам, выслушивая свидетелей.
- ...и поэтому мы обратились с этим спором к королю Эдмунду в
Норвиче. И он рассудил нас в своих частных палатах - он только что
вернулся с охоты и мыл руки, Бог да накажет меня слепотой, если я лгу, - и
он решил, что земля должна отойти ко мне на десять лет, а потом быть
возвращена.
Говорящий, средних лет тан из Норфолка, у которого годы легкой жизни
отразились на заметном животике с позолоченным поясом, на мгновение
прервал свою тираду, не зная, как воспримут при этом дворе, где сильны
приверженцы Пути, упоминание о Боге.
- У тебя есть свидетели этого соглашения? - спросил Шеф.
Тан, Леофвин, с гротескной важностью надул щеки. Очевидно, не привык
к расспросам и возражениям.
- Да, конечно. Много людей находилось тогда в королевских покоях.
Вульфхун и Витхельм. И королевский тан Эдрич. Но Эдрич убит язычниками -
погиб в большой битве, и Вульфхун тоже. А Витхельм умер от болезни легких.
Тем не менее все было, как я говорю! - вызывающе закончил Леофвин, глядя
на остальных присутствующих в помещении: стражу, слуг, своего обвинителя,
других просителей, ждущих своей очереди.
Шеф на мгновение прикрыл глаз, вспоминая тот далекий мирный вечер с
Эдричем в болотах, совсем недалеко отсюда. Так вот что с ним случилось.
Можно было догадаться.
Он снова раскрыл глаз и пристально посмотрел на истца Леофвина.
- Почему король Эдмунд принял такое явно несправедливое решение? -
негромко спросил он. - Или ты отрицаешь, что король так решил?
Истец, другой тан средних лет, внешне очень похожий на первого, явно
побледнел под пристальным взглядом. Все в Норфолке знали, что этот
одноглазый начинал в Эмнете как тролл. Что он был последним англичанином,
который разговаривал с королем-мучеником. Который вдруг стал - один
