путь, который им даже не придет в голову. Никто не обращал на нее особого
внимания, и поэтому она смогла понемногу, с помощью Харла, вынести из
стойбища все необходимое. Вскоре приготовления были закончены. Вечером она
плотно прикрыла полог, тщательно затушила огонь и убедилась, что дети в
шатре.
Армун проснулась, когда утренняя звезда едва поднялась над горизонтом.
Взяв сонного малыша, она велела Харлу прихватить шкуры и первой вышла в
ночь. При свете звезд они бесшумно миновали черные шатры, в которых еще все
спали, прошли мимо темных силуэтов мастодонтов и отправились к невысокой
скале к северу от стойбища. Там под скалистым навесом она укрыла все
необходимое.
Здесь они провели три дня и три ночи. У них было сушеное мясо и эккотац,
пузыри с консервами мургу. Рядом в ручье была вода.
В укрытии она обстругивала длинные шесты и связывала из них
волокушу-травоис, на которую и погрузила все припасы. На четвертый день они
опять поднялись до рассвета. Удобно устроенный на травоисе, Арнхвит
Радостно ворковал. Харл взял свой лук со стрелами. Армун подняла жерди;
долгий путь начался. Сперва они лесом направились к югу, далеко обойдя
стойбище стороной. И к полудню добрались до колеи, оставленной саммадами во
время перекочевки на север. В бороздах уже выросла трава, но она не могла
скрыть следов мастодонтов и колеи травоисов. Харл высматривал оленей
впереди. Армун налегла на шесты и повернула на восток. Убаюканный ритмом
движения, младенец уснул.
Когда стемнело, они остановились, поужинали холодным мясом - она не
рискнула разжечь огонь - и уснули, закутавшись в шкуры.
Было трудно, но ведь она и не рассчитывала на прогулку. Если бы старая
колея не пролегала по ровному месту, она бы никогда не одолела пути. Когда
дорога шла в гору, за целый день отчаянных трудов ей удавалось осилить
только малую часть того пути, который прошел бы саммад. Она не думала об
этом и не позволяла усталости овладевать собой. Каждый вечер Харл собирал
хворост, они разжигали костер, и Армун готовила еду. Поиграв с ребенком,
она рассказывала ему сказки, внимательно слушал и Харл. Дети не боялись
темноты, начинавшейся за чертой Круга огня. И она не могла позволить себе
страха. Костер горел всю ночь, и она спала с копьем в руке.
Много дней погода была солнечной, потом хлынули проливные дожди. Они
долго не прекращались, колею развезло, и она уже не могла тащить по ней
травоис. В конце концов она соорудила укрытие из ветвей и листьев, и они
стали в нем жить. Отдых был необходим, но она жалела о потерянном времени.
Лето оказалось слишком коротким. Харл каждый день отправлялся на охоту и
однажды принес кролика. Она моментально ободрала его и зажарила. Свежее
мясо показалось всем необыкновенно вкусным.
Дождь прекратился, и земля подсохла, можно было трогаться в путь. Но на
следующую ночь перед рассветом ударил мороз, и трава побелела от холода.
Вновь начиналась зима. Армун с отчаянием поняла, что не одолеет долгого
пути на юг, даже если успеет выйти к побережью до начала зимы. Отправившись
собирать волокушу, она обнаружила, что их постигло новое несчастье.
Стреляющая палка погибла, крошечный рот не закрывался, нежную тварь убил
северный холод... недобрый знак.
Той ночью, когда ребята уже давно уснули, она долго лежала под шкурами,
вглядываясь в мерцающие огоньки звезд. Луна зашла, звездное небо огромной
чашей накрыло землю, и река тхармов текла от горизонта к горизонту.
Звездочки-тхармы мертвых охотников поблескивали холодным светом. И никто не
мог ей помочь. Как могла она оказаться такой дурой, как могла рисковать не
только собственной жизнью, но и жизнями двоих детей. Она ошиблась, но
жалеть было поздно. Сделанного не воротишь. Они здесь. И надо решать, что
делать дальше. Есть ли у нее выбор? Ортнар утверждал, что она может
дождаться Керрика на берегу, но он говорил глупость, просто подыскивал
повод, чтобы не идти с ней. У нее не было припасов, чтобы перезимовать на
берегу, не было шатра... ничего необходимого. Оставалось выбирать одно из
двух: остаться зимовать и замерзнуть или отправиться на юг и замерзнуть на
полдороге. В последнем случае оставался крохотный шанс, - если они не
позволят зиме обогнать их. Впервые с того дня, как они оставили лагерь, она
почувствовала, что слезы защипали глаза, рассердилась на себя за слабость
и, отогнав страхи, завернулась в шкуры и уснула: на следующий день ей
потребуются все силы.
Ночью выпал первый снежок, утром она стряхнула его со шкур, упаковала
пожитки и навалилась на жерди. Вечером за едой она поймала на себе
внимательный взгляд Харла.
- Ешь, - сказала она, - мясо мургу мне нравится не больше, чем тебе, но
оно сохраняет в нас силы,
- Я не о мясе, - ответил он, - снег... Когда мы доберемся до того места,
о котором ты говорила нам... где будет ждать нас Керрик?
- Хотелось бы и мне знать... - Склонившись вперед, она отвела длинные
тонкие волосы с его лба и вдруг заметила легкие морщинки возле глаз. Да,
ему одиннадцать, и он сильный мальчик, но они уже идут так долго. - А
теперь спать, чтобы легче шлось поутру.
Ночью снега не было. День оказался ясным, солнце Почти не грело. Колея
втянулась в речную долину, и она сразу поняла, где находится. Саммады
останавливались здесь недалеко от океана. Армун показалось, что ветер стал
припахкаать солью, и она заторопилась вперед.
Так и есть... у края песка пенились буруны, под обрывом начинался берег.
Опустив голову, она налегла на жерди. И остановилась, только заслышав
предупреждающий крик Харла.
Перед нею к подножию обрыва притулилась крытая дерном землянка, возле нее
стоял закутанный в шкуры охотник. Он застыл без движения, испуганный ее
появлением не менее, чем она. Армун попыталась что-то крикнуть, но слова
застыли в горле.
Это был не тану, одежда его была иной. И лицо. Оно было покрыто шерстью.
Не бородой... мягкая бурая шерсть покрывала его целиком.
Глава шестая
Uposmelikfarigi ikemespeyilane.
VposmelikyUane ikemespeneyil.
Eleiensi topaa abalesso.
Фарт засыпает однажды и утром
пробуждается чилоне. Но от яйца времен
иилане всегда просыпается иилане.
Апофегма иилане
Вейнте с интересом наблюдала за обычной в порту суетой. До этого самого
мгновения Икхалменетс был для нее просто названием - окруженный морем
Икхалменетс. Название выражало все, и теперь она видела почему. Икхалменетс
вырос на берегах уютной бухты. Все ближние острова были скалистыми и
безлесными. Леса подходили к подножью высоких гор, перехватывавших влажные
ветры, которые здесь же проливались дождями или выпадали снегом. Но снег
белел на вершинах гор, а дожди по склонам сбегали вниз. И все-таки
Икхалменетс принадлежал не столько суше, сколько морю. Вдоль берега
сплошной чередой выстроились урукето, иногда между ними попадалась тяжело
нагруженная сегодняшним уловом лодка. Эрефнаис выкрикивала команды,
направляя огромное живое судно к причалу. Вейнте отступила в сторону,
пропуская вниз экипаж.
- Всем оставаться на борту! - приказала Эрефиаис.
Стараясь сдерживаться, Вейнте спросила:
- Этот приказ относится и ко мне?
Эрефнаис задумалась, потом проговорила:
- Я не хочу, чтобы разные дикие слухи о событиях в Алпеасаке
распространялись по городу. Сначала я поговорю с эйстаа, а там, как она
прикажет. Но ты... я не могу приказывать тебе, Вейнте. Я только прошу...
- Просьба излишняя, граничит с оскорблением, капитан.
- Я не хотела оскорблять!
- Понимаю и не вижу причин обижаться. Вейнте не из тех, что болтают на
амбесиде.
Сзади послышалась возня - толстая Акотолп с шумом поднималась наверх,
волоча за собой упиравшегося Эсетту. Знаком она попросила внимания
Эрефнаис.
- Я хочу избавиться от этой обузы, этого бестолкового самца, Я слышала
ваш разговор и обещаю, что никто в городе не услышит от меня о гибели
Алпеасака.
- Я помогу тебе, - сказала Вейнте. - Мы отведем его в ханане. И покой
фарги не будет нарушен.
- Я в долгу перед Вейнте, - ответила Акотолп, выражая удовольствие и
благодарность. - Самца редко можно увидеть в одиночестве. И мне не хотелось
бы вызывать неподходящих эмоций.
Эрефнаис отвернулась. Слухи пойдут немедленно, только не от Вейнте или
толстой ученой. Ее собственный экипаж с радостью разнесет по городу все,
что знает. Нужно немедленно разыскать Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, и
сообщить ей обо всем. Пусть она решает, что делать, и Эрефнаис хотелось
побыстрее избавиться от ответственности.
Пока Акотолп медленно вылезала из урукето, Вейнте ждала на выщербленных
досках причала, жадно вдыхая запахи города, почти забывшиеся во время
путешествия по морю. Она вспоминала резкий запах рыбы, теплого дыхания
фарги, гниющей палой листвы и над всем - аромат города. Чувство радости
переполняло ее - наконец-то на берегу!
- Верно, Вейнте, я разделяю твои чувства, - пропыхтела Акотолп.
Эсетта, которого она крепко держала за руку, с интересом разглядывал
город, но, когда Вейкте взяла его за другую, мгновенно съежился от страха.
Такая реакция развеселила Вейнте, и она сильнее стиснула пальцы.
Они шли по направлению к главной улице Икхалменетса. Фарги поглядывали на
них, выпучив от любопытства глаза, увязывались следом; скоро за ними шла
уже целая процессия. Вейнте обратила к сопровождавшим один глаз и жестом
потребовала внимания.
- Кто из вас обладает совершенной речью и знанием города?
В последовавшей суете совсем юных фарги, стоявших впереди, оттеснили те,
что постарше.
- Нижайшая к высочайшей, которую сопровождает самец. Я обладаю накоторыми
поэнаниями и хочу быть полезной.
- Знаешь ли ты, где находятся ханане?
- Местоположение мне известно.
- Веди нас.
Раздувшись от важности, фарги торопливо проковыляла вперед, и процессия
двинулась по улице. Идущих покрывала густая тень от крепких сучьев, а
солнечных лучей так не хватало под северным ветерком. По освещенной солнцем
полоске вдоль края мостовой они добрались до громадного сооружения. По
обеим сторонам закрытой двери стояли две фарги с сушеными хесотсачами -
знаком их положения.
- Вызови эсекасак ханане, - сказала Вейнте. Часовые смущенно топтались на
месте, покуда Вейнте, сжалившись, не уточнила: - Пойдет эта, ты останешься
на страже.
Появившаяся эсекасак, увидев прибывших, принялась демонстрировать
незнание-о-прибытии и желание повиноваться, Вейнте, жесты которой требовали
уважения и повиновения, обратилась к ней:
- Вот новый самец, которого я отдаю под твою опеку. Давай войдем.
Когда за ними захлопнулась дверь, Вейнте заговорила:
- Его зовут Эсетта; он прибыл из дальнего города за океаном. Эсегга устал
и нуждается в отдыхе. И в уединении, пока эйстаа не прикажет иначе. Ты
будешь приносить ему мясо, и он будет говорить только с тобой. Ты поняла?
- Великая Вейнте пересекла океан, чтобы стать эйстаа в дальнем городе, -
со смирением и гордостью добавила Акотолп.
Вейнте оценила ненавязчивую поддержку.
- Как сказала Вейнте, так и будет, - почтительно ответила эсекасак и
жестами попросила отпустить ее, чтобы немедленно увести Эсетту.
У того хватило ума сдержать раздражение и страх, - ведь его ждал уют и
покой ханане, - и движения его являли только
удовольствие-от-окончания-пути, что было в общем-то верно. У входа все еще
торчали фарги - ничего более интересного они еще не видели и теперь,
притихнув, ждали, что будет дальше. Самая старшая из них, приведшая гостей
сюда, стояла в сторонке, демонстрируя уважение и покорность, Вейнте
поманила ее к себе.
- Как твое имя?
- Мелихеле. Не будет ли позволено низкой узнать. как зовут высокую,
которая говорит?
- Это Вейнте, - ответила Акотолп, стараясь, чтобы славному имени
соответствовали жесты высочайшего уважения.
