имели. Незамеченный, он стоял у входа и слушал хрипловатый голос Имехеи.
Грустная песня напомнила Керрику о том дне, когда Эсетта пел после смерти
Алипола.
Они свободны, а мы заперты.
Они греются на солнце, а мы видим тусклый свет,
Они посылают нас на пляжи, а сами туда не ходят...
Заметив Керрика, Имехеи умолк. Когда он увидел принесенное Керриком мясо,
его ладони окрасились цветом радости. Они ели с жадностью, мощные челюсти и
острые зубы легко справлялись с каждым куском.
- Вы знали Эсетту? - спросил Керрик.
- Это наш брат, - быстро ответил Имехеи и поинтересовался: - Еще мясо
будет?
Керрик сделал отрицательный жест, добавил: "Не скоро" - и спросил:
- Здесь жил еще самец Алипол - вы знали его? Он... был моим другом.
- Имехеи недавно приехал из Энтобана, - произнес Надаске. - Я здесь
давно. Я был здесь, когда Алипол в первый раз ушел на пляж.
- Алипол умел делать красивые вещи. Вы слыхали о них?
- Мы все знаем о них, - вмешался Имехеи. - Мы не так грубы, как самки, и
знаем, что такое красота.
Он повернулся, отодвинул ковер на стене: за ним оказалось углубление.
Поднявшись на цыпочки, он пошарил в нем, достал проволочную статуэтку и
подал ее Керрику.
Это был ненитеск, быть может, тот самый, которого показывал ему Алипол.
Высокий костяной воротник, грозные острые рога, вместо глаз самоцветы.
Керрик взял фигурку и повернулся к солнцу; она засверкала. Он ощущал такое
же восхищение, как и в тот день, когда Алипол впервые показал ему
статуэтку. Но к радости примешивалась и печаль, - ведь Алипола уже не было
на свете. И отправила его на верную смерть Сталлан. Теперь она мертва - и
это справедливо.
- Я возьму это, - заявил Керрик.
Самцы испуганно зажестикулировали. У Имехеи хватило смелости сделать
жест, означавший самку. Керрик понял. Его считали самцом, об этом знал весь
город. Но сейчас он вел себя как самка: дерзко и грубо. Он попытался
поправить положение.
- Вы меня не поняли. Я хотел взять этот красивый предмет, но он останется
в ханане, для которого и сделал его Алипол. Заботившаяся о вашем ханане
эсекасак мертва, и теперь вы в ответе за него. Храните его и берегите.
Они не могли скрыть свои мысли, даже не попытались. Они не были на это
способны, они, лишенные обязанностей затворники, с которыми обращались как
с бессловесными фарги, только что выбравшимися из океана. И теперь они
выслушали новую для себя мысль, сначала перепугались, а затем ощутили
какую-то гордость. Заметив это, Керрик начал понимать, зачем он сохранил им
жизнь. Не ради них, а ради себя. Он был не только тану, но и иилане тоже. И
перед самцами он был готов признать это, не стыдясь. Когда он говорил с
ними, в голову ему приходили мысли, которые принадлежали части его
существа, считавшей себя иилане. Их двое - Керрик-тану и Керрик-иилане.
- Вода у вас есть, еду я принесу. Не выходите отсюда.
Они сделали жесты понимания и согласия. Он удивился силе разделения
общества иилане на полы. Один жест, означавший самку, сразу поставил его на
место. И, когда он начал понимать кое-что из того, что крылось за
услужливыми и обходительными манерами, самцы начали нравиться ему.
В огне потрескивали обглоданные кости: саску, набив животы, дремали на
солнце. Керрик вышел из ханане и уселся у костра. Саноне открыл глаза.
- Мандукто саску, нам есть о чем поговорить! - официальным тоном
обратился к старику Керрик.
- Я слушаю.
Прежде чем начать говорить, Керрик постарался привести в порядок свои
мысли.
- Мы выполнили все, зачем явились сюда. Мургу погибли, нам ничто не
грозит. Теперь ты со своими охотниками можешь возвращаться в свою долину, к
своему народу. Но я должен остаться здесь, - хотя причины такого решения
еще не совсем ясны и мне самому. Я - тану, но я же и иилане, часть меня
принадлежит мургу, вырастившим этот город. Здесь много ценного для тану. И
я не могу уйти, не попытавшись все увидеть и понять. Я думаю о стреляющих
палках, без которых мы никогда бы не победили мургу. - Он умолк, потому что
Саноне остановил его движением руки.
- Я слышу твои слова, Керрик, и начинаю понимать многое из того, что
тревожило меня самого. Мой путь не был прям и становится еще более
запутанным. Теперь я понимаю: когда Кадайр принял обличье мастодонта, он
тяжело топнул о скалу и оставил в ней глубокие следы. Эти следы привели
тебя к нам и мастодонта вместе с тобой, чтобы мы не забыли, откуда мы и
куда нам идти. Карогнис наслал на нас мургу. Но Кадайр послал мастодонта,
переведшего нас через ледяные горы, чтобы в этом месте вкусили мы месть. И
мургу погибли, их город сожжен. Ты ищешь здесь мудрость, а значит, как и
мы, ты идешь по следам мастодонта. Теперь я знаю, что наша долина лишь
часть долгого пути, по которому ведет нас Кадайр. Мы останемся здесь, и все
саску присоединятся к нам.
И хотя Керрик не понимал причины, побудившие мандукто принять такое
решение - глубина познаний старика была от него сокрыта, - но он
приветствовал его с радостью.
- Конечно же... ты сказал именно то, что я думал. Здесь в Алпеасаке
сокрыто столько, что человеку не понять и за сотню жизней. Твой народ умеет
делать шкуры из зеленых растений, камень из жидкой грязи, вы знаете новое.
Алпеасак будет жить.
- Есть ли смысл в звуках, что ты издаешь, и в движениях, что производишь?
Было ли имя у этого города?
- Его звали местом тепла, света... Я не знаю, как сказать это на
сесеке... пески вдоль побережья.
- Деифобен, "золотые берега". Удачное имя. Хотя даже мне, привыкшему к
тайнам и поискам их разгадок, трудно постичь, что мургу одарены речью, а
эти звуки и есть их язык.
- Выучиться было так сложно. - Подумав об иилане, Керрик не смог
удержаться от воспоминаний...
Саноне с пониманием кивал.
- И это след, оставленный нам Кадайром, трудный, нелегкий путь... Теперь
расскажи о пленных мургу. Почему мы не можем убить их?
- Мы воевали вовсе не с ними, они не хотят нам зла. Это самцы, они
никогда не выходили из этой рощи. В действительности они сами были
пленниками самок. Когда я разговариваю с ними, возникает чувство общности,
иное, чем при разговоре с охотниками. Но это касается меня одного. Куда
важнее - они могут помочь нам понять этот город, ведь они - часть его в
большей степени, чем я.
- Путь Кадайра - все существа идут им, даже мургу. Я поговорю с саску.
Твоим мургу не причинят вреда.
- О Саноне, мудрейший из мудрейших, Керрик благодарит тебя.
Саноне невозмутимо выслушал панегирик и кивнул.
- Я скажу это саску прямо сейчас, а потом ты покажешь мне Деифобен.
...Они ходили по городу, пока не стемнело, и уже нельзя было видеть
дороги перед собой, а потом возвратились к приветливому костру возле
ханане. Сопровождавших Керрика саску удивили поля-пастбища, и люди с
радостью обнаружили, что почти все они уцелели. С трепетом взирали на
огромных ненитесков и покрытых броней онетсенсастов. А потом все ели плоды
и перемазались соком, купались в теплой воде возле золотого берега. Всех
восхитила живая модель города - она уцелела, выгорела только часть
прозрачного потолка. Керрик с изумлением обнаружил, как вырос город за эти
недолгие годы. Голова его была так набита впечатлениями и воспоминаниями,
что впервые после расставания с саммадами он не вспомнил об Армун, о шатре,
утонувшем в далеких северных снегах.
Саммады тану опять остановились в том же месте - возле речной излучины.
Снова снег слишком рано выбелил землю, слишком рано остановилась река. На
лугу теперь стояло куда больше шатров. Мастодонты сбились в стадо. Они
трубили и пытались разыскать под снегом траву. Но перед зимою звери
отъелись и каждый день получали корм - запасенное осенью сено. Тану тоже
были сыты. У них хватало и копченого мяса, и вяленых спрутов, они до сих
пор хранили и консервированное мясо мургу. Дети играли в снегу, ведерками
из коры таскали его в шатры, чтобы растопить воду. Все было хорошо, но и
женщины, и дети ощущали отсутствие охотников. Конечно, остались старики и
несколько юношей... Но остальные ушли далеко на юг, где с ними могло
произойти всякое. Старый Фракен вязал узлы на шнурках и знал, сколько
времени миновало с тех пор, как они ушли, - но что значили дни? Выполнили
охотники задуманное или нет?
Или погибли все до единого?
Эта мысль сначала изредка посещавшая умы, теперь Прочно овладела всеми
оставшимися. И женщины толпились возле старого Фракена, когда он разламывал
совиные шарики, открывая мышиные косточки, чтобы по ним прочесть грядущее.
Все хорошо, уверял он. Победа. Все хорошо.
Женщины хотели чаще слышать эти слова и носили старику самые нежные
кусочки мяса, доступные его зубам. По ночам же, во тьме шатров страхи
возвращались. Охотники... где же охотники?
Армун так боялась, что Керрик погиб, что часто вскакивала ночью,
задыхаясь от страха, и прижимала к себе младенца. Проснувшийся Арнхвит
громко вопил с перепугу, а потом утихал, присосавшись к груди. Но Армун
ничто не могло принести утешения, и, окаменев от страха, она лежала, пока
рассвет не вползал на небо. Одиночество возвращалось. Недавно какой-то
мальчишка показал на ее рот и расхохотался. Смех сразу превратился в плач,
когда быстрой рукой она покарала обидчика, но пробудил горькие
воспоминания. Сама того не замечая, Армун ходила теперь по стойбищу.
прикрывая лицо воротом одежды. Будущее без Керрика было пустым и холодным,
она даже не хотела думать о том, что ее ожидает.
А потом много дней подряд валил снег - столько дней, сколько пальцев на
двух руках. Он безмолвно ложился в огромные сугробы, и, когда возвратилось
солнце, невозможно было понять, где земля, где река в этом убеленном мире.
Мастодонты сердито трубили и топтались в снегу; их дыхание белыми клочьями
исчезало в бледно-голубом небе.
Прежде чем устроить Арнхвита за спиной, Армун завернула его в оленью
шкуру. Снег завалил шатер, и ей пришлось раскапывать его изнутри. Кто-то из
женщин уже выбрался наружу. Они окликали друг друга по именам. Но не ее.
Гнев заставил ее позабыть отчаяние. и, уложив ребенка в ременную плетенку,
она отошла от шатров подальше, чтобы не слышать приветливых голосов. Снегу
было по пояс, но она была сильна, и так хорошо было на воле. За спиной,
явно наслаждаясь свежим воздухом, гукал Арнхвит.
Армун шла, пока деревья не закрыли шатры, и только потом остановилась,
чтобы перевести дух. Вперед белела равнина, где-то под снегом таилась река.
Вдали чернели какие-то точки, постепенно приближаясь, и она пожалела, что
зашла так далеко. Оружия у нее при себе не было, даже ножа она не
прихватила с собой. Но все равно, что смогла бы сделать она одна с целой
стаей изголодавшихся хищников.
Точки приближались, Армун уже решила бежать... и замерла.
Точек становилось все больше, они выстроились в цепочку...
Охотники! Неужели?
Застыв, она следила за ними, и наконец стало ясно - это охотники в шкурах
и на снегоступах. Могучая фигура впереди могла принадлежать только
Херилаку. Он вел охотников, прокладывая путь. Прикрыв глаза ладонью, она
попыталась увидеть среди них Керрика, сердце ее бешено колотилось в груди.
Она громко засмеялась и замахала руками. Ее заметили, над равниной
прокатился громкий приветственный клич. Она не могла шевельнуться и только
следила, как они приближаются. Наконец она разглядела заиндевевшую бороду
Херилака, и он услышал ее крик:
- Керрик, где ты?
Но молчал Херилак, и никто из идущих не отозвался - она покачнулась и
едва не упала.
- Он погиб! Я умру! - зарыдала она, когда Херилак подошел ближе.
- Жив твой Керрик. Жив и здоров. Мы победили!
- Почему же он не ответил мне?. Керрик!
Она метнулась вперед, но охотник задержал ее.
- Его нет здесь. Он не вернулся. Остался в спаленном городе мургу. Он
попросил меня позаботиться о тебе. Ты останешься в моем саммаде.
- Керрик! - закричала она, пытаясь вырваться.
Но не смогла.
Глава четвертая
Слова Херилака в один миг прогнали все невысказанные страхи Армун.
