- сообщим о том, кого он должен наказать: язычников, еретиков, слабых в
вере. И тогда злой Путь и бесчестный принц Альфред поймут, что жернова
Господни мелют медленно, но до последнего зерна.
- Куда же мы пойдем? - спросил Альфгар, не желая подчиняться
епископу, но в то же время желая побыстрее оказаться на стороне
победителей, которые помогут ему отомстить. Отомстить этому грабителю,
похитителю невест, тому, кто сначала украл его женщину, потом отнял у
него округ, а потом опять украл ту же женщину. Ежедневно он вспоминал об
этом десятки раз, каждый раз с дрожью стыда; вспоминал, как проснулся с
пучком розог в руках, вспоминал, как смотрели на него любопытные: И ты
ничего не слышал? Он забрал твою женщину? Связал твоего отца, заткнул
ему рот, а тебя просто оставил лежать? И ты не проснулся?
- Франкский флот пересек Узкое море и причалил в Кенте, - ответил
Даниэль. - Недалеко от епархии святого Августина в Кентербери. Они стоят
лагерем в местечке под названием Гастингс.
***
Глядя на стены Кентербери - база в Гастингсе оставлена для
шестидневного набега, - Карл Лысый, король франков, сидел верхом и ждал,
когда процессия, вышедшая из открытых ворот, достигнет его. Он знал, что
это. Во главе он видел священные хоругви, поющих монахов, качающиеся
курильницы. За ними в кресле-носилках седовласая фигура в пурпуре и
белом, качается высокая митра: конечно, это архиепископ Кентерберийский,
примат Англии. Впрочем, вспомнил Карл, в его лагере в Гастингсе остался
Вульфхир, архиепископ Йоркский; он, вероятно, оспорит полномочия этого
архиепископа. Надо было привезти его с собой и посмотреть, как дерутся
эти два старых дурака.
- Как его зовут? - спросил он у своего констебля Годфруа, сидящего
верхом рядом с ним.
Годфруа - подобно королю, он удобно сидел в глубоком седле, с высоко
поднятой лукой, ноги упираются в стальные стремена - поднял глаза к
небу. - Геолнот. Архиепископ Канварбайри. Боже, что за язык!
Наконец процессия достигла цели, гимны стихли. Носильщики опустили
кресло, старик выбрался из него и посмотрел на грозную фигуру перед
собой - на металлического человека, верхом на покрытой металлом лошади.
На горизонте поднимался дым горящих деревень. Старик заговорил.
Немного погодя король поднял железную перчатку, повернулся к папскому
легату Альфонсо Ломбардскому, епископу без епархии - пока.
- Что он говорит?
Легат пожал плечами.
- Понятия не имею. Он как будто говорит по-английски.
- Попробуй поговорить с ним на латыни.
Легат заговорил легко и бегло, на латинском языке Рима - конечно, он
говорил на латинском, как его на современный лад переделали обитатели
этого древнего города. Геолнот, изучавший латынь по книгам, слушал,
ничего не понимая.
- Не говори мне, что он и латинского не знает.
Легат снова пожал плечами, не обращая внимания на попытку Геолнота
ответить.
- Английская церковь. Мы не знали, что дела здесь обстоят так плохо.
Священники и епископы. Их одеяния не канонические. Литургии устарели.
Священники молятся по-английски, потому что не знают латинского. Они
имели даже безрассудство перевести Божье слово на свою варварскую речь.
А их святые! Как можно почитать такое имя, как Виллиброрд? Гинхельм?
Даже Фрайдсвайд! Мне кажется, когда я сделаю доклад его святейшеству, он
всех их лишит сана.
- А потом?
- Это снова будет провинция, управляемая непосредственно из Рима. И
доходы пойдут в Рим. Я говорю, конечно, о церковных доходах, плате за
посвящение в сан, за крещение и погребение, за все священные обряды. А
что касается самой земли - собственности мирских владельцев, - она
принадлежит мирским правителям. И их слугам.
Король, легат и констебль обменялись взглядами, полными понимания и
глубокого удовлетворения.
- Ну, хорошо, - сказал Карл. - Смотрите, кажется, седобородый нашел
молодого священника, знающего немного по-латыни. Скажите ему, чего мы
хотим.
Начал развертываться список требований: компенсация убытков,
снабжение продовольствием, дань с каждого города за защиту от грабежей,
заложники, рабочая сила, которая должна немедленно начать строить
крепость для франков. Глаза Геолнота все шире раскрывались от ужаса.
- Но он обращается с нами, как с побежденными врагами, - запинаясь,
сказал он священнику-переводчику. - Мы не враги. Его враги язычники.
Ведь его призвали мой собрат из Йорка и достойный епископ Винчестера.
Скажи королю, кто я такой. Скажи, что он ошибся.
Карл, уже собиравшийся повернуться к сотне ожидавших его вооруженных
всадников, уловил тон голоса Геолнота, хотя не понял слов. Он не был
необразованным человеком, как большинство обычных франкских
аристократов. В юности он немного изучил латынь, читал рассказы Тита
Ливия об истории Рима.
Улыбаясь, он извлек из ножен свой длинный обоюдоострый меч, поднял
его, как торговые весы.
- Это не нуждается в переводе, - сказал он Годфруа. Потом повернулся
в седле к Геолноту и медленно и четко произнес два слова:
- Vae victis.
Горе побежденным.
***
Шеф обдумал все возможные планы нападения на лагерь Айвара, взвесил
их один за другим, как ходы на шахматной доске, и все отбросил. Новый
способ ведения войны связан со сложностями, которые могут привести к
смятению в битве, к потере людей, к потере всего.
Насколько проще было, когда линия сходилась с линией, сражались один
на один, пока не побеждал сильнейший. Он знал, что его викингам все
меньше и меньше нравятся новшества. И сам тосковал по уверенности обмена
ударами. Но если он хочет победить Айвара и его оружие, он должен
действовать по-новому. Вернее, скрестить старое и новое.
Конечно! Он должен сплавить старое и новое, как мягкое железо и
упругую сталь в его самодельном мече, потерянном в той битве, когда был
захвачен Эдмунд. В его голове сформулировалось слово.
- Flugstrith! - воскликнул он, вскакивая на ноги.
- Flugstrith? - повторил Бранд, отворачиваясь от огня. - Не понимаю.
- Так мы проведем битву. Это будет eldingflugstrith!
Бранд недоверчиво смотрел на него.
- Битва-молния? Я знаю, Тор с нами, но сомневаюсь, чтобы тебе удалось
уговорить его пустить свои молнии в ход, чтобы обеспечить нам победу.
- Я имел в виду не молнию с неба. Битва должна быть быстрой, как
молния. Вот что, Бранд: я чувствую, что знаю теперь, что нужно сделать.
Но я должен разобраться: в голове у меня должно быть все так ясно,
словно произошло в действительности.
***
Теперь, ожидая в темноте предрассветного часа, Шеф чувствовал, что
его план сработает. Викинги одобрили его, расчеты катапульт тоже. И план
обязательно должен сработать. Шеф знал, что после освобождения Годивы,
после того как он упал на глазах у армии, ждущей сигнала к наступлению,
его авторитет в армии и совете почти исчерпан. Многое держат от него в
тайне. Он так и не знает, куда уехал Торвин, почему уехала с ним Годива.
Как и перед стенами Йорка, он считал, что в этой войне в новом стиле
самая легкая часть - само сражение. По крайней мере так будет для него.
Но все же в глубине души он ощущал страх. Не страх смерти или позора.
Страх перед драконом, которого он чувствовал в Айваре. Он подавил этот
страх и отвращение, взглянул на небо, на первые признаки рассвета,
напрягая зрение, пытался различить в тумане вал лагеря Айвара.
Айвар устроил свой укрепленный лагерь в точности так же, как тот, на
который напал король Эдмунд у Стура: неглубокая канава, вал и ограда
поверх него, они образуют три стороны лагеря, четвертая - река Уза,
корабли вытащены на илистый берег. Часовой, расхаживающий по валу за
оградой, тоже участвовал в той битве и остался жив. Его не нужно
предупреждать о бдительности. Но для него темные часы, хоть и очень
короткие в это время года, были самыми опасными. Увидев, что небо
начинает светлеть, почувствовав легкий утренний ветерок, он расслабился
и начал думать о том, что принесет предстоящий день. Ему не хотелось
видеть Айвара Рагнарсона и его мясницкую работу с пленными. Почему,
гадал он, они не нападают? Айвару бросили вызов у Эли, и он на него
ответил. Теперь Сигвартсон и Путь должны считать себя опозоренными.
Часовой остановился, прислонился к достигавшей ему до груди ограде,
боролся со сном. Вспоминал звуки, которые так часто слышатся в последние
дни из-под окровавленных рук Айвара. Вспомнил двести трупов, которые
лежат в свежих могилах. Это результат последних двух недель, забавы
Айвара с пленными мерсийцами. Крикнула сова, и часовой вздрогнул. На
мгновение ему показалось, что это кричит дух, явившийся мстить.
Это была его последняя мысль. Он не успел даже услышать звук
распрямившейся тетивы самострела: стрела пронзила ему горло. Его
подхватили фигуры, появившиеся в тумане из рва, опустили на землю,
подождали. Они знали, что по крику совы одновременно так же убирают
остальных часовых на укреплении. Даже самая мягкая обувь при движении по
траве создает шум. Сотни бегущих ног звучали как небольшие волны,
накатывающиеся на каменистый берег. Темные фигуры устремились к западной
ограде лагеря, их движения были тщательно рассчитаны. Черные фигуры были
еле заметны на фоне черного неба. Но светлеющее небо на востоке показало
бы их силуэты защитникам лагеря, и те могли поднять тревогу.
Шеф стоял в стороне, сжимая кулаки, и наблюдал за нападением: успех
или поражение теперь зависят от нескольких следующих секунд. Брать
лагерь - все равно что брать Йорк, только проще и быстрее. Никаких
неуклюжих движущихся башен, никакого медлительного развертывания
нападения по ступеням. Даже Рагнарсоны оценят этот способ - мгновенное
нападение, победа или поражение в первые же минуты.
Его люди соорудили мосты, сбили вместе крепкие доски. Двенадцати
ярдов длиной и трех шириной. Внизу прикрепили стальными полосами весла,
их древка выставляются с обеих сторон. Каждое древко держат стальные
руки викингов, ощущающих в руках привычное дерево веретена весла, гордые
своей силой, необходимой, чтобы поднять все это сооружение и бежать с
ним к ограде лагеря.
Самый высокие воины впереди. На бегу они кряхтят от усилия, не только
потому, что несут тяжесть: в последнюю минуту они поднимают сооружение
над головами, так что передняя часть оказывается на высоте в семь футов
над поверхностью. Достаточно, чтобы перекрыть шестифутовую ограду
лагеря.
И как только они последним усилием перепрыгнули через канаву, как
только дерево ударилось о дерево, бежавшие впереди отпрыгнули и
покатились в ров. Но не те, что бежали сзади. Как только мост встал на
место, они пробежали по нему и оказались в лагере. Десять, двадцать,
сто, двести уже перебрались через ограду, прежде чем передние
переносчики моста смогли извлечь свое оружие и присоединиться к
нападению.
Шеф улыбнулся в темноте. Шесть мостов было приготовлено, все шесть
участвовали в нападении, и только один не смог перекрыть стену. Он лежал
во рву, а бранящиеся викинги выбирались из-под него и бежали к другим
мостам.
Вопли боли, гневные выкрики: спящие поняли, что нападающие среди них.
Вначале глухие удары топора о плоть, потом звон металла о металл, когда
воины, проснувшись, хватали оружие и начинали защищаться. Шеф последний
раз взглянул на светлеющее небо, заметил, что воины следуют приказанию и
наступают единой линией, убивая, но сохраняя после этого место в строю.
И Шеф побежал.
С восточной стороны лагеря его фримены ждали в темноте, как им и было
приказано, и двинулись вперед при первых звуках нападения. Шеф надеялся,
что правильно рассчитал время. Он поставил их в двухстах ярдах от
