все смотрят на него, зубы сверкают.
- Вперед, - крикнул он, поднимая алебарду и указывая ею в сторону
реки. - Люди Пути...
Поток рвоты ударил из его рта в щит Альфреда. Король, не понимая,
подавился. Шеф согнулся, больше не в силах играть, алебарда выпала из
его рук. Его снова начало рвать, судороги дергали тело, снова и снова.
Он покатился по земле, а армия Пути остановилась, в ужасе глядя на
него. Альфред, поднявший руку, чтобы вызвать свою лошадь, своих воинов,
опустил ее, повернулся и смотрел на бьющуюся на земле фигуру. Торвин
бежал вперед со своего места в тылу. Гул сомнения пронесся по рядам.
Каков приказ? Мы идем вперед? Сигвартсон упал? Кто командует? Викинг? Мы
должны подчиняться пирату? Англичанин? Король Вессекса?
Лежа на траве, в ожидании очередного приступа, Шеф услышал голос
Бранда, который с каменным неодобрительным выражением смотрел на него
сверху вниз.
- Есть старая поговорка, - говорил Бранд. - "Когда слабеет
предводитель армии, слабеет вся армия". Что нам делать, когда он
выплевывает свои внутренности?
Стоять на месте, подумал Шеф, и ждать, пока мне не станет лучше. О
Тор, прошу тебя. Или Господь. Кто бы ты ни был. Сделай это.
***
Айвар глазами, бледными, как разведенное молоко, смотрел на поле
битвы, отыскивая ловушку. Он чувствовал, что она здесь. У его ног - он
сражался по своему выбору во главе клина своего экипажа - лежали тела
трех сильнейших воинов Марки. Все они горели желанием прославиться во
всем христианском мире тем, что покончили с самым жестоким разбойником
севера. И каждый по очереди обнаруживал, что стройная фигура Айвара
скрывает поразительную силу и змеиную быстроту движений. Один из них, с
пробитой грудной клеткой, невольно стонал в ожидании смерти. Мелькнул
быстрый, как язык змеи, меч Айвара, пробил кадык и позвоночник за ним. В
этот момент Айвару не нужны были развлечения. Нужно было спокойствие,
сосредоточенность.
Ничего в лесу. Ничего на флангах. Ничего сзади. Если они сейчас не
захлопнут ловушку, будет поздно. Уже сейчас поздно. Вокруг армия Айвара
без приказа занималась обычными делами после битвы - закрепляла поле
битвы после победы. Одно из многих преимуществ армии викингов: ее
командирам не нужно тратить энергию, объясняя, как делать то, что входит
в обычай. Они просто наблюдают и планируют дальнейшие действия. Теперь
некоторые воины разошлись парами, один добивал раненых, другой в это
время караулил, делая невозможным какому-нибудь другому англичанину,
притворяющемуся лежащим без памяти, неожиданно ударить, прихватить с
собой последнего противника. За ними шли со своими мешками собиратели
добычи, они не раздевали мертвых догола - это будет сделано позже, - а
брали только заметное и ценное. На кораблях лекари занялись перевязками.
И в то же время все посматривали на своих командиров, ожидая
дальнейших приказов. Все знали, что победа - это самое лучшее время для
закрепления преимущества. И занимались своими делами с крайней
поспешностью.
Нет, подумал Айвар. Ловушка была подготовлена, он в этом уверен. Но
не сработала. Вероятно, эти глупцы подошли слишком поздно. Или где-то
застряли в болотах.
Он шагнул вперед, надел шлем на копье, помахал кругами. И немедленно
из укрытия в полумиле ниже по течению, на фланге английской армии
показалась волна всадников, они били ногами в бока лошадей, подгоняя их,
на утреннем солнце сверкала сталь их кольчуг и мечей. Все еще
отступавшие английские мечники закричали, побежали быстрее. Глупцы,
подумал Айвар. Они все еще превосходят Хамала по численности в шесть
раз. Если бы стояли на месте, построили линию, могли бы покончить с ним,
прежде чем мы подойдем. А если бы мы заторопились и разорвали ряды, они
еще могли бы выиграть эту битву. Но что-то в вооруженных всадников
заставляет пеших бежать, даже не оглядываясь.
Во всяком случае перед Хамалом и его верховым патрулем - триста
всадников, все лошади, на которых в армии викингов можно было одеть
седло, - лишь одиночные беглецы. Теперь, после сражения, нужно
уничтожить предводителей, добиться, чтобы королевство никогда больше не
смогло бы подняться. Айвар с удовлетворением заметил, как пятьдесят
человек на самых быстрых лошадях устремились вслед за воином в золотой
короне, которого уже на горизонте увлекали конные таны. Остальные в
путанице телег и повозок старались выбраться на простор. Главная часть
скакала по верху подъема, направляясь в лагерь, расположенный всего в
нескольких сотнях ярдов по ту сторону подъема.
Пора присоединяться к ним. Пора богатеть. Пора развлекаться. Айвар
почувствовал, как его охватывает знакомое возбуждение. С Эллой его
обманули. С Эдмундом нет. Не должны и с Бургредом. А потом - потом одна
из шлюх, а может, кто-нибудь из леди, но какое-нибудь мягкое бледное
незаметное существо, которого никто не хватится. И никто, в суматохе
разграбленного лагеря, смерти и насилия, и не заметит. Конечно, это
будет не та девушка, которую увел у него Сигвартсон. Но будет
какая-нибудь другая. Пока.
Айвар повернулся, осторожно переступил через внутренности лежащего у
его ног человека, надел шлем, махнул вперед щитом. Армия, наблюдавшая за
ним - поле битвы уже очищено, - испустила короткий крик и двинулась за
ним через холм, через трупы, которых уложили солдаты и камни машин. И на
ходу перестраивалась - из отдельных клиньев образовалась единая линия в
четыреста ярдов длиной. Ей вслед смотрели оставленные у кораблей на
страже викинги.
И из своего укрытия в миле выше по течению смотрела армия Пути -
раздраженная, смущенная, уже ропщущая на своего предводителя.
Глава 7
- Мы не можем больше ждать, - сказал Торвин. - Нужно наконец решить
это дело. И немедленно.
- Армия разделилась, - возразил Гейрульф, жрец Тюра. - Если увидят,
что ты уезжаешь, еще более потеряют уверенность.
Торвин нетерпеливым жестом отбросил это возражение. Вокруг него
тянулись нити с развешанными на них священными гроздьями рябины; рядом с
костром Локи воткнуто в землю копье Отина. Как и раньше, в кругу только
жрецы Пути, ни одного мирянина. Они собрались говорить о вещах, о
которых не положено знать мирянам.
- Мы слишком долго говорили себе это, - ответил Торвин. - Всегда есть
что-то более важное. Мы должны были решить эту загадку уже давно, как
только начали подозревать, что этот парень Шеф и есть тот, кого мы ждем:
тот, кто придет с Севера. Мы расспрашивали его друга, расспрашивали ярла
Сигварта, который считал себя его отцом. Но не находили ответа и
занимались другими делами.
- Но теперь мы должны знать точно. Когда он не захотел надевать
подвеску, я сказал: "Еще настанет время". Когда он бросил армию и поехал
за своей женщиной, мы думали: "Он еще молод". Теперь он ведет армию и
ведет ее к катастрофе. А что сделает он в следующий раз? Мы должны
знать. Дитя ли он Отина? И если так, то каким обернется он нам. Отином
всеобщим отцом, отцом богов и людей? Или Отином Больверком, Богом
Повешенных, Предателем Воинов, который собирает у себя героев только для
собственных целей?
- Не зря нет в армии ни одного жреца Отина и вообще в Пути их
несколько. Если это его сын, мы должны знать. А может, он вовсе не его
сын. Есть и другие боги, кроме Всеобщего отца, которые спускаются в наш
мир.
Торвин многозначительно взглянул на трещащий слева от себя костер.
- Итак: позвольте мне сделать то, что давно нужно было сделать.
Поехать к его матери и расспросить ее. Мы знаем, в какой она деревне.
Отсюда не больше двадцати миль. Если она еще там, я расспрошу ее. И если
ответ ее не таков, как мы ждем, нужно будет избавиться от него, пока он
не принес нам еще больших бед. Вспомните предупреждение Виглейка!
Вслед за словами Торвина наступило долгое молчание. Нарушил его
Фарман, жрец Фрея.
- Я помню предупреждение Виглейка, Торвин. И тоже боюсь предательства
Отина. Но я прошу вас подумать, что, может, Отин и его последователи
здесь не без причины. Они удерживают вдали от нас нечто худшее.
И он тоже задумчиво взглянул на костер Локи.
- Как ты знаешь, я видел твоего бывшего подмастерье в Ином Мире, он
стоял там на месте кузнеца Волунда. Но я видел и многое другое в том
мире. И должен вам сказать, что недалеко от нас находится некто, гораздо
более опасный, чем твой подмастерье, - порождение самого Фенриса, внука
Локи. Если бы ты видел его в Ином Мире, ты никогда не смешал бы Отина и
Локи, не принял бы одного за другого.
- Хорошо, - ответил Торвин. - Но прошу тебя, Фарман, подумай вот о
чем. Если в том мире идет война между двумя силами, богами и гигантами,
во главе одних Отин, во главе других Локи, как часто мы даже в своем
мире видим: по мере того как продолжается война, одна сторона начинает
напоминать другую?
Медленно все закивали, в конце концов даже Гейрульф, даже Фарман.
- Решено, - сказал Фарман. - Поезжай в Эмнет. Найди мать парня и
спроси у нее, чей он сын.
Впервые заговорил Ингульф, целитель, жрец Идунн:
- Доброе дело, Торвин, и может принести добро. Когда поедешь, захвати
с собой английскую девушку Годиву. Она уже поняла то же, что и мы. Она
знает, что он освободил ее не из любви. Только чтобы использовать ее как
приманку. Нехорошо никому знать о себе такое.
***
Шеф смутно слышал, после судорог и охватившей его страшной слабости,
что предводители армии спорят о чем-то. В какой-то момент Альфред
пригрозил сразиться с Брандом, тот отбросил эту угрозу, как большой пес
отбрасывает щенка. Помнил, как страстно просил о чем-то Торвин, о
какой-то экспедиции или поездке. Но большую часть дня он только
чувствовал поднимающие его руки, попытки заставить его пить, руки,
которые держат его вслед за этими попытками во время приступов рвоты.
Иногда это руки Ингульфа. Потом Годивы. Но не руки Хунда. Шеф краешком
сознания понимает, что Хунд боится подойти к нему, боится увидеть, что
наделал, и потерять веру в свои лекарские способности. Но теперь, с
приближением темноты, Шеф почувствовал себя лучше, он устал, его клонило
ко сну. А проснется он готовым к действиям.
Но сначала сон. В нем тошнотворный привкус напитка Хунда - привкус
разложения и плесени.
***
Он в расщелине, в горном дефиле, в темноте. Медленно поднимается
вперед, не способный увидеть дальше нескольких футов. Ущелье освещено
только слабым небесным светом, вверху на высоте во много ярдов над
головой видны его рваные края. Шеф движется с крайней осторожностью.
Нельзя споткнуться, пошевелить камень. Иначе что-то набросится на него.
Нечто такое, с чем не справится ни один человек.
В руке он держит меч, слабо сверкающий в звездном свете. Что-то есть
в этом мече - своя собственная воля, яростное стремление. Меч уже убил
своего создателя и хозяина и с радостью сделает это снова, хотя сейчас
он его хозяин. Меч тянет его за руку и время от времени слабо
позвякивает, как будто ударяется о камень. Но, кажется, он тоже знает о
необходимости таиться. Звук не слышен никому, кроме него самого. К тому
же его заглушает шум воды, текущей по дну ущелья. Меч стремится убивать
и готов сохранять тишину, пока не получит такую возможность.
Двигаясь по ущелью, Шеф, как и в предыдущих снах, понимает, кто он
сейчас. На этот раз он невероятно широк в плечах и груди, руки у него
такие толстые, что бугрятся по краям золотых браслетов. Вес браслетов
потащил бы вниз руку любого человека. Он их не замечает.
Но этот человек, он, Шеф, испуган. Дыхание у него неровное, но не от
подъема, а от страха. В животе ощущение пустоты и холода. Это особенно
