страха.
А Солвиц меж тем проговорил:
- Спасибо тебе, Экшен. Ты славно поработал на меня. Но, к сожалению, Язон
динАльт по-прежнему жив, и тебе придется оказать мне еще одну услугу.
- Я не хочу, - выдавил из себя Экшен, удивляясь звукам собственного
голоса.
Конечно, он не хотел вновь становиться исполнителем чужой воли, а тем
более - убийцей собственного молочного брата. Но, с другой стороны,
произносить это вслух в такой ситуации казалось равносильным смертному
приговору. И все же слова были сказаны. Будто еще чей-то, не менее
могущественный, чем у Солвица, разум одновременно вселился в голову Экшена.
Не многовато ли для одного человека?
Солвиц улыбнулся странно и, пожав плечами, очень просто ответил:
- Не хочешь - как хочешь. Мое дело предложить. Но учти: рано или поздно
ты все равно попадешь к кетчерам на планету Жюванс. Кетчеры тебе не
понравятся, и ты попытаешься бежать оттуда. Некий очень упрямый человек
поможет тебе, но вы не сойдетесь во взглядах, и в итоге ты окажешься в
настоящем аду. Если угодно, считай, что этот маленький тартар я создал в
наказание специально для тебя. Этакая, понимаешь ли, шутка гения.
Последние два слова он произнес с известным нажимом и тут же добавил,
небрежно махнув рукой:
- Теперь - иди. И можешь улетать с Эгриси куда твоей душе угодно.
Экшен хотел окликнуть Солвица, уже повернувшегося и медленно, с полным
безразличием уходившего по длинному пустому коридору царского дворца. Но не
сумел вымолвить ни слова. Дыхание неожиданно оперло, перед глазами все
поплыло, ноги сделались ватными. Что и говорить, на такого зверя, как этот
жрец, охотиться его не учили!
С течением времени Экшен все реже вспоминал ту сумасшедшую сцену на
планете Эгриси. Иногда даже начинало казаться, что и не было ничего, а весь
запредельный ужас просто приснился ему однажды после слишком сытного ужина.
Будучи человеком необыкновенно прагматичным и трезвомыслящим, он с детства
не верил в то, что называется судьбой, отрицал саму возможность предсказания
будущего. Поэтому через год-другой просто перестал воспринимать всерьез
абстрактную угрозу. И наконец, всем черноглазым жрецам назло, решил
выяснить, где же находится пресловутая планета Жюванс. В конце концов,
охотник он или не охотник?
В звездных атласах такого мира, разумеется, не значилось. Но, поболтав с
коллегами за кружкой альтаирского зля, щедро сдобренного фомальгаутским
спиртом, Экшен выяснил, в каких примерно краях следует искать нехорошую
планету, если, конечно, верить передаваемым из уст в уста слухам. Легенды
существовали на сей счет разные, но вообще-то все охотники и звероловы в
один голос не рекомендовали туда соваться. Почему? Девять из десяти даже не
хотели заговаривать на эту тему. Но наконец нашелся один, должно быть, самый
пьяный, который доверительно шепнул:
- Кетчеры никому не позволят охотиться на зверей, которых они разводят.
- Кто такие кетчеры? - вздрогнул Экшен от знакомого, но почти забытого
слова.
- А вот этого никто и не знает, но на Жювансе хозяйничают именно они.
Экшена, конечно, заело. Как это хозяйничают?! Закон об охоте един для
всех. В конце кондов, у него с некоторых пор есть галактическая лицензия на
отстрел любых животных, не входящих в официальный список запрещенных видов.
Ну а туманные предупреждения какого-то полумифического Солвица - вообще
бред. Вот теперь уж обязательно Экшен должен лететь на Жюванс! Доберется
туда и докажет - себе и всем, - что никого на этом свете не боится. Потому
что законопослушный житель любой из планет Галактики и не должен никого
бояться. А человечество в лице Космического Флота Лиги Миров обязано
защищать своих граждан.
Вот так примерно рассуждал Экшен, направляя свой видавший виды
межзвездный ялик к планете Жюванс. "И с чего вдруг такая удаль накатила? -
недоумевал где-то в глубине сознания слабенький такой внутренний голос. - Не
иначе, опять какой-то бес вселился". Но думать об этом всерьез не хотелось:
любопытство и охотничий азарт брали верх.
А кетчеры и вправду Экшену не понравились. Люди как люди, но высокомерные
до омерзения.
Они проявляли полное равнодушие практически ко всему внешнему миру...
Разрешили сесть на планету, разрешили ездить и летать куда угодно, разрешили
ловить и убивать любых зверей. Ну, то есть, как разрешили - просто не чинили
никаких препятствий. А вообще молчали все время, подозрительно кивали и
что-то непрерывно записывали, водя световыми лучиками по небольшим синим
пластиночкам, извлекаемым из карманов.
Словом, когда Экшен вернулся из лесу с добычей и сгрузил ее перед своим
кораблем в крохотном космопорту, напоминающем больше всего сугубо временный
военный объект, ялик его оказался арестован. То есть просто-напросто лишен
энергоблока. И тут пресловутые кетчеры разговорились. Оказывается, Экшен
нарушил чуть ли полтора десятка правил, принятых на планете Жюванс. Почему
не предупредили? Да как бы незачем. И вообще, почему он, сам не спросил?
Хороший получился разговор.
Сопротивляться было бесполезно. Его разоружили и заточили в тюрьму -
странного вида звездолет, где он и провел далеко не один день. Сколько
именно, Экшен быстро сбился со счету. Кормили его как-то нерегулярно, во
всяком случае, так казалось по индивидуальным ощущениям, суточных изменений
в освещении не наблюдалось. Спать приходилось просто по мере уставания, а
часов нигде не было. И разумеется, никакая связь не работала. На
определенном этапе один из кетчеров, - то ли сжалившись над ним, то ли
просто так было задумано изначально, - соизволил объяснить следующее:
- Вы будете отбывать здесь наказание вплоть до вынесения нами
окончательного решения.
Очень содержательная информация. Запас оптимизма на этом и иссяк. Экшен
почувствовал, что начинает сходить с ума. Вот тогда-то в его одиночной
камере и появился напарник, товарищ по несчастью. Впрочем, возможно, это был
следователь, ведущий его дело, или вражеский агент-подсадка, или вообще
палач. К тому моменту Экшен уже плохо соображал и был не вполне способен
адекватно оценивать происходящее.
Человек назвался Энвисом и уверял, что он сам кетчер, хотя был для
кетчера невероятно болтлив и прост в общении. Настоящие кетчеры даже имен
своих не говорили. А Энвис пообещал увезти Экшена с этой проклятущей
планеты. Когда? Да как только будет получен приказ. Ответ прозвучал вполне в
кетчерском духе, и Экшен, было оживившийся, снова впал в депрессию.
Но самым удивительным оказалось то, что Энвис обещание выполнил. Был
приказ или нет, узнать так и не удалось, но в один прекрасный день звездолет
с непонятным принципом управления стартовал. Экшен просил высадить его на
первой же обитаемой планете, входящей действительным членом в Лигу Миров. Но
у Энвиса были какие-то свои планы. Остановки на планетах он совершал, но
исключительно на диких и отсталых. Как нарочно. По дороге трюмы чудного
звездолета, предназначенные скорее всего для перевозки животных, постепенно
заполнялись людьми. Зачастую пассажиры говорили на совершенно непонятных
наречиях или не говорили вовсе по причине тяжелого психического состояния.
Когда попадались владеющие меж-языком, Энвис и его подручные быстро
изолировали их друг от друга. Экшен так и не успел ничего выяснить об этих
людях. Ну а потом их всех выгрузили на планете Моналои. И жизнь на ней
действительно оказалась сущим адом;
В общем, сценарий, написанный Солвицом, был "экранизирован" с точностью
до деталей. И когда Экшен как-то внезапно осознал это, то сразу утратил
всякий интерес к жизни. Он уже не рвался к свободе, вообще никуда не рвался.
Единственной радостью стало умиротворяющее действие похлебки из айдын-чумры.
Другие более опытные фруктовики - так их всех теперь называли - рассказали
ему, в чем тут дело. Что ж, наркотик так наркотик. Какая, в конце концов,
разница? Экшен стал мечтать о больших дозах чумрита, пробовал по ходу работы
хватать куски суперфруктов прямо зубами, но десятники приглядывали зорко и
за это всякий раз очень больно били.
Так и протекала жизнь. Если это можно назвать жизнью.
В вечерних разговорах перед сном потихоньку выяснялась общая картина, но
понять все до конца не представлялось возможным. Для самого низшего и
презираемого сословия на планете, то есть для гастарбайтеров, броцлингов,
фруктовиков, шерстяных - слов много, а суть одна, - для них почти вся
информация считалась закрытой. А то, что люди знали и помнили раньше,
катастрофически быстро забывалось. Экшен с некоторым удивлением обнаруживал,
что его память намного устойчивее к внешним воздействиям, нежели у других.
Равно как и его волосы. У большинства они выпадали целыми клочьями, что не
лучшим образом сказывалось и на общем состоянии здоровья. Умирали здесь
часто. Десятники предпочитали уносить фруктовиков с плантаций или из бараков
еще живыми, но иногда прозевывали момент смерти и забирали уже трупы.
Считалось, очевидно, что созерцание мертвецов плохо отражается на
производительности труда.
А сам Экшен оказался необычайно живуч. Он не знал точно, сколько времени
провел на плантациях, он опять сбился со счета в этом бесконечном кошмаре,
но все-таки отчетливо помнил: многие, появившиеся позже него, уже
благополучно исчезли в известном направлении. Они умирали у него на глазах
под палками или просто падали от изнеможения в канаву и там захлебывались.
Попадались и другие такие же, как он, живучие, которые, кстати, и помнили
больше остальных. Эти пытались во всем разобраться, пробовали даже выступить
единым фронтом, организовать нечто вроде подпольного движения, мечтали о
побеге. Кончалось все, как правило, скверно. Обыкновенно находился
предатель, стукач, по его сигналу являлись десятники и забивали главных
зачинщиков палками насмерть.
Среди "живучих" выделялся особый класс фруктовиков, местная охрана
называла их бесноватыми. Этих, должно быть, слишком много помнящих,
одолевало вдруг стремление всем помочь, включая своих мучителей. Они
принимались громко проповедовать, агитировать, призывать к борьбе. Причем
некоторые для пущей эффективности умудрялись выучить отдельные фразы на
немыслимо чуждом для нормального человека моналойском языке. Выступления
бесноватых заканчивались столь же печально, как и все попытки устроить
заговоры. Разве можно было не понимать таких элементарных вещей? И все же
вновь и вновь люди начинали кричать посреди рабочего дня. Очевидно, это был
один из результатов наркотического отравления.
И вот однажды настал страшный момент и для Экшена. В конце невыносимо
долгого, душного, тяжелого, предвещающего грозу дня он услышал голос,
приказывающий ему немедленно объявить для всех важную информацию. Возможно,
доза чумрита превысила некую критическую массу, а возможно, это снова Солвиц
или кто-то еще подселился в его ослабевший разум. Экшен был не в силах
противиться приказу и закричал на всю округу, как самый настоящий бесноватый
фруктовик. Ему стало все равно, что с ним будет после, важнее всего на свете
казалось одно - предупредить людей о начинающемся извержении вулкана и всех
дальнейших связанных с этим бедах. И он кричал, сначала на меж-языке, затем,
как умел, по-моналойски. Кричал, потому что голос приказывал. Наконец он
все-таки узнал этот голос. Или просто сам себя убедил, что узнал. Удобнее
было думать, будто голос принадлежит Теодору Солвицу.
И вот тогда, уже безо всякого приказа, помимо основного текста, Экшен
