пруда появилось нечто большое. Юноша орудовал ведром, пока не увидел
высокого мужчину, покрытого с головы до ног, точно ржавчиной, рыжим волосом.
Рыжий открыл глаза и посмотрел на юношу. Тот поманил его пальцем. Рыжий
поднялся на ноги, неуклюже отряхнулся, выбрался из пруда и пошел следом за
юношей через заросли.
И вот они в замке. Все стражники и челядь разбежались в панике, и
только король стоял перед ними.
-- Это Железный Джон, -- сказал юноша. -- Надо посадить его в железную
клетку и держать здесь, во дворе замка. Если вы запрете клетку, а ключ
отдадите королеве, можно будет ходить по лесу без опаски.
Сцену заволокло туманом. Конец.
На плече Джима лежала тяжелая рука, обросшая рыжей шерстью. Но это его
не беспокоило.
-- Теперь ты понимаешь, -- с небывалой теплотой в голосе сказал
Железный Джон. -- Теперь ты можешь освободить Железного Джона. Давай, Джим,
давай.
Я хотел сказать, что понял далеко не все, точнее, ни черта не понял.
Кое-что почувствовал, но что именно -- не взялся бы выразить словами. Но я
промолчал. Поскольку ощутил, как на глазах выступили слезы. Ни с того ни с
сего. Но стыдиться тут нечего. Это я понимал.
Железный Джон улыбнулся и громадным пальцем стер слезинки с моих щек.
Глава 16
-- Ну, и что там было? -- спросил Флойд, когда я вернулся. Уже в
коридоре слышалось его тромбонио -- хитроумная и блестящая коллекция
золотистых труб и салазок, временами издающая довольно-таки забавные звуки.
К сожалению, большинство из них так и норовило растерзать барабанные
перепонки.
-- Продолжение учебного фильма, -- ответил я как можно беспечнее и
огорчился, услышав в голосе легкую дрожь. Флойд этого не заметил -- он уже
вернулся к игре, -- но Стинго, который лежал на койке и вроде бы спал, сразу
открыл глаз.
-- Учебный фильм? О лесном водоеме, что ли?
-- В яблочко.
-- Теперь ты знаешь, что это за пруд? И кто утопил собаку?
-- Глупая история. -- Флойд выдал коротенький пассаж. -- И все-таки
жалко песика.
-- Это был ненастоящий пес. -- Стинго, как мне показалось, смотрел
выжидающе, но я стиснул зубы и отвернулся. -- И пруд ненастоящий, -- добавил
он.
-- Что ты имеешь в виду? -- Я повернулся к нему.
-- Мифология, дорогой Джим. И ритуалы перехода. На дне пруда сидел
Железный Джон, верно? Я подскочил как ужаленный.
-- Верно! А как ты догадался?
-- Я же говорю -- интересовался когда-то мифами. Впрочем, на самом деле
меня волнует не учебный фильм, как ты его называешь, а тот факт, что
Железный Джон -- здесь, во плоти. Здоровенный и волосатый.
-- Э, ребята, про меня забыли. -- Озадаченный взгляд Флойда
перескакивал с меня на Стинго и обратно. -- Вам не кажется, что небольшое
пояснение будет очень кстати?
-- Да, конечно. -- Стинго свесил с кровати ноги и принял сидячее
положение. -- Человечество создает культуру, а культура создает мифологию,
дабы объяснить свое существование. Далеко не последнюю роль играют мифы и
обряды перехода для мальчиков. Я имею в виду переход от отрочества к
зрелости. В эту пору юноша расстается с матерью и другими женщинами. В
некоторых первобытных культурах мальчики уходят жить к мужчинам и уже
никогда не видят своих матерей.
-- Невелика потеря, -- пробормотал Флойд.
Стинго кивнул.
-- Джим, ты слышал? Всегда и везде матери пытаются лепить сыновей по
своему -- женскому -- образу и подобию. Ради их же блага. Естественно,
мальчики противятся, и в этом им помогает обряд перехода. Тут всегда
замешана уйма символов, поскольку символика -- способ выражения мифов,
лежащих в основе любой культуры.
Я поразмыслил над этим -- и тотчас разболелась голова.
-- Стинго, извини, но я за тобой не поспеваю. Растолкуй.
-- Пожалуйста. Возьмем Железного Джона. Ты сам сказал, что ничего не
понял из фильма. Но я думаю, он все-таки произвел на тебя впечатление. Чисто
эмоциональное.
Я хотел было отмахнуться -- мол, ерунда, -- но спохватился. Почему
ерунда? Уж кому-кому, а себе я стараюсь не лгать никогда. Самое время
последовать этому правилу.
-- Ты прав. Меня проняло, а почему, не знаю.
-- Мифы воздействуют на эмоции, а не на логику. Давай разберем
символику. Молодой человек вычерпал пруд и нашел там Железного Ганса или
Джона, так?
-- Тютелька в тютельку.
-- Железный Джон, по-твоему, кто? Я не о нашем приятеле, а о том, из
легенды... И кто -- тот парнишка?
-- Ну, это не так уж сложно вычислить. Парнишка -- тот, для кого
предназначен фильм. Зритель. Поскольку на этот раз вас в Вериторию не
приглашали, можно предположить, что этот юноша -- я.
-- Ты прав. Итак, ты -- герой мифа, что-то ищешь в пруду, и тебе надо
хорошенько потрудиться с ведерком, чтобы добиться своего. Теперь мы
приближаемся к Железному Джону, волосатому чудищу, живущему на дне водоема.
По-твоему, это живой человек?
-- Конечно, нет. Мужик на дне пруда -- это символ. Элемент мифа.
Воплощение мужества, брутальной натуры. Первобытный самец, который прячется
в каждом из нас под тонким лоском цивилизованности.
-- Отлично, Джим, -- сказал он, понизив голос. -- Идея фильма ясна:
когда мужчина -- не мальчик, а взрослый мужчина -- заглядывает в недра своей
души, погружается в них достаточно долго и упорно, он обнаруживает там
грубого волосатого мужика.
Флойд оторвался от инструмента, у него отвисла челюсть.
-- Не иначе вы, ребята, шизеете в свое удовольствие, а про меня забыли.
-- Мы не шизеем, -- ответил Стинго, -- а пьем из источника древней
мудрости.
-- Ты поверил в этот миф? -- спросил я его. Он пожал плечами.
-- И да и нет. Половое созревание -- трудный процесс, ритуалы
взросления подготавливают мальчиков, дают им уверенность в себе, которой так
недостает на пороге новой жизни. С этим я согласен, но только с этим. Я
говорю твердое "нет" мифу, выдающему себя за реальность. Что мы видим?
Железного Джона -- живого, здорового, залезшего на самый верх. И расколотое
общество, лишенное женщин. Даже не подозревающее об их существовании.
Нехорошо. Я бы даже сказал, паршиво.
Мне стало не по себе.
-- Не во всем с тобой согласен. Честно говоря, кино мне понравилось. Я
ведь не из легковерных простаков, и все-таки меня проняло.
-- И должно было пронять, ведь мифы воздействуют на самые тонкие
материи -- психику и эго. Сдается мне, Джим, детство у тебя было не из
счастливых...
-- Счастливое детство! -- Я рассмеялся. -- Попробуй расти счастливым на
свинобразьей ферме в общении с буколическими селянами, которые по части
умственного развития ненамного выше своей скотины.
-- В том числе твои родители?
Я чуть не взорвался, но сообразил, куда он клонит, и прикусил язык.
Флойд вытряс из инструмента слюну и нарушил паузу:
-- Жалко песика.
-- Это ненастоящий пес, -- повторил Стинго, отворачиваясь от меня. --
Как и все остальное. Символический. Собака -- твое тело, то, чем ты
распоряжаешься: "сидеть!", "лежать!"
Флойд обалдело потряс головой.
-- Слишком глубоко для моего куцего умишка. Как тот пруд. Нельзя ли
ненадолго перейти от теории к практике? Что еще у нас на повестке дня?
-- Разыскать Хеймскура, поинтересоваться у него насчет находки. -- Я с
удовольствием переключился на более злободневную тему. -- Предложения?
-- Пустота в башке, -- сказал Флойд. -- К сожалению. Проклятый бодун,
когда ж ты кончишься?!
-- Хорошо, что хоть один из нас не надрался. -- В голосе Стинго вдруг
появилась нехарактерная нотка раздражения. По личным причинам я слегка
обрадовался -- все-таки живой человек, а не мешок с подарками. Вся эта
мифология основательно вывела меня из равновесия. Ладно, забудем -- сейчас
не до этого.
-- У нас два пути. Можно ронять намеки и выуживать информацию. А можно
взять и выложить напрямик про находку. Лично я -- за второй вариант,
поскольку времени у нас с гулькин нос. -- Десять дней до мрачного финала,
мысленно договорил я. -- Давайте начнем с Золотистого, нашего мажордома.
Похоже, он тут каждую собаку знает.
-- Поручи это мне, хорошо? -- Стинго встал и потянулся. -- Поговорю с
ним по душам и как бы невзначай переведу разговор на науку и ученых. И на
Хеймскура. Скоро вернусь.
Флойд мерил комнату шагами, наигрывая марш. Когда за Стинго затворилась
дверь, он сказал:
-- Ты вроде и впрямь принял близко к сердцу эту лабуду насчет Железного
Джона.
-- Да. А почему, не понимаю. Вот беда.
-- Женщины. У меня шесть сестер и две тетки, я среди них вырос. А
братьев нет. Никогда не думаю о женщинах. Только о какой-нибудь одной -- в
конкретной ситуации.
Не дожидаясь, когда он пустится в жлобские описания какой-нибудь
"конкретной ситуации", я извинился и сбежал на улицу. Размявшись до пота,
возвратился, сделал несколько отжиманий и приседаний и забрался под душ.
Когда вернулся в комнату, Стинго был уже там. Я вопросительно поднял бровь,
а он потряс над головой сомкнутыми руками.
-- Удача! Хеймскур -- вожак шайки, "созидающей во имя науки", так
выразился Вельди.
-- Вельди?
-- Коридорный. Да, у него, оказывается, есть имя. В беседе с ним у меня
сложилось впечатление, что мы попали в сильно дифференцированное общество,
где каждый индивидуум занимает отведенное ему место. Особенно тут уважают
ученых. Вельди отзывался о них с великим почтением -- судя по всему, они
очень влиятельны.
-- Чудненько. Как же нам встретиться с Хеймскуром?
-- Надо подождать. -- Стинго взглянул на часы. -- Вот-вот должен
подъехать экипаж и отвезти нас в резиденцию его высоколобой милости.
-- Опять огненные колесницы?
-- Нет. Однако название не менее зловещее. Транспорт восторга --
каково?
Мы не успели как следует поразмыслить над этим. В дверь отрывисто
постулали, и появился золотистый Вельди.
-- Следуйте за мной, джентльмены. Если угодно. Мы вышли парадным шагом
-- грудь вперед, подбородок вскинут. Пряча все сомнения и опасения. И
все-таки содрогнулись при виде того, что нас поджидало.
-- Транспорт восторга, -- гордо сообщил Вельди, взмахом руки указав на
самую настоящую спасательную шлюпку. Оставалось лишь ломать голову, каким
ветром ее с морских просторов перенесло на сушу. Впрочем, нельзя сказать,
что она прогадала. Белоснежный корпус был украшен вымпелами, белые колеса
прятались под килем. Стоявший у фальшборта капитан в мундире посмотрел вниз,
отдал честь, скомандовал, и к нашим ногам ссыпался веревочный трап.
-- На абордаж! -- Я первым полез на борт. Нас дожидались обитые плюшем
диваны; слуги подобострастно кланялись и протягивали кувшины с
прохладительными напитками. Как только мы расселись, капитан дал сигнал, и
барабанщик на носу пустил частую дробь, а затем повернулся к басовому
барабану. Под металлическое уханье транспорт восторга дернулся и медленно
покатил вперед.
-- Галера, -- сказал Флойд, -- без рабов и весел.
-- Как же -- без рабов! -- Я брезгливо поморщился -- из белого раструба
за моей спиной хлынула брутальная вонь. -- А вместо весел -- педали или
что-нибудь наподобие.
-- Никаких жалоб! -- отрезал Стинго, потягивая вино. -- Что, еще за
брюзжание после огненных колесниц?
Мы помпезно катили между домами, кивали зевакам и время от времени
царственным жестом приветствовали восхищенных фанов. Шлюпка оставила за
кормой нечто вроде жилого квартала и углубилась в пригород, похожий на парк.
