злых намерений.
- Само твое существование приносит вред, и я сразу это заметил. Но
моя доброта способствовала попустительству, и я считаю теперь это
серьезной ошибкой.
- В таком случае, - с достоинством заявил Кьюджел, - я немедленно
удаляюсь. Желаю тебе удачи в оставшуюся часть дня, а засим - прощай.
- Не так быстро, - холодным голосом возразил Фарезм. - Нарушено
равновесие; причиненное зло требует противопоставить ему соответствующее
действие и восстановить Закон Равновесия. Серьезность твоего проступка я
могу объяснить так: если бы я раздробил тебя на мельчайшие возможные
частицы, искуплена была бы только одна десятимиллионная часть вреда.
Необходимо более строгое наказание.
Кьюджел с большой тревогой заговорил:
- Я понимаю, что совершил проступок с серьезными последствиями, но
вспомни: мое участие в этом чисто случайное. Я категорически заявляю,
во-первых, о своем полном незнании, во-вторых, об отсутствии преступных
целей, и, в-третьих, приношу свои глубочайшие извинения. А сейчас,
поскольку мне предстоит пройти многие лиги, я...
Фарезм сделал категорический жест. Кьюджел замолчал. Фарезм глубоко
вздохнул.
- Ты не можешь понять, какое бедствие принес мне. Я объясню, чтобы
тебя не удивили ожидающие строгости. Как я уже упоминал, появление этого
существа - кульминация моих огромных усилий. Я определил его природу,
изучив сорок две тысячи книг, написанных шифрованным языком, - на это
потребовалось сто лет. Вторую сотню лет я готовил точный чертеж рисунка,
который привлечет его, и описывал все необходимые приготовления. Потом я
нанял каменщиков и в течение трехсот лет готовил свой рисунок Поскольку
подобное включает подобное, все вариации и интерсекции создают
супраполяцию всех пространств, включая все промежутки и интервалы в
криптохорроидный виток, совместно существующий в потенциации
субубитального спуска. Сегодня произошла концентрация; "существо", как ты
его называешь, проявилось; и ты в своей идиотской злобе пожрал его.
Кьюджел с ноткой высокомерия заметил, что "идиотская злоба",
упомянутая рассерженным колдуном, была обыкновенным голодом.
- Но что такого необыкновенного в этом существе? В сети любого рыбака
можно найти множество еще более уродливых.
Фарезм выпрямился во весь свой рост, посмотрел на Кьюджела сверху
вниз.
- "Существо", - сказал он резким голосом, - есть ВСЕОБЩНОСТЬ.
Центральный шар - это все пространство, видимое снаружи. Щупальца - это
вихри, ведущие во все эпохи, и невозможно представить себе, какое ужасное
действие ты совершил своим троганием и пробованием, жарением и пожиранием.
- Но ведь я его переварю, - сказал Кьюджел. - И все эти разнообразные
элементы пространства, времени и действительности сохранят свою сущность,
пройдя через мой пищеварительный тракт?
- Ба! Это глупая мысль! Достаточно сказать, что ты причинил вред и
создал серьезное напряжение в онтологической ткани. Неизбежно тебе
придется восстанавливать равновесие.
Кьюджел поднял руки.
- Но, может, произошла ошибка? Может, это "существо" всего лишь
псевдоВСЕОБЩНОСТЬ? И нельзя ли еще раз привлечь это "существо"?
- Первые две теории непригодны. Что касается последней, должен
признать, что в моем мозгу формируется мысль о некоем отчаянном средстве.
- Фарезм сделал жест, и ноги Кьюджела приросли к земле. - Я отправляюсь в
предсказательную, чтобы подумать о всех последствиях этого ужасного
происшествия. В свое время я вернусь.
- К этому времени я совсем ослабну от голода, - раздраженно сказал
Кьюджел. - В сущности корка хлеба и кусок сыра предотвратили бы все эти
события, за которые меня упрекают.
- Молчание! - прогремел Фарезм. - Не забудь, что еще должен быть
решен вопрос о твоем наказании; высшая степень бесстыдной
нерассудительности - укорять человека, который изо всех сил старается
сохранить здравомысленное спокойствие!
- Позволь мне сказать! - ответил Кьюджел. - Если, вернувшись, ты
найдешь меня здесь мертвым, стоит ли зря тратить время на обдумывание
наказания?
- Оживление - это нетрудная задача, - сказал Фарезм. - Множество
смертей в противоположных обстоятельствах, возможно, отчасти соответствуют
степени твоей вины. - Он двинулся к предсказательской, потом повернулся и
сделал нетерпеливый жест. - Идем: проще накормить тебя, чем возвращаться
на дорогу.
Ноги Кьюджела снова стали свободны, и он через широкую арку вслед за
Фарезмом прошел в предсказательскую. В широкой комнате со скошенными
стенами, освещенной трехцветными многогранниками, Кьюджел проглотил пищу,
появившуюся по приказу Фарезма. Тем временем сам Фарезм уединился в своем
кабинете и занялся предсказаниями. Время шло, Кьюджел становился все
беспокойнее, трижды он подходил к входу в кабинет. И каждый раз его
останавливало появление привидения: вначале в форме кровожадного зверя,
затем в виде зигзага энергии и наконец в виде двух десятков блестящих
пурпурных ос.
Обескураженный, Кьюджел вернулся к скамье, поставил локти на длинные
ноги, положил голову на руки и стал ждать.
Наконец появился Фарезм, в мятой одежде, желтый пушок на его голове
превратился в мешанину маленьких шпилей. Кьюджел медленно встал.
- Я установил местонахождение ВСЕОБЩНОСТИ, - сказал Фарезм, и голос
его звучал, как удары большого гонга. - В негодовании, удалившись из
твоего живота, она отскочила на миллион лет в прошлое.
Кьюджел печально покачал головой.
- Позволь выразить свое сочувствие и дать совет: никогда не
отчаивайся! Возможно, "существо" еще появится здесь.
- Перестань болтать! ВСЕОБЩНОСТЬ нужно вернуть. Идем!
Кьюджел неохотно последовал за Фарезмом в маленькую комнатку,
выложенную синей плиткой и накрытую куполом из голубого и оранжевого
стекла. Фарезм указал на черный диск в центре комнаты.
- Становись сюда!
Кьюджел мрачно повиновался.
- В некотором смысле я чувствую, что...
- Молчание! - Фарезм вышел вперед. - Видишь этот предмет? - Он указал
на белый шар размером в два кулака, на котором было вырезано огромное
количество исключительно мелких подробностей. - Это рисунок, повторенный в
моей гигантской работе. Он выражает символическое значение НИЧТО, к
которому по необходимости стремится ВСЕОБЩНОСТЬ, в соответствии со Вторым
законом криптохорроидного родства Кратинжа, с которым ты, вероятно,
знаком.
- Даже не слыхал, - ответил Кьюджел. - Но могу ли я узнать твои
намерения?
Губы Фарезма сложились в холодную улыбку.
- Я собираюсь произнести одно из самых мощных заклинаний. Это
заклинание настолько непостоянно, сильно и связано с непредсказуемыми
последствиями, что Фандаал, верховный волшебник Великого Мотолама,
запретил его использование. Если я с ним справлюсь, ты будешь перенесен на
миллион лет в прошлое. И там будешь жить, пока не выполнишь свою миссию.
Потом сможешь вернуться.
Кьюджел быстро сошел с черного диска.
- Я для такого дела не подхожу. Горячо советую использовать
кого-нибудь другого!
Фарезм не обратил внимания на его слова.
- Миссия, разумеется, заключается в том, чтобы привети этот шар в
контакт со ВСЕОБЩНОСТЬЮ. - Он достал комок спутанного серого вещества. -
Чтобы облегчить поиск, даю тебе этот инструмент. Он соотносит все
существующие в мире слова с известной тебе системой значений. - Фарезм
сунул комок в ухо Кьюджелу, и там он сейчас же присоединился к слуховым
нервным окончаниям. - Теперь, - сказал Фарезм, - в течение трех минут
послушав незнакомый язык, ты сможешь свободно им пользоваться. И еще один
предмет, повышающий возможность успеха, - вот это кольцо. Видишь его
камень: когда ты окажешься на расстоянии лиги от ВСЕОБЩНОСТИ, огонек в
камне будет указателем пути. Ясно?
Кьюджел неохотно кивнул.
- Нужно подумать еще об одном. Предположим, твои вычисления неверны и
ВСЕОБЩНОСТЬ вернулась в прошлое только на девятьсот тысяч лет. Что тогда?
Я должен окончить жизнь в этом предположительно варварском времени?
Фарезм недовольно нахмурился.
- Это предполагает ошибку в десять процентов. Моя система редко
допускает ошибку больше одного процента.
Кьюджел начал подсчитывать, но Фарезм указал на черный диск.
- Назад! И не двигайся во избежание худшего!
Кьюджел, вспотевший, на дрожащих ногах, вернулся в указанное место.
Фарезм отошел в конец комнаты и вступил в кольцо из золотой трубки,
кольцо тут же поднялось и спиралью охватило все его тело. Со стола он взял
четыре черных диска и начал жонглировать ими с такой фантастической
ловкостью, что они расплывались в глазах Кьюджела. Наконец Фарезм отбросил
диски; вращаясь, они повисли в воздухе, постепенно приближаясь к Кьюджелу.
Затем Фарезм достал белую трубу, прижал ее к губам и произнес
заклинание. Труба раздулась и превратилась в огромный шар. Фарезм закрыл
ее конец и, произнося громогласное заклинание, бросил ее на вращающиеся
диски. Все взорвалось. Кьюджела подхватило, сжало, понесло одновременно в
разных направлениях, в то же время его продолжало сжимать со всех сторон -
толчок в противоположном направлении, эквивалентный давлению в миллион
лет. И среди ослепительных вспышек и искаженных изображений Кьюджел
потерял сознание.
Кьюджел проснулся в оранжево-золотом блеске солнца - такого солнца он
раньше никогда не знал. Он лежал на спине, глядя в теплое голубое небо,
более светлое и мягкое, чем небо цвета индиго его собственного времени.
Он пошевелил руками и ногами и, не обнаружив никаких повреждений,
сел, потом медленно встал на ноги, мигая от непривычки к такому яркому
свету.
Топография изменилась совсем немного. Горы на севере казались выше и
круче, и Кьюджел не смог увидеть путь, по которому пришел (точнее, по
которому придет). На месте проекта Фарезма рос лес из деревьев с легкой
пушистой светло-зеленой листвой, на ветвях висели гроздья красных ягод.
Долина была такой же, но реки текли по другим руслам и на различном
удалении видны были три больших города. От долины поднимался незнакомый
терпкий запах, смешанный с запахами плесени и затхлости, и Кьюджелу
казалось, что в воздухе висит какая-то печаль; в сущности он решил, что
слышит музыку - медлительную грустную мелодию, такую печальную, что на
глаза наворачивались слезы. Он поискал источник этой музыки, но музыка уже
прекратилась, растворилась в воздухе, и только когда он перестал
прислушиваться, она вернулась.
Впервые Кьюджел взглянул на утесы, вздымавшиеся на западе, и на этот
раз ощущение deja-vu стало еще сильнее. Кьюджел удивленно потянул себя за
подбородок. Через миллион лет он вторично увидит эти утесы, значит, сейчас
он их видит в первый раз. Но это также и второй раз, потому что он хорошо
помнит предыдущую встречу с холмами. С другой стороны, нельзя нарушать
логику времени, и в соответствии с этой логикой все-таки нынешний взгляд
на утесы - первый. Парадокс, подумал Кьюджел, трудная задача! Но что
вызывало это странное чувство знакомости, которое он ощутил в обоих
случаях?
...Кьюджел отказался от этой темы как не сулящей никакой выгоды и уже
начал поворачиваться, когда его взгляд уловил какое-то движение. Он снова
взглянул на утесы, и воздух вдруг заполнился уже слышанной им музыкой -
музыкой боли и экзальтированного отчаяния. Кьюджел смотрел в удивлении.
Большое крылатое существо в белом пролетело в воздухе над утесами. Крылья
