в марсианской атмосфере.
В госпитале им пришлось объяснять Дядьку даже то, что у него
под черепом вживлена антенна и что ему будет очень больно, если
он сделает что-нибудь такое, чего хорошему солдату делать не
положено. Антенна будет передавать ему и прочие команды, и дробь
барабана, под которую ему надо маршировать.
Они объяснили Дядьку, что такая антенна вставлена не только у
него, а у всех без исключения - в том числе и у врачей, и у
медсестер, у всех военных, вплоть до полного генерала. Они
сказали, что армия зиждется на полной демократии.
Дядек понимал, что это очень хорошая система устройства армии.
В госпитале ему дали отведать малую толику той боли, которую
антенна может ему причинить, если он сделает хоть шаг в сторону
с пути истинного.
Боль была чудовищная.
Дядьку пришлось признать, что только спятивший с ума солдат
не подчиняется своему долгу всегда и везде.
В госпитале ему сказали, что самое главное правило из всех
вот какое: всегда выполняй прямой приказ незамедлительно.
Стоя в строю на железном плацу, Дядек стал понимать, как
много ему надо узнать заново. В госпитале ему сказали не все,
что нужно знать о жизни.
Антенна в голове снова заставила его встать "смирно", и из
головы все вылетело. Затем антенна заставила его снова принять
стойку "вольно", затем опять встать "смирно", потом заставила
его взять винтовку "на плечо", потом снова встать "вольно".
Мысли к нему вернулись. Он еще раз украдкой взглянул на мир.
- Такова жизнь,- говорил себе умудренный опытом Дядек,- то
что-то увидишь украдкой, то в голове опять пусто, а временами
тебе могут причинить жуткую боль за то, что ты чем-то
проштрафился.
Маленькая быстролетная луна неслась по фиолетовому небу
низко, прямо над головой. Дядек не понимал, почему ему так
кажется, но ему казалось, что луна плывет быстрее, чем нужно.
Что-то было не так. И небо, подумал он, должно быть голубое, а
не фиолетовое.
Дядьку было холодно, и ему хотелось тепла. Этот вечный холод
казался ему таким же неестественным, несправедливым, как
суетливая луна и фиолетовое небо.
Командир дивизиона Дядька обратился к командиру его полка.
Командир полка обратился к командиру батальона. Командир
батальона обратился к командиру роты, в которой служил Дядек.
Командир роты обратился к командующему взводом Дядька - к
сержанту Брэкману.
Брэкман обратился к Дядьку, приказал ему подойти строевым
шагом к человеку у столба и задушить его до смерти.
Брэкман сказал Дядьку, что это прямой приказ.
Дядек его выполнил.
Он строевым шагом двинулся к человеку у столба.
Он маршировал под жесткую, жестяную дробь строевого барабана.
Барабан звучал на самом деле только у него в мозгу, его
принимала антенна:
Дрянь-дребедень-дребедень-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Подойдя вплотную к человеку у столба, Дядек замялся на одну
секунду - уж очень несчастный вид был у этого рыжего парня. В
черепе Дядька вспыхнула искорка боли - как первое прикосновение
бормашины к зубу.
Дядек обхватил большими пальцами горло рыжего парня, и боль
тут же пропала. Но Дядек не сжимал пальцы, потому что человек
пытался что-то ему сказать. Дядек не понимал, почему тот молчит,
но потом до него дошло, что антенна вынуждает его молчать, как
все антенны вынуждали молчать всех солдат.
Героическим усилием человек у столба преодолел приказ своей
антенны, заговорил торопливо, корчась от боли:
- Дядек... Дядек... Дядек...- твердил он, и судорожная борьба
его воли с волей антенны заставляла его повторять имя с
идиотской монотонностью.- Голубой камень. Дядек...-сказал он.-
Двенадцатый барак... Письмо.
Жало боли снова угрожающе впилось в мозг Дядька.
Дядек, выполняя свой долг, задушил человека у столба -
сдавливал ему горло до тех пор, пока лицо его не стало багровым
и язык не вывалился наружу.
Дядек сделал шаг назад, встал навытяжку, четко повернулся
"кругом" и промаршировал на свое место, опять под дробь барабана
в голове:
Дрянь-дребедень-дребедень-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Сержант Брэкман кивнул Дядьку, одобрительно подмигнул.
И вновь все десять тысяч солдат встали навытяжку. О ужас!-
мертвец у столба тоже попытался выпрямиться, гремя цепями. Он не
сумел встать по стойке "смирно", как образцовый солдат,- не
потому, что не старался быть образцовым солдатом, а потому, что
был мертв.
Громадное каре разбилось на отдельные прямоугольники.
Прямоугольники механически промаршировали с плаца, и у каждого
солдата в голове бил свой барабан. Посторонний зритель не
услышал бы ничего - только топот сапог.
Посторонний зритель нипочем не догадался бы, кто же по-
настоящему командует, потому что даже генералы, как марионетки,
печатали шаг в такт идиотским словам:
Дрянь-дребедень-дребедень-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень,
Дрянь-дребедень-дребедень.
Глава пятая.
ПИСЬМО НЕИЗВЕСТНОГО ГЕРОЯ
"Мы можем сделать память человека практически
такой же стерильной, как скальпель в
автоклаве. Но крупицы нового опыта начинают
накапливаться почти сразу же. А эти крупицы
образуют логические цепи, не вполне подобающие
образу мыслей солдата. К сожалению, проблема
такого вторичного заражения на сегодняшний
день неразрешима".
- Доктор Моррис Н Касл, Директор
Центра психического оздоровления, Марс
Подразделение Дядька остановилось возле гранитного барака.
Это был один из многих тысяч бараков, ровными рядами уходивших
вдаль, в бесконечность плоской железной равнины. Перед каждым
десятым бараком на флагштоке развевалось знамя, щелкая на резком
ветру.
Все знамена были разные.
Знамя, реявшее над бараком роты Дядька, как ангел-хранитель,
было веселенькой расцветки: в красную и белую полоску, с целой
россыпью звезд на синем фоне. Это был государственный флаг
Соединенных Штатов Америки, что на Земле,- Old Glory. Дальше
реяло знамя Союза Советских Социалистических Республик.
Еще дальше развевалось сказочное зеленое, оранжевое, желтое и
пурпурное знамя с изображением льва, держащего меч. Это было
знамя Цейлона.
Еще дальше было видно белое знамя с алым кругом - знамя
Японии.
Эти знамена обозначали страны, которые разным воинским частям
с Марса предстояло атаковать и захватить, когда начнется война
Марса с Землей.
Дядек никаких знамен не видел, пока сигнал антенны не
позволил ему расслабиться, чуть ссутулиться, обмякнуть - по
команде "разойдись".
Он тупо смотрел на бесконечный строй бараков и флагштоков. На
двери барака, перед которой он оказался, были намалеваны крупные
цифры. Это был номер 576.
Что-то в сознании Дядька отклинулось на этот номер. Что-то
заставило его пристально рассмотреть цифры. И тут он вспомнил
казнь - вспомнил рыжеголового солдата, которого убил, и его
слова про голубой камень и барак номер двенадцать.
В бараке номер 576 Дядек чистил свою винтовку, и делал это с
громадным удовольствием. Главное - он убедился, что все еще
умеет разбирать свое личное оружие. По крайней мере, из этого
уголка памяти в госпитале не все вымели начисто. Он втайне
обрадовался: как знать, может они пропустили еще какие-нибудь
закоулки в его памяти? А почему эта надежда заставила его так
обрадоваться, но не подавать виду, он и сам не знал. Он чистил
шомполом ствол своей винтовки. Это была одиннадцатимиллиметровая
винтовка немецкого образца, однозарядный маузер, оружием этого
типа успешно пользовались испанцы еще в испано-американской
войне, на Земле. Все марсианское вооружение было примерно того
же срока службы. Марсианские агенты, незаметно работая на Земле,
сумели закупить громадные партии маузеров, английских энфильдов
и американских спрингфильдов, и притом по дешевке.
Однополчане Дядька тоже надраивали свое оружие. Масло пахло
хорошо и, забившись кое-где в нарезку, оказывало местами
небольшое, но приятное сопротивление ходу шомпола. Разговоров
почти не было.
Судя по всему, казнь не произвела на солдат особого
впечатления. Если товарищи Дядька и извлекли какой-нибудь урок из
этой казни, они переварили его так же бездумно, как армейский
рацион.
Дядек услышал только одно мнение о своем участии в казни - от
сержанта Брэкмана.
- Справился молодцом, Дядек,- сказал Брэкман.
- Спасибо,- сказал Дядек.
- Молодец он у нас, верно?- обратился Брэкман к остальным
солдатам.
Кое-кто кивнул головой, но Дядьку показалось, что его
товарищи закивали бы в ответ на любой вопрос, требующий
подтверждения, и закачали бы головами, если бы вопрос был
поставлен в расчете на отрицание.
Дядек вытащил шомпол с ветошью, засунул большой палец в
промежуток, образованный открытым затвором, и поймал солнечный
зайчик на блестящий от масла ноготь. Ноготь, как зеркальце,
отбросил луч света вдоль ствола. Дядек прижал глаз к дулу и
замер от восхищения - вот это настоящая красота! Он мог бы
часами, не отрываясь, созерцать эту совершенную, безукоризненную
спираль нарезки в мечтах о счастливой стране, круглый портал
которой виделся ему на дальнем конце ствола. Его блестящий от
масла ноготь, подцвеченный розовым, сиял в конце нарезки, как
истинный розовый рай. Настанет день, когда Дядек проползет вдоль
ствола и доберется до самого рая.
Там будет теплым-тепло, и луна там будет только одна, мечтал
Дядек, и эта луна будет полной, величественной, неторопливой.
Еще одно райское видение померещилось Дядьку в конце ствола, и
четкость картины его потрясла. В раю были три прекрасные
женщины, и Дядек видел их совершенно ясно! Одна была белая,
другая - золотая, третья - шоколадно-коричневая. В
представившейся Дядьку картине золотая девушка курила сигарету.
Дядек поразился еще больше, когда понял, что знает даже марку
сигарет, которые курила золотая девушка.
Это была сигарета "Лунная Дымка".
- Продайте "Лунную Дымку",- громко сказал Дядек. Было приятно
отдавать приказ - чувствовать себя авторитетным, знающим.
- Чего?- сказал молодой солдат-негр, чистивший винтовку рядом
с Дядьком.- Ты чего там бормочешь, Дядек?- сказал он. Солдату
было двадцать три года. Его имя было вышито желтым на черной
полоске над левым нагрудным карманом.
Звали его Вооз*. Если бы в Марсианской Армии допускалась
подозрительность, Боз сразу же попал бы под подозрение. Он был
простым рядовым первого класса, а форма на нем, хотя и
установленного белесовато-зеленого, как лишайник, оттенка, была
из отличного, гораздо более тонкого материала, да и сшита была
не в пример лучше, чем у остальных, в том числе и у сержанта
Брэкмана.
/*Вооз-имя одного из библейских персонажей (кн. Руфь). В
дальнейшем дается его английское произношение - Боз./
У всех остальных форма была из грубой, ворсистой материи,
кое-как сшитая неровными стежками, толстыми нитками. На всех
остальных форма выглядела пристойно, только когда они стояли
навытяжку. При любом другом положении каждый солдат замечал, что
форма у него пузырится в одних местах, а в других трещит, словно
сделанная из бумаги.
Одежда Боза с шелковистой податливостью уступала каждому его
движению. Она была сшита мелкими, многочисленными стежками. А
самое удивительное было вот что: ботинки Боза отливали ярким,
сочным темно-рубиновым блеском - этого блеска другому солдату
вовек не добиться, как бы он ни начищал свою обувку. В отличие
от ботинок всех солдат в ротном бараке, ботинки Боза были
