Малаки Констант задумал эту пересадку из машины на вертолет,
чтобы никто не смог за ним угнаться, не смог разузнать, кто
такой этот посетитель поместья Румфордов, замаскированный
темными очками и фальшивой бородой.
Никто не знал, где находится Констант.
Шофер и пилот тоже не знали, кого везут. Оба они считали, что
Констант - мистер Иона К. Раули.
- Мист-Раули, cap?- сказал шофер, когда Констант вылез из
машины.
- Что? - сказал Констант.
- Вы не испугались, cap?- спросил шофер.
- Испугался?- повторил Констант, чистосердечно озадаченный
вопросом.- А чего мне пугаться?
- Чего?- переспросил шофер, словно не веря своим ушам.- Да
всех этих психов, которые нас линчевать хотели!
Констант улыбнулся и покачал головой. В какую бы передрягу он
ни попадал, ему ни разу в голову не приходило, что он может
пострадать.
- Паника еще никому не помогала, знаете ли,- сказал он. И
почувствовал, что говорит, подражая не только словам Румфорда,
но и певучим аристократическим переливам его голоса.
- Вот это да! У вас, наверное, есть какой-то ангел-хранитель-
оттого-то вы и глазом не моргнули в такой заварухе!- восхищенно
сказал шофер.
Это замечание показалось Константу интересным - шофер точно
описал его поведение среди озверевшей толпы. Поначалу он
воспринял его слова, как некое поэтическое описание своего
настроения. Человек, у которого есть свой личный ангел-
хранитель, чувствовал бы себя точь-в-точь, как Констант...
- Да, cap!- сказал шофер.- Кто-то вас оберегает, это уж
точно!
И тогда Константа осенило: А _ведь_так_оно_и_есть_.
До этого момента озарения Констант воспринимал свое
ньюпортское приключение, как очередное видение наркомана - как
привычное сборище потребителей пейотля - яркое, непривычное,
увлекательное - но абсолютно ни к чему не обязывающее.
Эта низенькая дверца - словно во сне... нереальный фонтан...
громадный портрет девочки-недотроги в белом, с белой, как снег,
лошадкой... похожая на трубу комнатка под винтовой лестницей...
фотография трех сирен Титана... пророчества Румфорда... и
Беатриса Румфорд, растерянная, на верхней ступеньке лестницы...
Малаки Константа прошиб холодный пот. Колени у него грозили
подломиться, а веки задергались. До него наконец дошло, что все
это было на самом деле! Он ничуть не волновался в водовороте
взбешенной толпы, потому что знал, что ему не суждено умереть на
Земле.
Его и вправду кто-то оберегал.
И кто бы это ни был, он берег его шкуру для -
Констант только постанывал, считая на пальцах главные пункты
назначения в одиссее, которую ему предрек Румфорд.
Марс.
Потом Меркурий.
Потом снова Земля.
Потом - Титан.
Если маршрут кончался на Титане, то, наверное, там Малаки
Константа и ждет смерть. Его там ждет _смерть_!
Чему это Румфорд так радовался?
***
Констант дотащился до вертолета, ввалился внутрь, заставив
голенастую, неустойчивую птицу закачаться.
- Вы Раули?- спросил пилот.
- Точно,- сказал Констант.
- Имя у вас чудное, мистер Раули,- сказал пилот.
- Простите? - неприязненно бросил Констант.
Он смотрел через пластиковый купол, прикрывавший кабину,
смотрел на вечернее небо. Он думал: неужели оттуда, сверху, и
вправду чьи-то глаза следят за каждым его шагом? И если там
наверху есть такие глаза и они хотят, чтобы он совершал какие-то
поступки, посещал какие-то места - то как они его заставят?
Боже ты мой, как там наверху холодно, как пусто!
- Я говорю, имя у вас чудное,- повторил пилот.
- Какое еще имя?- спросил Констант. Он начисто забыл дурацкое
имя, которое придумал ради маскировки.
- Иона,- сказал пилот.
Через пятьдесят девять дней Уинстон Найлс Румфорд и его
верный пес Казак материализовались снова. За это время многое
произошло.
Во-первых, Малаки Констант продал все принадлежавшие ему
акции "Галактической Космоверфи"- того концерна, который владел
космическим кораблем под названием "Кит". Он это сделал нарочно
- чтобы его ничто не связывало с единственным реальным средством
сообщения, способным лететь на Марс. А вырученные деньги он
вложил без остатка в акции табака "Лунная Дымка".
Во-вторых, Беатриса Румфорд ликвидировала все свои вклады в
разнообразные бумаги и все вырученные деньги - без остатка -
вложила в "Галактическую Космоверфь", тем самым добившись
решающего голоса во всем, что касалось "Кита".
Далее, Малаки Констант стал писать Беатрисе Румфорд
издевательские письма, чтобы оттолкнуть ее от себя - чтобы стать
для нее абсолютно и навеки отвратительным. Достаточно прочесть
одно такое письмо, чтобы получить представление обо всех. Вот
самое последнее, написанное на фирменном бланке корпорации
"Магнум Опус", корпорации, которая занималась исключительно
финансовыми делами Малаки Константа.
Привет из солнечной Калифорнии, Космическая Крошка! Ух, не
терпится мне трахнуть такую классную дамочку под парой лун на
Марсе! Таких, как ты, у меня еще не было, а я могу поспорить,
что в вас-то и есть главная сладость. С любовью и поцелуями -
для аппетита!
Мал.
Кроме того, Беатриса купила ампулу с цианистым калием -
гораздо более смертельную, чем аспид Клеопатры. Беатриса была
намерена проглотить ее, если когда-нибудь окажется хотя бы в
пределах одного часового пояса с Малаки Константом.
Кроме того, произошел крах на бирже, который в числе других
разорил и Беатрису Румфорд. Она купила акции "Галактической
Космоверфи" по ценам от 151,5 до 169 долларов. К десятой
перепродаже они упали до 6 и на этом замерли, дрожа на табло
мелькающими цифрами десятых и сотых. А так как Беатриса покупала
не только за наличные, но и в кредит, она потеряла все, в том
числе и свой дом в Ньюпорте. У нее осталась только одежда,
благородное имя да утонченное образование.
Далее, Малаки Констант по прибытии в Голливуд закатил
вечеринку, и только теперь, на пятьдесят шестой день, она
подходила к концу.
Далее, молодой человек, обросший самой натуральной бородой,
по имени Мартин Корадубьян, назвался таинственным незнакомцем,
которого пригласили в поместье Румфордов посмотреть на
материализацию. Он был часовщиком из Бостона, ремонтировал часы
на солнечных батарейках и был очень милый лгунишка.
Его россказни закупил журнал за три тысячи долларов.
Сидя в музее Скипа под винтовой лестницей, Уинстон Найлс
Румфорд с удовольствием и восхищением читал рассказ Корадубьяна
в журнале. Корадубьян врал, будто Румфорд сказал ему, что
произойдет в десятимиллионном году от Рождества Христова.
В десятимиллионном году, по словам Корадубьяна, произойдет
грандиозная генеральная уборка. Все документы, относящиеся к
периоду между смертью Христа и миллионным годом нашей эры,
свалят в одну кучу и сожгут. Это придется сделать, сказал
Корадубьян, потому что всякие музеи и архивы займут столько
места, что людям буквально негде будет жить.
Тот период в миллион лет, к которому относилась вся спаленная
ветошь, будет подытожен в учебниках истории одной-единственной
фразой: "_После_кончины_Иисуса_Христа_начался_период_
_перестройки,_длившейся_примерно_один_миллион_лет_".
Уинстон Найлс Румфорд рассмеялся и отложил журнал со статьей
Корадубьяна. Он больше всего на свете любил здорово закрученные
розыгрыши.
- Десять миллионов от Рождества Христова,- сказал он вслух,-
самый подходящий год для фейерверков, парадов и всемирных
ярмарок. Самое время подкладывать порох под краеугольные камни и
вытаскивать на свет божий контейнеры с посланиями потомкам.
Румфорд вовсе не разговаривал сам с собой. В Музее Скипа он
был не один.
С ним была его жена Беатриса.
Беатриса сидела напротив него в кресле с подголовником. Она
сошла вниз, чтобы попросить у мужа помощи в великой беде.
Румфорд невозмутимо заговорил о другом.
Беатриса, и без того похожая на привидение в своем белом
пеньюаре, стала белее свинцовых белил.
- Человек - великий оптимист!- умиленно сказал Румфорд.-
Только подумай - надеется, что наш вид протянет еще десять
миллионов лет,- как будто человек так же приспособлен к жизни,
как черепаха!- Он пожал плечами.- Что ж - может, люди и дотянут
до десятимиллионного года - из чистого упрямства. Как ты
думаешь?
- Что?- сказала Беатриса.
- Угадай, сколько продержится род человеческий?- сказал
Румфорд.
Из-за стиснутых зубов Беатрисы прорвался вибрирующий,
пронзительный, непрерывный звук такой высоты, что человеческое
ухо его почти не воспринимало. Этот стон звучал жутко,
угрожающе, как свист стабилизаторов падающей бомбы.
И грянул взрыв. Беагриса опрокинула кресло, бросилась на
скелет и швырнула его в угол, так что кости загремели: Она смела
все начисто со стеллажей Музея Скипа, разбивая экспонаты о
стены, дробя их об пол.
Румфорд был ошеломлен.
- Боже правый,- сказал он.- Что с тобой стряслось?
- Ах, ты разве не знаешь?- истерически выкрикнула Беатриса.-
Тебе надо объяснять? Можешь читать мои мысли!
Румфорд прижал ладони к вискам, широко раскрыл глаза.
- Помехи и шум - больше ничего не слышу,- сказал он.
- А чему же там еще быть, кроме шума!- сказала Беатриса.-
Меня вот-вот выкинут на улицу, мне хлеба купить будет не на что
- а мой муж посмеивается и предлагает поиграть в угадайку!
- Да ведь это не _просто_ игра!- сказал Румфорд.- Я
спрашивал, сколько протянет род человеческий. Мне казалось, что
это позволит тебе взглянуть на собственные дела как бы в
перспективе.
- К черту род человеческий!- сказала Беатриса.
- А ведь ты его частица,- сказал Румфорд.
- Тогда я попрошусь, чтобы меня перевели в обезьяны!- сказала
Беатриса.- Ни один муж - обезьян не будет стоять, сложа руки,
когда у его обезьянихи отнимают все кокосовые орехи. Ни один
орангутан не подумает отдавать свою жену в космические наложницы
Малаки Константу из Голливуда, Калифорния!
Выпалив эти ужасные слова, Беатриса вдруг успокоилась. Она
устало покачала головой.
- Сколько же протянет род человеческий, мудрец?
- Не знаю,- сказал Румфорд.
- А я-то думала, ты все знаешь,- сказала Беатриса.- Загляни в
будущее, чего тебе стоит.
- Я заглядываю в будущее,- сказал Румфорд,- и я вижу, что
меня не будет в Солнечной системе к тому времени, когда род
человеческий вымрет. Так что для меня это такая же тайна, как и
для тебя.
В Голливуде, Калифорнии, голубой телефон в хрустальной
телефонной будке возле плавательного бассейна Малаки Константа
заливался звоном.
Всегда прискорбно, когда человек падает ниже любого
животного. Но еще более прискорбно падение человеческое, если
ему были предоставлены все земные блага!
Малаки Констант спал мертвецким сном пьяницы, лежа в сточном
желобе своего плавательного бассейна, изогнутого в форме почки.
В стоке застоялось с четверть дюйма тепловатой воды. Констант
был в вечернем костюме: зеленовато-голубые шорты и смокинг из
золотой парчи. Костюм промок до нитки.
Он был совершенно один.
Когда-то бассейн скрывался под неровным ковром плавучих
гардений. Но стойкий утренний бриз отогнал цветы к одному краю
бассейна, как будто свернул одеяло в ногах кровати. Свернув
одеяло, ветерок открыл дно бассейна, усеянное битым стеклом,
вишневыми косточками, спиральками лимонной кожуры, "почками"
пейотля, апельсиновыми дольками, консервированными оливками,
маринованным луком. Среди мусора валялся телевизор, шприц и
обломки белого рояля. Окурки сигар и сигарет - некоторые были с
марихуаной - болтались на поверхности воды.
Плавательный бассейн был совсем не похож на спортивное
сооружение, а смахивал на чашу для пунша в преисподней.
Одна рука Констаята свесилась в бассейн. Под водой у него на
запястье поблескивали золотом часы на солнечной батарейке. Часы
остановились.
Телефон не умолкал.
Констант что-то пробормотал, но не пошевелился.
Звонок умолк. А потом, через 20 секунд, снова зазвенел.
