Председатель тяжело переживал создавшееся положение, не понимая, что
не он один виноват в этом. Он все время ждал, что вот приедет какая-нибудь
инспекция ичревизия, и тогда он получит за все и сполна. Но, пока что, все
обходилось. Из района наезжали иногда разные ревизоры, инспектора и
инструкторы, пили вместе с ним водку, закусывали салом и яйцами,
подписывали командировочные удостоверения и уезжали подобру-поздорову.
Председатель даже перестал их бояться, но, будучи человеком от природы
неглупым, понимал, что вечно так продолжаться не может и что нагрянет
когда-нибудь Высшая Наиответственнейшая Инспекция и и скажет свое
последнее слово.
Поэтому, узнав, что за околицей, возле дома Нюры Беляшовой,
приземлился самолет, Голубев ничуть не удивился. Он понял, что час
расплаты настал, и приготовился встретить его мужественно и достойно.
Счетоводу Волкову он приказал собрать членов правления, а сам,
пожевав чаю, чтобы хоть чуть-чуть убить запах, сел в двуколку и поехал к
месту посадки самолета. Поехал навстречу своей судьбе.
При его появлении толпа расступилась, образовав между ним и летчиком
живой коридор. По этому коридору председапредседатель довольно твердой
походкой прошел к летчику и издалека протянул ему руку.
- Голубев Иван Тимофеевич, председатель колхоза, - четко назвал он
себя, стараясь дышать на всякий случай в сторону.
- Лейтенант Мелешко, - представился летчик.
Председателя несколько смутило, что представитель Высшей Инспекции
такой молодой и в таком скромном чине, но он виду не подал и сказал: -
Очень приятно. Чем могу служить?
- Да я и сам не знаю, - сказал летчик. - У меня маслопровод лопнул и
мотор заклинило. Пришлось вот сесть на вынужденную.
- По заданию? - уточнил председатель.
- Какое задание? - сказал летчик. - Я вам говорю - на вынужденную.
Мотор заклинило.
"Давай, давай заливай больше", - подумал про себя Иван Тимофеевич, а
вслух сказал:
- Если чего с мотором, так это можно помочь. Степан, - обратился он к
Лукову, ты бы пошуровал, чего там такое. Он у нас на тракторе работает, -
объяснил он летчику. Любую машину разберет и опять соберет.
- Ломать не строить, - подтвердил Луков и, достав из бокового кармана
своей промасленной куртки разводной гаечный ключ, решительно двинулся к
самолету.
- Э-э, не надо, - поспешно остановил его летчик. - Это не трактор, а
летательный аппарат.
- Разницы нет, - все еще надеялся Луков. - Что там гайки, что здесь.
В одну сторону крутишь закручиваешь, в другую сторону крутишь -
откручиваешь.
- Вам надо было не здесь садиться, - сказал председатель, - а возле
Старо-Клюквина. Там и МТС, и МТМ враз бы все починили.
- Когда садишься на вынужденную, - терпеливо объяснил летчик, -
выбирать не приходится. Увидел поле не засеяно, прижался.
- Травопольной системы придерживаемся, потому и не засеяно, - сказал
председатель, оправдываясь. Может, хотите осмотреть поля или проверить
документацию? Прошу в контору.
- Да зачем мне ваша контора! - рассердился летчик, видя, что
председатель к чему-то клонит, а к чему, непонятно. Хотя подождите. В
конторе телефон есть? Мне позвонить надо.
- Чего ж сразу звонить? - обиделся Голубев. - Вы бы сперва
посмотрели, что к чему, с народом бы поговорили.
- Послушайте, - взмолился летчик, - что вы мне голову морочите? Зачем
мне говорить с народом? Мне с начальством поговорить надо.
"Во какой разговор пошел, - отметил про себя Голубев, - на "Вы" и без
матюгов. И с народом говорить не хочет, а прямо с начальством".
- Дело ваше, - сказал он обреченно. - Только я думаю, с народом
поговорить никогда не мешает. Народ, он все видит и все знает. Кто сюда
презжал, и кто чего говорил, и кто кулаком стучал по столу. А чего там
говорить! Он махнул рукой и пригласил к себе в двуколку. Садитесь, отвезу.
Звоните сколько хотите.
Колхозники снова расступились. Голубев услужливо подсадил летчика в
двуколку, потом взгромоздился сам. При этом рессора с его стороны до
отказа прогнулась.
2
Дежурный по части капитан Завгородний в расстегнутой гимнастерке и
давно не чищеных, покрывшихся толстым слоем пыли сапогах, изнывая от жары,
сидел на крыльце штаба и наблюдал за тем, что происходило перед входом в
казарму, где размещалась комендантская рота.
А происходило там вот что. Красноармеец последнего года службы Иван
Чонкин, маленький, кривоногий, в сбившейся под ремнем гимнастерке, в
пилотке, надвинутой на большие красные уши, и в сползающих обмотках, стоял
навытяжку перед старшиной роты Песковым и испуганно глядел на него
воспаленными от солнца глазами.
Старшина, упитанный розовощекий блондин, сидел, развалясь, на
скамеечке из некрашеных досок и, положив ногу на ногу, покуривал
папироску.
- Ложись! - негромко, словно бы нехотя скомандовал старшина, и Чонкин
послушно рухнул на землю.
- Отставить! - Чонкин вскочил на ноги. - Ложись! Отставить! Ложись! -
Товарищ капитан! - крикнул старшина Завгороднему. - Вы не скажете, сколько
там на ваших золотых?
Капитан посмотрел на свои большие часы Кировского завода (не золотые,
конечно, - старшина пошутил) и лениво ответил:
- Половина одиннадцатого.
- Такая рань, - посетовал старшина, - а жара уже хоть помирай. - Он
повернулся к Чонкину. Отставить! Ложись! Отставить!
На крыльцо вышел дневальный Алимов.
- Товарищ старшина, - закричал он, - вас к телефону!
- Кто? - спросил старшина, недовольно оглядываясь.
- Не знаю, товариш старшина. Голос такой хриплый, будто простуженный.
- Спроси, кто.
Дневальный скрылся в дверях, старшина повернулся к Чонкину.
- Ложись! Отставить! Ложись!
Дневальный вернулся, подошел к скамейке и, с участием глядя на
распластанного в пыли Чонкина, доложил:
- Товарищ старшина, из бани звонят. Спрашивают: мыло сами будете
получать или пришлете кого?
- Ты же видишь, я занят, - сдерживаясь, сказал старшина. - Скажи
Трофимычу - пусть получит. И снова к Чонкину: - Отставить! Ложись!
Отставить! Ложись! Отставить!
- Слышь, старшина, - полюбопытствовал Завгородний. - А за что ты его?
- Да он, товариш капитан, разгильдяй, - охотно объяснил старшина и
снова положил Чонкина. Ложись! Службу уже кончает, а приветствовать не
научился. Отставить! Вместо того, чтоб как положено честь отдавать, пальцы
растопыренные к уху приставит и идет не строевым шагом, а как на
прогулочке. Ложись! Старшина достал из кармана платок и вытер вспотевшую
шею. Устанешь с ними, товариш капитан. Возишься, воспитываешь, нервы
тратишь, а толку чуть. Отставить!
- А ты его мимо столба погоняй, - предложил капитан. - Пусть пройдет
десять раз строевым шагом туда и обратно и поприветствует.
- Это можно, - сказал старшина и заплевал папироску. - Это Вы
правильно, товарищ капитан, говорите. Чонкин, ты слышал, что сказал
капитан?
Чонкин стоял перед ним, тяжело дыша, и ничего не отвечал.
- А вид какой! Весь в пыли, лицо грязное, не боец, а одно
недоразумение. Десять раз туда и сюда, равнение на столб, шагом...
старшина выдержал паузу, - марш!
- Вот так, - оживился капитан. - Старшина, прикажи: пусть носок тянет
получше, сорок сантиметров от земли. Эх, разгильдяй!
А старшина, ободренный поддержкой капитана, командовал:
- Выше ногу. Руку согнуть в локте, пальцы к виску. Я тебя научу
приветствовать командиров. Кругом... марш!
В это время в коридоре штаба зазвонил телефон. Завгородний покосился
на него, но не встал, уходить не хотелось.
Он закричал:
- Старшина, ты посмотри, у него обмотка размоталась. Он же сейчас
запутается и упадет. Прямо со смеху умрешь. И зачем только такое чучело в
армию берут, а, старшина?
А телефон в коридоре звонил все настойчивей и громче. Завгородний
неохотно поднялся и вошел в штаб.
- Слушаю, капитан Завгородний, - вяло сказал он в трубку.
Расстояние между деревней Красное и местом расположения части
составляло километров сто двадцать, а может быть, больше, слышимость была
отвратительная, голос лейтенанта Мелешко забивали какой-то треск, музыка,
и капитан Завгородний с трудом понял, в чем дело. Сначала он даже не
придал сообщению лейтенанта должного значения и вознамерился вернуться к
прерванному зрелищу, но по дороге от телефона к дверям до него дошел смысл
того, что он только что услыхал. И, осознав случившееся, он застегнул
ворот гимнастерки, отер сапог о сапог и пошел докладывать начальнику
штаба.
Постучав кулаком в дверь (начальник штаба был несколько глуховат),
Завгородний, не дожидаясь ответа, приоткрыл ее и, переступив порог,
закричал:
- Разрешите войти, товарищ майор?
- Не разрешаю, - тихо сказал майор, не поднимая головы от своих
бумажек.
Но Завгородний не обратил на его слова никакого внимания, он не
помнил случая, чтобы начальник штаба кому-либо что-либо разрешил.
- Разрешите доложить, товарищ майор?
- Не разрешаю. - Майор поднял голову от бумаг. - Что у вас за вид,
кпитан? Не бриты, пуговицы и сапоги не начищены.
- Пошел ты... - вполголоса сказал капитан и весело посмотрел майору в
глаза.
По губам капитана начштаба понял примерный смысл сказанного, но не
был уверен в этом, поскольку вообще не мог себе представить, чтобы младший
по званию дерзил старшему. Поэтому он сделал вид, что не понял капитана, и
продолжал свое:
- Если вам не на что купить крем в военторге, я вам могу подарить
баночку.
- Спасибо, товарищ майор, - вежливо сказал Завгородний. - Разрешите
доложить: у лейтенанта Мелешко отказал мотор, и он сел на вынужденную.
- Куда сел? - не понял начштаба.
- На землю.
- Перестаньте острить. Я вас спрашиваю, где именно приземлился
Малешко.
- Возле деревни Красное.
- Что же делать? - Он растерянно посмотрел на Завгороднего.
Тот пожал плечами.
- Вы начальник, вам виднее. По-моему, надо доложить командиру полка.
Начальник штаба и раньше не отличался большой смелостью по отношению
к вышестоящим командирам, но теперь, по причине глухоты, боялся их еще
больше, помня, что его в любое время могут уволить в запас.
- Командир сейчас занят, - сказал он, - руководит полетами.
- Вынужденная посадка - летное происшествие, - напомнил Завгородний.
- Командир должен знать.
- Значит, вы думаете, удобно отрывать командира для этого дела?
Завгородний промолчал.
- А может, Мелешко сам как-нибудь справится с этим?
Завгородний посмотрел на него с сочувствием. Начштаба перевелся сюда
из пехоты и мало понимал в летном деле.
- Разрешите отлучиться из части, товариш майор. Я сам доложу
командиру.
- Вот и правильно, - обрадовался майор. - Вы сами идите и доложите
ему от своего имени. Вы дежурный по части и имеете право. Постойте,
Завгородний. Как же вы уйдете? А вдруг в части что-нибудь случится.
Но Завгородний уже не слышал его, он вышел и плотно закрыл за собой
дверь.
Примерно через час он вернулся в штаб с командиром полка
подполковником Опаликовым и с инженером полка Кудлаем. В штабе к тому
времени оказался еще подполковник Пахомов, командир батальона аэродромного
обслуживания. Он выяснял с начальником штаба какие-то свои дела и при
появлении Опаликова хотел уйти, но тот его задержал. Стали обсуждать, что
делать. Кудлай сказал, что на складе запасных моторов нет, а из дивизии
раньше, чем через неделю ничего не получишь. Завгородний предложил
