Там народу уже сидело видимо-невидимо. Тысячи, а может
быть, даже десятки тысяч. Они сидели тихо, некоторые
поодиночке, другие группами. Все таращились в небо, и все
молчали.
Какой-то молчаливый заговор.
Пробираясь между сидящими и лежащими, я нечаянно наступил
кому-то на ногу. Владелец ноги вскрикнул и начал было
ругаться, но на него тут же зашикали, и он замолчал.
Я нашел свободное место, сел прямо в пыль среди
выгоревшей травы и тоже стал смотреть. Хотя отдельные серии
этого фильма я видел еще шестьдесят лет назад, я ни одной из
них не запомнил и не понял. Я не понимал их по-английски,
не понимал по-немецки. И сейчас по-русски тоже ничего не
мог понять. По-моему, все содержание сводилось к тому, что
герои постоянно переодевались, пили шампанское, ездили на
"кадиллаках" и говорили о каких-то миллионах. Как и
полагается, фильм время от времени прерывался рекламой
зубной пасты, стирального порошка и японских электромобилей.
Впрочем, меня занимали не содержание фильма и не реклама, а
грандиозность зрелища наверху и реакция зрителей внизу. То
есть реакции практически не было никакой. Зрители, как бы
состоя в общем массовом заговоре, хранили полнейшее
молчание, но, когда на небесном экране два бывших чемпиона
по боксу стали жевать гамбургеры фирмы "Макдоналдс", все
сидевшие вокруг меня непроизвольно зачавкали. И мне тоже
вдруг так захотелось свежего гамбургера с ватной булкой и
пузырящейся кока-колой, что я даже, кажется, застонал от
вожделения. Моя реакция вызвала крайнее недовольство
публики. Со всех сторон на меня зашикали, а кто-то даже
ткнул кулаком в бок.
Впрочем, досмотреть фильм до конца мне, так же как и
другим, не удалось. В тот самый момент, когда один герой
небрежно передавал другому чек на четырнадцать миллионов
долларов, над головой возник решительно нараставший гул
моторов и на океанском пляже, где главная героиня загорала
со своим стареющим, но исключительно богатым любовником,
появилась целая армада тяжелых бомбардировщиков, которые,
рассредоточившись, стали обстреливать облака трассирующими
снарядами.
Тут же послышался шум моторов на земле, и в среде
зрителей произошло замешательство.
- Облава! - крикнул кто-то, и это слово пошло по рядам,
как огонь по бикфордову шнуру:
- Облава! Облава! Облава!
Люди поспешно вскакивали, подхватывали свои подстилки и
подушки и разбегались в разные стороны. При этом они
подняли столько пыли, что не было видно уже не только
фильма, а даже ближайшего соседа.
Я тоже вскочил, не зная, что делать. Если это
действительно облава, то мне (так я подумал), пожалуй, было
бы лучше всего попасться в нее. Я давно мечтал, чтоб на
меня хоть как-то обратили внимание.
Моторы и наверху и внизу ревели все громче.
Пыль стояла такая, что у меня забило нос, уши и глаза, я
ничего не видел. Вдруг вспыхнул ослепительный свет, который
шел одновременно со всех сторон. Я слышал топот многих ног,
а потом крики и выстрелы.
Как раз в это время кто-то схватил меня за руку и потащил
куда-то. Хотя неизвестный человек тащил меня весьма
невежливо и решительно, я почему-то подумал, что это друг,
который хочет меня спасти.
Я подчинился ему. Когда он побежал, я побежал с ним
вместе.
Вскоре мы оказались в каком-то кривом переулке.
Было очень светло и шумно. Я задрал голову и увидел, что
самолеты все еще кружатся под облаками и стреляют. При
помощи специальных снарядов они разгоняли облака и частично
успеха уже достигли. Небо было разорвано в клочья, но на
оторванном от общего слоя облаке стареющий миллионер все еще
протягивал стакан виски уже расстрелянной бомбардировщиками
юной любовнице.
Мой неожиданный поводырь затащил меня за угол какого-то
сарая и, отпустив мою руку, стал отряхиваться, кашляя и
чихая. Глядя на его шишковатую голову, я подумал, что я его
раньше видел.
Как раз в этот момент он повернул ко мне свое лицо и
спросил шепотом:
- Вы меня узнаете?
Это был опять Охламонов.
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
Мы шли, плутая, тихими переулками, дворами, задворками,
дважды бегом пересекли широкие проспекты, прошли через
таинственный и безмолвный парк и опять крались каким-то
извилистым путем, прижимаясь к стенам домов, избегая встреч
с патрулями и случайными прохожими. Впрочем, случайных
прохожих, как я уже понял, в этом городе не было.
Когда во втором парке мы остановились передохнуть, я
спросил Охламонова, куда мы идем.
- К друзьям, - ответил он коротко, и мы двинулись дальше.
Облачный покров на небе был уже растерзан в клочья, но
самолеты все еще рычали, злобно тараня отдельные скопления
светящегося пара.
Оголенный серп молодого месяца стыдливо торчал; среди
этого безобразия.
Пройдя еще минут пять-шесть, мы миновали приземистую
постройку и уткнулись в густой кустарник.
- Теперь слушайте меня внимательно, - зашептал Охламонов.
- Сейчас мы проползем под кустами, там в заборе будет
небольшая дырка. За ней широкая улица. Сначала я вылезу в
дырку и перебегу на другую сторону. Вы немного подождете.
Если со мной что-нибудь случится, я закричу "караул!
грабят!". Тогда вы остаетесь на месте под кустами, к вам
придет кто-нибудь из наших. Может быть, это будет даже
кто-то из ваших знакомых. Если вы не услышите крика, то
через пару минут вылезайте и тоже бегите прямо к большому
дому напротив. Вбегаете в крайний левый подъезд, закрываете
за собой дверь и спускаетесь в подвал. Осторожней, там
темно. Когда будете спускаться, держитесь за перила.
Эта часть нашей операции прошла успешно, и через
несколько минут Охламонов тащил меня за руку по мрачным
подвальным лабиринтам. Потом он постучал, открылась
какая-то дверь, закрылась, открылась вторая, и я увидел
компанию молодых людей обоего пола, которые при свете
коптилок пировали под большим портретом... Сим Симыча.
- Господа! - закричал Охламонов, и голос его после
тишины улиц прозвучал оглушительно. - Посмотрите, кого я
вам привел! Наш Классик с нами! Штрафную нашему Классику!
Молодые люди немедленно вскочили на ноги, держа в руках
пластмассовые стаканчики. Какая-то девица в длинном до пят
черном платье из крашеной мешковины подбежала ко мне со
стаканчиком, наполненным до краев.
- Выпейте с нами.
- А кто вы? - спросил я, недоверчиво принимая стаканчик.
- Разве вы не поняли, Виталий Никитич? - улыбаясь
спросил Охламонов. - Мы ваши единомышленники. Мы - симиты.
Все присутствующие смотрели на меня с любопытством.
Где-то за последним столом, в самом дальнем углу я заметил
рассеченный лоб Дзержина.
- Дорогие комсоры, - сказал я, оглядываясь, куда бы
поставить стаканчик. - Вы свою гнусную провокацию
разработали очень ловко, но она не проходит. Я не симит. В
прошлой своей жизни я знал многих людей и с Симом Симычем
Карнаваловым был знаком тоже. Но я никогда не был с ним
заодно, никогда не разделял его убеждений, и вы меня на
такой дешевой мякине не проведете.
Сказав это, я вдруг автоматически, сам от себя того не
ожидая, залпом выпил содержимое стаканчика и чуть тут же не
свалился с катушек.
Мне приходилось в жизни употреблять и денатурат, и
политуру, и тормозную жидкость для самолетов, но такой дряни
я все же еще не пробовал.
- Классику ура! - крикнул Охламонов.
- Ура! - закричали другие.
- Кстати, - сказал я, - Классиком я сам себя не называл.
Это вы мне эту кличку придумали, а я на нее вовсе не
претендую.
- Скромности нашего Классика ура! - опять прокричал
Охламонов.
- Слава Симу! - провопил кто-то.
- Да здравствует самодержавие!
Дураки, подумал я, вот дураки. Ну неужели они думают,
что меня с моим-то опытом можно поймать на такой дешевке?
- Дзержин Гаврилович! - крикнул я. - А что это ты там в
углу прячешься?
- А я вовсе не прячусь, - сказал Дзержин и, выйдя из-за с
стола, стал пробираться ко мне. - Я рад, дорогуша, что ты к
нам пришел. Я с самого начала знал, что ты наш и что ты нам
поможешь. Дайте второй стакан Классику!
Та же девица в черном поднесла мне второй стакан. Я взял
его. Мне терять было нечего.
- Так вот, - сказал Дзержин, приблизившись. - Никакой
провокации быть не может. Ты можешь нам верить или не
верить, но бояться тебе нечего. Ты все равно приговорен
Верховным Пятиугольником к забвению. Если даже мы окажемся
провокаторами, то мы для тебя все равно ничего худшего не
придумаем. Так что доверься нам, давай выпьем, а потом
потолкуем.
РАЗГОВОР С ДЗЕРЖИНОМ
Разговор произошел в здешнем подвальном кабесоте.
Собственно, сам разговор я почти не помню. Но вот что
сказал мне Дзержин. Наступают очень серьезные события. Во
всем Москорепе и на обширной территории Первого Кольца зреет
недовольство населения коммунистическими и социалистическими
порядками. Движение симитов растет и грозит превратиться в
стихийное. В это же время служба БЕЗО ("Или, иначе говоря,
ЦРУ, - сказал Дзержин. - Понимай как знаешь") получила
совершенно точные сведения, что швейцарские врачи приступили
к размораживанию Сима. Вероятно, сразу после разморожения
он двинется сюда. Его приход неизбежен, но власти готовятся
к сопротивлению, которое следует предотвратить. Надо
отвлечь их внимание.
- Каким образом? - спросил я.
- Ты должен пойти на уступки, чтобы они сосредоточились
на твоем юбилее. Им это настолько нужно, что они положат на
это последние силы, а мы этим воспользуемся.
- Кто - вы? - спросил я. - Или вот лично ты кто?
Генерал БЕЗО, агент ЦРУ или симит?
- А, - махнул он рукой, - это неважно. В этой стране уже
никто не знает, кто он на самом деле. Во всяком случае, ты
должен сделать такую уступку, чтобы власти на нее клюнули,
но чтобы Сим сохранился хотя бы и под другим именем.
- То есть? - спросил я.
- То есть... - Дзержин наклонился к моему уху и быстро
нашептал свой план.
- Но ты понимаешь, что я лично симовских идей не разделяю
и приходу его способствовать не желаю. Пожалуй, я его
все-таки вычеркну.
- Уже поздно, - грустно сказал Дзержин.
ЮБИЛЕЙ
Это было настоящее столпотворение. Пропуска проверяли,
начиная от площади Бдительности. У Большого театра
сосредоточились наряды конных внубезовцев, и пробиться к
Дому Союзов можно было только сквозь коридор, образованный
двумя шеренгами автоматчиков. Меня сопровождали два
полковника БЕЗО, причем один из них был дважды Герой
Москорепа. Он мне сам сказал, что свои боевые награды
получил за создание заградительных отрядов на
Бурят-Монгольской войне. (Я выдал бы ему и третью звезду
Героя за то, что именно он нашел и вернул мне мои ботинки,
которые, как я и думал, были украдены дежурной гостиницы
"Социалистическая".)
Видимо, чересчур всерьез приняв сведения о моем возрасте,
оба полковника поддерживали меня под локотки, дважды Герой
заботливо предупреждал, когда впереди оказывалась выбоина
или ступенька.
Колонный зал был уже полон. Многочисленные зрители
заполняли партер и балконы. Теле- и радиожурналисты
суетились со своими камерами, микрофонами и проводами.
Через боковую дверь меня провели за кулисы, и я попал в
атмосферу всеобщего нервного возбуждения. Под присмотром
агентов БЕЗО рабочие сцены перетаскивали детали декораций.
Видимо, в конце торжественной части предполагался концерт,
потому что я увидел знакомых мне артистов. У левой кулисы
разминалась стайка маленьких лебедей. Акробаты Неждановы с
безучастным видом сидели друг против друга на табуретках. А
перед расколотым зеркалом охорашивалась и сама себе строила
глазки певица Зирка Нечииоренко.
- Здоровеньки булы! - сказал я ей.
Она вздрогнула, обернулась и, узнав меня, сказала
серьезно:
- Слаген!
В это время появился озабоченный Смерчев.
- Только что в адрес Юбилейного Пятиугольника пришла
телеграмма, - сказал он и протянул мне желтый листок, на
котором было написано буквально следующее:
"Выступаю походом на Москву. Во избежание излишнего
кровопролития предлагаю сложить оружие и не оказывать
сопротивления. Сим".
