Владимир Войнович. Москва 2042
Файл с книжной полки Несененко Алексея
http://www.geocities.com/SoHo/Exhibit/4256/
* Вступление *
К сожалению, никаких записей у меня не сохранилось. Все
мои тетради, блокноты, дневники, записные книжки и отдельные
листки бумаги остались там. Только один листок, мятый,
потертый, с разлохмаченными краями, случайно завалился за
подкладку пиджака и был возвращен мне фрау Грюнберг,
хозяйкой нашей штокдорфской химчистки. На этом листочке я
разглядел, с одной стороны было написано "4 шм. У наг. Тт.
Л О. Лъ". И на обратной стороне: "Завтра или никогда!!!"
Ну, смысл этой фразы мне совершенно ясен, я его по ходу дела
легко объясню. Но что значит первая запись? О каких
четырех "шм" идет речь и что означают другие буквы, убей
меня Бог, не помню.
Меня лично почему-то больше всего интригует это "Л" с
твердым знаком, но что им обозначено - предмет, человек,
животное? - нет, оно не вызывает во мне никаких решительно
ассоциаций.
А ведь память у меня совсем еще недавно была просто
прекрасная. Особенно на цифры. Я всегда помнил наизусть
номера своего паспорта, трудовой книжки, военного билета,
членского билета Союза писателей. Хотите верьте, хотите
нет, но я номера телефонов никогда не записывал, запоминал
их с первого раза.
А теперь?..
Теперь даже о собственном дне рожденья я иногда узнаю из
поздравительных телеграмм.
Все же у меня никакого другого выхода нет, как полагаться
на память.
Легко предвижу, что некоторые читатели отнесутся к моему
рассказу с недоверием, скажут: это уж слишком, это он
выдумал, этого быть не может. Не буду спорить, может или не
может, но должен сказать совершенно определенно, что я
ничего никогда не выдумываю.
Я рассказываю только о том, что сам видел своими глазами.
Или слышал своими ушами. Или мне рассказывал кто-то, кому я
очень доверяю. Или доверяю не очень.
Или очень не доверяю. Во всяком случае, то, что я пишу,
всегда на чем-то основано. Иногда, даже основано совсем ни
на чем. Но каждый, кто хотя бы поверхностно знаком с
теорией относительности, знает, что ничто есть разновидность
нечто, а нечто - это тоже что-то, из чего можно извлечь кое-
что
Я думаю, этого объяснения достаточно, чтобы вы отнеслись
к моему рассказу с полным доверием.
К вышесказанному остается только добавить, что никаких
прототипов у описанных в этой книге людей не имеется. Всех
главных героев и второстепенных персонажей обоего пола автор
срисовывал исключительно с себя самого, приписывая им не
только свои мнимые достоинства, но и реальные недостатки,
пороки и дурные наклонности, которыми его столь щедро
наделила природа.
* Часть первая *
РАЗГОВОР ЗА КРУЖКОЙ ПИВА
Этот разговор произошел в июне 1982 года.
Место действия: Английский парк, Мюнхен.
Мы сидели в пивной на открытом воздухе. Мы это я и мой
знакомый, которого зовут Рудольф или, короче Рули. А
фамилию его русскому человеку запомнить вообще невозможно.
Не то Миттельбрехенмахер, не то Махенмиттельбрехер. Что-то
в этом духе, но это неважно. Я лично зову его просто Руди.
Мы сидели друг против друга, и Руди слегка загораживал
мне общий обзор. Но, скосив глаза чуть правее, я видел
перед собой отливавшее свинцом сонное озеро, по берегу
которого, переваливаясь с ноги на ногу, медленно
прохаживались жирные гуси и голые немцы. То есть, скорее
всего, не только немцы, но и эксгибиционисты всех
национальностей, которые, пользуясь попустительством здешней
полиции, слетаются в Мюнхен со всего мира, чтобы на людей
посмотреть и себя показать.
Мы пили пиво из литровых кружек, которые здесь называются
масс.
Я, правда, точно не знаю, это сама кружка называется
"масс" или порция пива, которая помещается в кружке.
Впрочем, это неважно. Важно то, что мы сидели в пивной,
пили пиво и говорили о чем попало.
Начали мы, кажется, с лошадей. Потому что этот Руди
коннозаводчик. Он выращивает лошадей и продает их
миллионерам. Сам он, кстати, тоже миллионер, хотя и это
неважно.
Он хотя и торгует лошадьми, но сам он больше всего
интересуется разной ультрасовременной техникой. Он ездит на
роскошном "ягуаре", напичканном всякой электроникой, а уж
что у него дома творится, и говорить нечего. Какие-то
компьютеры, телерадиокомбайны, автоматические двери и еще
что-то в этом духе. Свет в его кабинете с наступлением
темноты сам по себе включается, но только в том случае, если
в кабинете кто-нибудь есть. Если хозяин выходит из
кабинета, свет немедленно гаснет (Руди утверждает, что
благодаря этому устройству он экономит на электричестве не
менее четырех марок в месяц.) Само собой, у него есть
музыкальный компьютер, на котором можно играть как на
органе, скрипке, ксилофоне, балалайке и на множестве других
инструментов по отдельности и вместе. Так что один человек
одним пальцем может исполнять произведения, которые раньше
были доступны только большим оркестрам.
Руди так увлечен этой техникой, что, кажется, ничего не
читает, кроме технических журналов и фантастики. Он даже
моих книг не читал, хотя держит их на видном месте и своим
лошадиным знакомым всегда хвастается, что у него есть такой
вот необычный друг - русский писатель.
Мне он говорит (не читая), что я пишу слишком
реалистично, а реализм - это вчерашний день литературы.
Честно говоря, меня такие вздорные суждения просто бесят, и
я Руди всегда говорю, что его лошади тоже вчерашний день.
Но если даже лошади еще кому-то нужны, то и в литературе,
изображающей реальную жизнь людей, тоже потребность пока еще
не отпала. Людям о самих себе читать гораздо интереснее,
чем о каких-то там роботах или марсианах.
Я ему это как раз в пивной, где мы сидели, сказал. На
что Руди, снисходительно усмехаясь, предложил мне сравнить
тиражи моих книг с тиражами любого средней руки фантаста.
- Фантастика, - сказал он самоуверенно, - это вообще
литература будущего.
Этим утверждением он вывел меня из себя. Я заказал
второй масс и сказал, что фантастика, как и детектив, - это
вообще не литература, а чепуха, вроде электронных игр,
которые способствуют развитию массового идиотизма.
Жаркое солнце, холодное пиво и общий строй здешней жизни
не располагают к страстному спору. Руди возражал лениво, не
поддаваясь моему возбуждению, и вспомнил Жюля Верна,
который, мол, в отличие от реалистов, предсказал многие
научные достижения нашего времени, включая путешествие
человека на Луну.
Я отвечал, что предвидеть научные достижения вовсе не
задача литературы, а в предсказаниях Жюля Верна ничего
оригинального нет. Всякий человек когда- нибудь воображал
себе и полеты в космос, и плавание под водой, во многих
старинных книгах подобные чудеса были описаны задолго до
Жюля Верна.
- Возможно, - согласился Руди. - Однако фантасты
предвидели не только технические открытия, но и эволюцию
современного общества к тоталитаризму. Возьми, например,
Оруэлла. Разве он не предсказал в деталях создание той
системы, которая существует сегодня у вас в России?
- Конечно, не предсказал, - сказал я. - Оруэлл написал
пародию на то, что существовало уже при нем. Он описал
идеально действующий тоталитарный механизм, который в живом
человеческом обществе существовать просто не может. Если
взять Советский Союз, то его население проявляет лишь
внешнее послушание режиму и в то же время абсолютное
презрение к его лозунгам и призывам, отвечая на них плохой
работой, пьянством и воровством, а так называемый старший
брат - предмет общих насмешек и постоянная тема для
анекдотов.
Должен заметить, что с западными людьми спорить
совершенно неинтересно. Западный человек, видя, что
собственная точка зрения собеседника очень ему дорога, готов
тут же с ней согласиться, чего совершенно не бывает у нас.
Наш спор с Руди сам по себе как-то увял, а мне хотелось
его подогреть. Поэтому я сказал, что фантасты выдумали
много такого, что сбылось, но выдумывают также и то, что не
сбудется никогда, например путешествия во времени.
- Да? - сказал Руди, закуривая сигару. - Ты
действительно думаешь, что путешествия во времени совершенно
невозможны?
- Да, - сказал я. - Именно так и думаю.
- В таком случае, - сказал он, - ты очень ошибаешься.
Путешествия во времени уже перешли из области фантастики в
область практики.
Само собой разумеется, наш разговор шел на немецком
языке, в котором я тогда, в 1?82 году, был еще не очень
силен (сейчас я в нем тоже силен не очень). Поэтому я
спросил Руди, правильно ли я его понял, что уже сегодня
можно при помощи каких-то технических средств перебраться из
одного времени в другое.
- Да-да, - подтвердил Руди. - Именно об этом я тебе и
толкую. Уже сегодня ты можешь пойти в райзебюро (1), купить
за определенную сумму билет и на машине времени отправиться
в будущее или прошлое, куда тебе больше нравится. Между
прочим, такая машина существует пока только у нас в
Германии, у компании "Люфтганза". Кстати сказать,
техническое решение очень простое. Это обыкновенный
космоплан вроде американского шаттла, снабженный, однако, не
только простыми ракетными, но и фотонными двигателями.
Космоплан достигает сначала первой, потом второй космической
скорости, после чего включаются фотонные двигатели. С их
помощью машина развивает околосветовую скорость, и тогда
время для тебя останавливается, а на Земле идет, и ты
попадаешь в будущее. Или аппарат развивает сверхсветовую
скорость, и тогда ты опережаешь время и попадаешь в прошлое.
Я уже накачался пивом и немного опьянел, но все же еще не
одурел. И я сказал Руда:
- Знаешь что, ты мне брось все эти глупости городить. Ты
очень хорошо знаешь - это еще Эйнштейн доказал, - что не
только сверх-, но и просто световой скорости достичь вообще
невозможно.
На что Руди вышел наконец из себя, выплюнул сигару,
стукнул по столу пустой кружкой, чего я от него, такого
уравновешенного, не ожидал.
- То, что сказал твой Эйнштейн, - заявил Руди, - давно
устарело. Евклид говорил, что через точку, лежащую вне
прямой, можно провести только одну параллельную, и был прав,
а Лобачевский сказал, что можно провести две или больше, и
оба оказались правы. Эйнштейн сказал, что невозможно, и был
прав, а я говорю, что возможно, и я тоже прав.
- Слушай, слушай, - сказал я ему, - не надо так сильно
задаваться. Я тебя, конечно, уважаю (я, когда выпью, всех
уважаю), но ты все-таки еще не Эйнштейн.
- Ну да, - согласился Руди. - Я действительно не
Эйнштейн. Я - Миттельбрехенмахер, но я тебе должен сказать,
что и Лобачевский был не Евклид.
Видя, что он так сильно разволновался, я ему тут же
сказал, что меня, в конце концов, мало волнует, кто из них
(Эйнштейн, Лобачевский, Евклид или Руди) умнее, я
современной техникой готов пользоваться практически, а на
основе каких она законов построена, мне даже неинтересно. И
в самом деле. Вот эти свои записки я сейчас пишу на
компьютере. Я нажимаю кнопки - на экране возникают слова.
Несколько простейших манипуляций, и те же слова
отпечатываются на бумаге. Если я захочу поменять какие-то
абзацы местами, машина немедленно исполнит мою волю. Захочу
во всех случаях поменять фамилию Миттельбрехенмахер на
Махенмиттельбрехер или на Эйнштейн, машина и это для меня
сделает. Я ежедневно пользуюсь электробритвой,
радиоприемником или телевизором. Неужели я должен
обязательно знать, на основе каких теорий все эти штуки
работают?
Я спросил Руди, летал ли он сам на машине времени. Он
сказал, что летал и с него хватит. Он однажды хотел
посмотреть в Древнем Риме бой гладиаторов, так его самого
вывели на арену. И он еле-еле унес оттуда ноги. С тех пор
он всякие такие чудеса предпочитает смотреть по телевизору
или читать о них книги.
Конечно, я ему не очень-то поверил. Но он мне сказал,
что в реальной возможности путешествий во времени я могу
легко убедиться. Для этого мне надо только посетить его
