представителями иных цивилизаций.
Увы, ничего подобного в нашем путешествии не было. Кому
такие вещи интересны, пусть читают научно-фантастические
романы, к которым лично я никакого отношения не имею. Я
описываю только то, что было, и ничего лишнего.
А то, что было на самом деле, даже не очень удобно
рассказывать. Некоторые детали я охотно бы опустил, только
моя исключительная правдивость не позволяет мне ни на шаг
отступить от правды фактов.
Так вот, говоря по правде, я о самом полете имею весьма
смутные воспоминания. Потому что, как только мы оторвались
от земли, я тут же опять заснул. Потом меня разбудила
стюардесса, толкавшая перед собою тележку с напитками.
Улыбнувшись в полном соответствии со служебной инструкцией,
она спросила меня, что я буду пить. Разумеется, я сказал:
водку. Она опять улыбнулась, протянула мне пластмассовый
стаканчик и игрушечную (50 граммов) бутылочку водки
"Смирнофф". Она собралась уже двигать свою тележку дальше,
когда я нежно тронул ее за локоток и спросил, детям примерно
какого возраста дают такие вот порции. Она понимала юмор и
тут же, все с той же улыбкой, достала вторую бутылочку. Я
тоже улыбнулся и довел до ее сведения, что, когда я брал
билет и платил за него солидную сумму наличными, мне было
обещано неограниченное количество напитков. Она удивилась и
высказала мысль, что неограниченных количеств чего бы то ни
было вообще в природе не водится. Поэтому она хотела бы
все-таки знать, каким количеством этих пузырьков я был бы
готов удовлетвориться.
- Хорошо, - сказал я, - давайте десять.
Названное мной количество вовсе не относится к числу
невообразимых. Однако, порывшись в тележке, стюардесса
нашла в ней еще пять пузырьков "Смирнофф", а за остальными
сбегала в головную часть нашего аппарата.
Когда я выставил все бутылочки перед собой, мой сосед,
заказавший стакан томатного сока, снял темные очки и стал
следить за моими действиями не без интереса. Потом
извинился и спросил, неужели я действительно готов в себя
вместить все это ужасное количество водки. Я объяснил, что
пол-литра водки для русского человека есть первоначальная и,
я бы даже сказал, естественная норма.
Его лицо без очков показалось мне еще более знакомым, чем
прежде. Где-то я его определенно видел. Высосав два
пузырька, я точно вспомнил, где именно. В Мюнхене, на
главном вокзале. Там, у билетной кассы, висели портреты
левых террористов, за каждого из которых полиция обещала
пятьдесят тысяч марок.
Сейчас пятьдесят тысяч сидели рядом со мной.
Конечно, полиция всегда предупреждает население быть с
террористами осмотрительными и самим их не трогать, но я
подумал, что этого сморчка мог бы придавить без всякой
полиции. Если у него даже и есть оружие, он вряд ли сможет
его употребить. Впрочем, нужды в немецких марках у меня
сейчас не было, поэтому, выдув еще пару бутылочек, я сказал
соседу, что я его узнал. Он начал отпираться.
- Брось свистеть, - сказал я ему. - Я вас, террористов,
насквозь вижу, но выдавать тебя не собираюсь, поскольку,
во-первых, не стукач, а во-вторых, ввиду отсутствия здесь
немецкой полиции.
Он потупил глаза и скрытно пожал мне руку. Потом
вполголоса сказал, что их партия ценит в людях благородство
и никогда не забудет оказанной мною услуги. Я спросил, что
за партия, и он охотно мне объяснил, что называется их
партия "Мысль-идея-действие". Она ставит своей целью
ниспровержение прогнившего капиталистического строя и замену
его прогрессивным коммунистическим. Понимая, что пропаганда
передовых идей должна быть действенной и наглядной, члены
Исполнительного комитета партии провели несколько
исключительно успешных операций: совершили нападение на
американскую военную базу, казнили по приговору
революционного подпольного суда двух известных
промышленников и одного прокурора.
- К сожалению, - сообщил мне террорист, - наши действия
пока не находят достаточного понимания у народных масс.
Развращенные хитроумными уступками капиталистов и
продажностью профсоюзных лидеров, рабочие и крестьяне не
дошли еще до осознания своих классовых интересов и не хотят
подниматься на всеобщую борьбу за окончательное торжество
коммунистических идеалов.
- Да-да, - поддержал я соседа. - Люди бороться не хотят,
потому что живут слишком хорошо. Зажрались.
Не только это, - возразил террорист. - Пассивному
отношению народа к революции в значительной степени
способствует антикоммунистическая пропаганда. Она ловко
использует ошибки, допущенные в Советском Союзе и странах
Восточной Европы, и изображает коммунизм только черными
красками. Я надеюсь, что мне удастся положить конец этим
злобным измышлениям.
- Каким образом? - спросил я.
Молодой человек охотно ответил, что так решили его
товарищи по борьбе. Узнав о возможности путешествия во
времени, они решили послать одного из самых активных своих
членов в будущее, чтобы он одновременно мог ускользнуть от
полицейских ищеек и в то же время увидеть коммунизм своими
глазами и привезти убедительные доказательства его полного и
безусловного превосходства над всеми остальными системами.
На мой вопрос, где он достал деньги на билет, он,
усмехнувшись, напомнил мне о недавнем дерзком ограблении
Дюссельдорфского банка, когда были убиты один кассир и два
полицейских.
Не дожидаясь моего следующего вопроса, он объяснил, что
убийства практикуются их партией как исключительная мера,
допустимая лишь в период обострения классовой борьбы и ради
высоких целей. Но как только коммунистический строй
победит, все тюрьмы будут немедленно уничтожены, а смертная
казнь навеки упразднена.
Естественно, я спросил его, какой приблизительно
представляется ему жизнь в будущем коммунистическом
обществе.
Молодой человек представлял эту жизнь не приблизительно,
а совершенно ясно. И тут же рассказал, что люди будущего
будут жить в небольших, но уютных городах, каждый из которых
будет размещаться под огромным стеклянным шатром. В этом
городе круглый год будет светить солнце (когда естественное
солнце будет исчезать, тогда автоматически будут включаться
заменяющие его кварцевые светильники). Понятно, что в таком
городе будет много замечательной растительности, улицы будут
засажены пальмами и платанами.
- При коммунизме, - сказал он, все люди будут молодыми,
красивыми, здоровыми и влюбленными друг в друга. Они будут
гулять под пальмами, вести философские беседы и слушать
тихую музыку.
- А что, - поинтересовался я, старости, болезней и смерти
не будет?
- Вот именно что не будет! горячо заверил молодой
человек. Я же вам говорю, все люди будут молодые, здоровые,
красивые и, конечно, бессмертные.
- Очень интересно, - сказал я. - А как же вы этого всего
собираетесь добиться?
- Мы никак не собираемся, - быстро возразил террорист.
Мы люди действия. Мы заняты борьбой. А проблемы здоровья и
вечной молодости пусть решают ученые.
Возвращаясь к разговору о климате в будущих городах, я
заметил, что жить в идеальных условиях при постоянно
светящем солнце и пальмах, вероятно, очень приятно, но как
быть тем людям, которые любят снег, мороз и всякие зимние
развлечения?
Для таких людей, сказал он, тоже будут созданы все
условия. Для них в специально отведенных частях солнечного
города будут насыпаны мягкие горки из искусственного снега.
На горках можно будет сколько угодно кататься, сидя в
укрепленных на лыжных полозьях креслах-качалках.
Я его еще спросил, можно ли будет при коммунизме свободно
читать книги. Он был таким вопросом слегка удивлен и
сказал, что книги высокоидейные и высоконравственные,
конечно, будут доступны каждому при помощи разветвленной
сети общественных библиотек.
Тем временем принесли обед (курица, салат, сыр, печенье,
апельсиновый сок). Под такую закуску грех было не выпить.
Опорожнив еще три пузырька, я прошелся по салону и
познакомился с другими пассажирами.
Женщина лет сорока с желтым лицом надеялась в будущем
излечиться от рака.
Представитель одной очень важной фирмы хотел выяснить,
будет ли через шестьдесят лет еще действовать газопровод
Уренгой-Западная Европа.
В очереди к туалету я встретил одного соотечественника,
который летел в будущее, надеясь, что там восстановлена
монархия.
Пообщавшись с разными людьми, я вернулся на свое место и
принял еще два "Смирноффа". Возможно, от выпитого или от
неощутимой, но имевшей место космической качки сознание мое
несколько помутилось, так что дальнейшую часть полета я
зафиксировал в своей памяти уже урывочно. Временами я
настолько ничего не соображал, что к стыду своему проплывшую
в иллюминаторе Проксиму Центавра принял за Полярную звезду.
Впрочем, все эти космические тела - большие, средние и малые
вообще не произвели на меня должного впечатления.
На своем веку я видел немало удивительных творений
природы и человека. Я видел Эльбрус и Монблан, Московский
Кремль, Пизанскую башню, Кельнский собор, Букингемский
дворец и Бруклинский мост. Хотя я знал, что, рассматривая
эти вещи, надо испытывать что-то необыкновенное и
произносить соответственно возвышенные слова, я ничего
необыкновенного не испытывал, но слова, конечно, произносил.
Помню как-то, когда я был в Париже, мне показали здание и
говорят: "Смотри, это Лувр!" Я посмотрел и подумал: "Ну
Лувр, ну и что?"
То же самое я думал, глядя на пролетавшие мимо нас
звезды, планеты, астероиды и каменные глыбы: ну и что?
Но один космический объект все же поразил мое
воображение, и о нем я, пожалуй, сейчас расскажу.
ВИДЕНИЕ
Почти в самом конце полета, когда мы вошли уже в зону
земного притяжения и плелись со скоростью восемь километров
в секунду, херр Отто Шмидт вдруг передал по радио, что
справа по борту находится космический объект, вероятно,
искусственного происхождения. Пассажиры прильнули к окнам.
Я тоже (я справа как раз и сидел). Я увидел шарообразную
глыбу, что-то вроде гигантского аквариума метров
шестьдесят-семьдесят в диаметре, а может и больше (в космосе
все размеры весьма относительны), с какими-то причудливыми
антеннами, колышущимися на космическом ветру простынями
солнечных батарей и очень большими иллюминаторами, похожими
на лунные кратеры.
Все иллюминаторы были темны, кроме одного. Но за этим
одним было видение, которое мне показалось поистине
фантастическим. Там была видна обширная круглая комната,
ярко освещенная многоярусной хрустальной люстрой. Вся
площадь пола была покрыта восточным ковром, а стены-
ореховыми панелями. Недалеко от иллюминатора стоял широкий
письменный стол очень хорошей старинной работы, а на нем
несколько телефонных аппаратов разного цвета. С одной
стороны стола стоял большой глобус, с другой - телевизор.
Были еще какие-то предметы, размещавшиеся у стен: кожаный
диван, журнальный столик, бюст Ленина на красной подставке.
Все это вместе напоминало служебный кабинет какого-то очень
важного советского начальника, правда, кабинет довольно-таки
необычной формы.
Мне сначала показалось, что в кабинете никого не было, но
вдруг я увидел, что откуда-то из глубины выплыла и стала
приближаться к иллюминатору огромных размеров рыба. Вернее,
мне показалось, что рыба, но при ближайшем рассмотрении рыба
оказалась человекообразным существом, заросшим густой
бородой. Существо, на котором были старые кеды, потертые
джинсы и малиновый свитер, лениво взмахивая плавниками рук,
медленно передвигалось в пространстве, постепенно
приближаясь к иллюминатору, но не глядело в него. Устремив
взор куда-то вниз, существо шевелило губами, видимо
разговаривая то ли с кем-то, то ли само с собой.
Наша скорость относительно этого странного сооружения
была равна почти что нулю, и поэтому было видно очень
отчетливо, как этот человек шевелит губами, хмурится и
иногда кому-то на что-то повелительно указывает пальцем.
Вдруг он поднял голову (может быть, случайно), вздрогнул
и, барахтаясь в пространстве, как неопытный пловец,
