нием вещи и обозначением значения.*1 Поэтому, напр., очень сильным прие-
мом было окрестить "союзников", Антантой и т. д. Нетрудно заметить, что
слово "союзники", как обозначение - стертое слово, и все же в нем была и
некоторая возможность оживить значение, при известных фразовых условиях.
Слово "Антанта" лишало этой возможности (Кроме того, самое звуковое
строение слова было несколько комическим: ан-тан; комической же была и
ассоциация со словом "танта"). _______________
*1 Поэтому же враждебная коммунистам пресса не употребляет слова
"коммунисты", а употребляет синоним "большевики", - это потому, что зна-
чение слова "коммунисты", гораздо больше подсказывает, чем слово
"большевики", которое таким образом является только обозначением вещи.
Когда вещь только обозначают, а ее название лишается своего значения
- происходит заметное снижение вещи.
Поэтому каждое оживление в значении названия - повышает самую вещь.
Как можно оживить значение. Это можно сделать только сменив старое
название и осмыслив новое.
Перемена названия партии "социал-демократы большевики" на "коммунис-
ты", - было не только терминологическим размежеванием с "социал-демокра-
тией"*1; 3) но и оживлением значения.
Перемену названия Ленин мыслил именно как сдвиг, как борьбу с языко-
вой рутиной; привычность старого названия не довод за сохранение его, а
довод за перемену:
"Массы привыкли, рабочие "полюбили" свою социал-демократическую пар-
тию".
....Это довод рутины, довод спячки, довод косности. А мы хотим пе-
рестроить мир.
.....И мы боимся сами себя.
Мы держимся за "привычную", "милую", грязную рубаху.
Пора сбросить грязную рубаху, пора надеть чистое белье.
Здесь подчеркнута динамика нового названия, - бояться нового своего
названия, - значит бояться самого себя, - потому что новое название
оживляя значение, - сдвигает самую вещь - непривычно возвышает ее, и от-
межевывая, отделяет от других.
Замена названия произведена не только потому, что вещь больше не со-
ответствует ему, но, главным образом, потому, что "старое", "привычное"
название обносилось как грязное белье.
Слово может быть живым, не сглаженным, не изношенным - и оно все-таки
неадэкватно вещи. Оно может быть, неадэкватно вещи потому, что задевает
одну какую-либо сторону вещи, а других не покрывает. Тогда это слово
объединяет вещи по нехарактерному признаку и объединяя их неправильно
отождествляет. Оно может также быть неадэкватно вещи, если вещь текуча,
процессуальна. Тогда каждая новая фраза процесса отличается в вещном
плане от старой, а в словесном не отодвигается.
Пример первого.
Ленин проводит ход рассуждений эсеров "Нас обвиняют в том, что мы бы-
ли в блоке, в соглашении с Антантой, с империалистами. А вы, большевики,
разве вы не были в соглашении с немецкими империалистами? А что
_______________
*1 Ср. "Старое название нашей партии облегчает обман масс, тормозит
движение вперед, ибо на каждом шагу, в каждой газете, в каждой парла-
ментской фракции масса видит вождей, т.-е. людей, слова которых громче
слышны, дела дальше видны, и все они "тоже - социал-демократы"... все
они предъявляют к уплате старые векселя, выданные "социал-демократией".
(Задачи в нашей революции. X. с. 61-2). такое Брест? А разве Брест не
есть соглашение с империалистами? Вы соглашались с империализмом немец-
ких в Бресте, мы соглашались с империализмом французским, - мы квиты,
нам не в чем каяться".
Ленин анализирует: "Чтобы этот вопрос выяснить, я позволю себе при-
вести сравнения с индивидуальным обывателем. Представьте себе, что ваш
автомобиль окружают бандиты и приставляют вам револьвер к виску. Предс-
тавьте себе, что вы отдаете после этого бандитам деньги и оружие, предс-
тавляя им уехать на этом автомобиле. В чем дело? Вы дали бандитам оружие
и деньги. Это факт. Представьте себе, что другой гражданин дал бандитам
оружие и деньги, дабы участвовать в похождении этих бандитов против мир-
ных граждан. В обоих случаях есть соглашение. Записано оно или нет, ска-
зано оно или нет, это не существенно. Можно себе представить, что чело-
век отдает молча свой револьвер, свое оружие и свои деньги. Ясно содер-
жание соглашения. Он говорит бандитам, "я тебе дам оружие, револьвер и
деньги, ты мне дашь взамен уйти от приятной близости с тобой", соглаше-
ние налицо. Точно также возможно, что молчаливое соглашение заключается
между человеком, который дает оружие и деньги бандитам для того, чтобы
дать им возможность грабить других, и который затем получает частицу до-
бычи. Это тоже молчаливое соглашение. Я вас спрашиваю: найдите мне тако-
го грамотного человека, который не сумел бы различить обоих соглашений.
(Об обмане народа лозунгами свободы и равенства, XVI с. 198-9).
Слово "соглашение" - живое конкретное, специфическое. И все же оно в
данном случае покрывает вещи разные, потому что пункты вещей, как
объединяемые словом для самих вещей - нехарактерны.
Эта неадэкватность слова и вещи обнаруживается в приеме упрощения.
Вещи выбираются не только самые конкретные, но и самые остро-противопо-
ложные (тот, кого грабят - тот кто принимает участие в грабеже), и в
этих остро-противоположных вещах устанавливается общий пункт, - разбира-
емое слово ("соглашение"). Раз это слово оказывается общим для таких
разных вещей, - значит оно нехарактерно для них, их не покрывает.
Другой случай, - когда слово покрывает текущий процесс.
Перед нами слово "революция" - но не в сглаженном, нелозунговом зна-
чении, а в его конкретном специфическом значении. Так как слово означает
процесс, - то оно должно покрывать разные фразы его, - но на деле легко
прикрепляться к одной фразе его.
Ленин полемизирует с этим явлением:
"Обычно ссылаются на "последний" довод: у нас революция. На этот до-
вод насквозь лживый. Ибо наша революция до сих пор дала только власть
буржуазии. Что даст завтра наша революция, - возврат к монархии, укреп-
ление буржуазии, переход власти к более передовым классам, - мы не знаем
и никто не знает. Значит ссылаться на "революцию" вообще есть грубейший
обман народа и обман самого себя". (Соломинка в чужом глазу, X с. 231).
То же и по отношению к войне.
"Когда мы возьмем в свои руки власть, тогда мы обуздаем капиталистов
и тогда это будет не та война, какая ведется сейчас, - потому что война
определяется тем, какой класс ее ведет, а не тем, что в бумажках написа-
но". (Речь на I Всеросс. Съезде Советов Р. и С. Д.).
Поэтому формулы, определения не должны быть "одноцветными", чтобы из
них не ускользала "чрезвычайно сложная, поменьшей мере двухцветная
действительность" (Письма о тактике, I).
В силу этого Ленин протестует против помещения в партийной программе
слов "Всемирная Советская Республика".
".....Претендовать сейчас на то, чтобы дать в программе выражение за-
конченного процесса было бы величайшей ошибкой. Это было бы похоже на
то, как если мы сейчас в программе выставили всемирный Совнархоз. А меж-
ду тем к этому уродливому слову "Совнархоз" мы сами еще не сумели при-
выкнуть; с иностранцами, говорят, бывают случаи, когда они ищут в спра-
вочнике, нет ли такой станции (смех). Эти слова мы не можем декретиро-
вать всему миру". (Заключит. слово на вопрос о парт. программе,
19/III-19 г.).
Каждое слово является закреплением процесса и поэтому либо забегает
вперед, предупреждает самый процесс, либо запаздывает, прикрепляясь к
какой-либо одной фазе процесса. Чтобы процесс не застывал в сознании, а
действительность не становилась через призму слова одноцветной, - прихо-
дится проверять слова, обнажить их связь с вещью.
"Надо уметь приспособить схемы к жизни, а не повторять ставшие бесс-
мысленными слова о "диктатуре пролетариата и крестьянства вообще", - пи-
шет Ленин в "письмах о тактике". (Письмо I. Т. X с. 29).
6.
Таким образом, полемическая "языковая политика" Ленина выражается:
1) в принципиально-осторожном отношении к словарю (ср. пример "сразу
догнали"), в заподозревании самого слова (термин Ленина: "слово-мошен-
ник").
2) в вышелушивании из власти фразы конкретного значения слова (тот же
пример).
3) в борьбе против гладких слов-лозунгов, с туманным объемом лекси-
ческого единства и с властью лексического плана ("Свобода", "Равенство",
"Народ"), в снятии с них "ореола" - и в переводе их в другой лексический
план, позволяющий проанализировать объем лексического единства.
4) в борьбе против слов-терминов с туманным объемом лексического
единства, которым затемнен и заменен "высокой" лексической окраской (ра-
зоблачение слова - резервный капитал).
5) в борьбе против старых износившихся слов за отмежевание вещи и
оживления значения ("коммунисты" вспомни "социал-демократы большевики").
6) в борьбе против слов, которые объединяют разные вещи против неха-
рактерных слов ("соглашение" эсеров с французским империализмом и "сог-
лашение" коммунистов с немецким империализмом).
7) в борьбе против "одноцветных" слов, выражающих "двухцветную" про-
цессуальную действительность, с конкретным анализом вещи в каждом данном
случае (с процесса снимается неподвижное слово: анализ слова революция).
7.
Это полемическое использование словаря противников было не только
чисто отрицательно, - в самой полемике противополагалися лексическим
приемам противника - приемы противоположные. В этом смысле самая полеми-
ка Ленина - была значительным сдвигом традиции и в области русской ора-
торской речи и в области русской газетной статьи.
В анализе словаря противника Ленин уже дает все характерные черты
своего словаря. Укажу всего лишь еще на две черты его словаря: приемы
снижения высокого стиля, приемы ввода лексической окраски и приемы сло-
варной конкретизации.
Самый резкий прием снижения - употребление слов, которые по самому
своему назначению "низки" - таковы слова бранные.
Употребление бранного слова в ораторской речи или газетной статье
прием сразу снижающий высокий план, переводящий речь на план бытовой.
При этом не так важна "бранность" слов, как то, что они в данной
конструкции новы. Есть "ругань" литературная и даже характерная для ли-
тературы, - такие бранные слова разумеется не будут играть той же роли,
что бранные слова неупотребительные в данной конструкции, будь то ора-
торская речь или газетная статья.
В начале я упоминал о том впечатлении, которое производит в замкнутых
литературных конструкциях употребление "запрещенных по низосте", бытовых
слов. Такие лексические приемы повышают действие речи, сдвигают ее (ра-
зумеется пока сами не изнашиваются). Такова же и роль этих нарочито низ-
ких слов в речи ораторской (или в меньшей мере, в газетной) - они обра-
щают на себя внимание, они "бьют", "задевают".
Ср. "Вы шуты гороховые, ибо вы прекраснодушными словами заговариваете
и заслоняете вопрос о голоде". ("Об обмане народа лозунгами свободы и
равенства", XVI с. 215).
"Есть ведь такие мерзавцы, которые после года советской работы, когда
между прочим продовольственники доказали, что мы 42 тыс. вагонов с про-
дуктами за последние месяцы дали деревне, а получили взамен хлеба только
39 т. вагонов, есть мерзавцы, которые все же кричать": крестьяне, вас
грабит Сов. власть. (Речь на митинге в ПБ. 13/III-19 г.).
Сюда же относятся бранные слова, имеющие комическую окраску. Снижен-
ная речь не боится "комической" окраски, тогда как высокая допускает
только "остроумие" (т.-е. главным образом, игру словами, каламбуры):
"Я очень хорошо помню сцену, когда мне пришлось в Смольном давать
грамоту Свинхувуду (что значит в переводе на русский язык "свиноголо-
вый") представителю финляндской буржуазии. (Речь на засед. ВЦИК
19/III-19 г. "Партийная программа").
