ветницей по шляпкам была. Потому и сидели за рубежом по пять-шесть лет.
Когда случилось это, Аэрофлот и Минвнешторг хоронили их, как героев. А
Марина на похороны не пришла... Носит ее по жизни... То бухгалтером, то
администратором работает... И что-то никак ей хороший человек не попа-
дется. Как ты. Это потому, что таких, как ты, мало... Ты - мой
единственный... Вот после этого и размышляй, что значит для Марины
"здравствуй", а что значит "прощай"?..
Глава тридцатая
--===Свое время===--
Глава тридцатая
- Горько! - крикнул отец.
- Горько!.. Горько!.. - нестройно подхватили еще несколько голосов.
Мы с Наташей встали со своих мест...
... С утра мы поехали в загс. Я от возбуждения не знал, куда девать
руки, то улыбался, то хмурился, почему-то подмигивал пассажирам в метро,
если встречался с кем-то взглядами, настоял, чтобы мы вышли на остановку
раньше, уверяя Наташу, что так ближе, короче дорога, заодно и прогуляем-
ся, но мы пошли не в ту сторону, заблудились, попали в квартал новостро-
ек, нам пришлось возвращаться, опять спускаться в метро, проехать оста-
новку, пока, наконец, мы не добрались до загса.
Наташа всю дорогу терпеливо успокаивала меня, резонно подсказывала,
что известный путь всегда короче неведомого, что времени у нас достаточ-
но и так, она покорно соглашалась, и только у дверей загса я понял, что
был кругом не прав, что Наташе очень вредны все эти треволнения, и резко
ощутил, что теперь-то я должен, я обязан все время помнить, что я не
один, к чему я основательно попривык за время моего вольного житья у ро-
дителей.
- Прости меня, пожалуйста, - попросил я Наташу. - Дурак я, притом
круглый. Как подсолнух.
- Будет тебе, Валера, успокойся, солнышко мое. Вот и Евгения Алексе-
евна.
К загсу подходила наша судьба-регистраторша. Когда это Наташа успела
узнать ее имя-отчество?
Евгения Алексеевна впустила нас в загс, велела раздеться и ждать. Са-
ма ушла куда-то. Мы молча стояли, не зная, что делать.
Распахнулись боковые двери, выглянула Евгения Алексеевна.
- Жених и невеста, пройдите, пожалуйста, сюда, - тихо позвала она
нас.
Мы вошли в зал.
Предназначенный для обряда бракосочетания, для торжественного церемо-
ниала, для нарядной толпы родных, сватов, подружек невесты, дружков же-
ниха, зал был пуст, мы прошли через него и остановились около покрытого
скатертью стола, за которым стояла Евгения Алексеевна.
Она поздравила нас, объявила мужем и женой, мы расписались в книге и
надели друг другу кольца.
Все в полной тишине.
- Еще раз от всей души поздравляю вас, - усталое, нервное лицо Евге-
нии Алексеевны осветилось молодой улыбкой. - Живите ладно, терпимо отно-
ситесь друг к другу. Не горячитесь, берегите друг друга. Здоровья и
счастья вам!
Она вышла из-за стола и вручила Наташе нивесть откуда взявшиеся гвоз-
дики.
- Ой, спасибо, какие красивые, - восхитилась Наташа и расцеловала Ев-
гению Алексеевну. - Приходите к нам на свадьбу. Валера, что молчишь,
приглашай давай...
- Сегодня в три. Здесь недалеко, - очнулся я, назвал адрес. - Правда,
приходите.
- Спасибо большое, - ответила Евгения Алексеевна. С удовольствием бы.
Но сегодня никак, право, никак. Дочка моя из санатория должна звонить.
Мы вышли на улицу.
Ленивое воскресное утро. Парило. Дымка на небесах. Городской пейзаж -
дома улицы, поток транспорта - искажался движением теплого воздуха, ка-
зался бесплотным миражом. Пожалуй, ничего, кроме какой-то легковесной
опустошенности, я не испытывал.
- Любовь моя, поздравляю тебя, - радостно обнял я Наташу за плечи. -
Ты теперь - моя жена. Ясно? \
Неожиданно Наташа резко вывернулась из-под моей руки и быстрыми шага-
ми ушла за угол дома.
Я бросился за ней.
Наташа стояла, уткнувшись в стену, плечи ее судорожно сотрясались от
рыданий.
- Наталья, Наташенька, Натуся, - растерянно звал я ее. - Маленький
мой, что с тобой?
Она повернулась от стены, схватила меня за лацканы плаща и, уткнув-
шись головой в мою грудь, горько, взахлеб плакала, тщетно пытаясь сдер-
жать, подавить в себе истерику, но ничего у нее не получалось.
Я стоял растерянный, шляпа еле держалась у меня на затылке, и зачем я
ее только напялил, идиот, гладил Наташу по голове, по плечам, пытался
поднять ее лицо, но она отворачивалась и рыдала, рыдала, рыдала.
"Вот и поженились..." - медленно соображал я. - "Вот тебе и на... А
может, просто перенервничала?.. Или жалеет?.. Вдруг не хочет?.."
Наташа разом стихла, достала носовой платок из кармана, вытерла слезы
и улыбнулась.
Будто ничего и не было.
- Все, - сказала она. - Больше такого никогда не повторится. Обещаю
тебе. Я ужасно люблю тебя.
"Ужасно - женское слово..." - вспомнил я почему-то слова Марины...
... - Горько!
Мы с Наташей встали со своих мест.
Наташина мама, Наташин брат Кирилл, мои старики, Марина, ее приятель
Игорь, Ян Паулс - вот и все наше свадебное застолье - выжидающе смотрели
на нас и, конечно, не представляли они себе, как было горько в пустом
зале загса, чем-то похожем на морг, как было горько, когда рыдала Наташ-
ка у меня на груди, пряча свое лицо, как бы не желая видеть меня, сразу
после того, как мы стали мужем и женой...
Бесшабашного веселья на нашей свадьбе не было, да, скорее всего, и не
могло быть. Отец, как старейшина, торжественно вел застолье. Хотел, что-
бы все шло как полагается, по регламенту, а получилось что-то вроде
профсоюзного собрания, на котором по очереди выступали все присутствую-
щие.
Сам отец произнес целую речь, видно, готовился заранее.
Рассказал о себе, о матери, описал мой жизненный путь, мои несбывшие-
ся попытки стать кинорежиссером, про мои стихи...
Мать Наташи коротко сказала - совет да любовь молодым, - встала из-за
стола и низко , в пояс, неоднократно поклонилась всем по очереди...
Моя мама расплакалась, говорить ничего не смогла...
Наташин брат, Кирилл, крепко выпил, еще когда мы с Наташей из загса
заезжали к ним домой, несвязно и долго говорил, как он любит сестру, как
он ее защищал в школе от всех, кроме ее бывшего мужа, который очень На-
ташу любил...
Марина произнесла короткий тост за настоящего мужчину и крепко поце-
ловала меня в губы...
Ян, наконец-то, разрядил обстановку, с юмором нарисовав картинку быта
нашего отраслевого издательства, передав приветы от всех, в том числе от
Малики Фазыловны, которая, к сожалению, приболела, от комсомольской,
партийной и профсоюзной организаций...
Во время всех этих здравиц, тостов, поздравлений я поглядывал на На-
ташу, она лучезарно улыбалась мне в ответ, а я все тревожился - почему
все-таки она плакала сегодня утром?
Кирилл совсем опьянел. Наташина мама повезла его домой, Ян вызвался
ей помочь.
Мы тоже начали собираться, оделись и вышли с Мариной и Игорем на ули-
цу.
У подъезда Марина остановила нас.
- Нет, вы как хотите, но дело так не пойдет. Игорек, ты все понял,
когда я тост за настоящего мужчину подняла?.. Молчишь?.. Он всегда мол-
чит, когда надо. Ладно! У меня лучшая подруга замуж выходит, расстаемся
мы с ней, а ты не догадываешься, что надо делать?.. Или ты пижон ка-
кой-нибудь?.. Пошарь-ка в карманах.
Игорь обаятельно улыбнулся Марине:
- Сейчас сделаем, королева.
И властным жестом остановил проезжавшее мимо такси.
Глава тридцать первая
--===Свое время===--
Глава тридцать первая
На второй этаж вела неширокая, плавно завитая в спираль белого мрамора
лестница, застланная красным ковром. Ступеньки выступали малиновыми уступами и
ритмично подчеркивались латунно сияющими стержнями с шариками на окончаниях.
Стены лестничного марша, отделанные зеркалами, изогнуто расширяли
пространство, наполняли его отраженным светом золотых электрических
канделябров с белыми трубочками стекла вместо свечей и каплеобразными
лампочками. Каждый наш шаг вверх происходил, как восшествие.
В зеркалах мы с Наташей предстали в полный рост пред самими собой, и
я еще раз обрадованно увидел ее - мою родную, мою счастливую жену. Себя
же я усмотрел взъерошенным, в мешковато сидящем черном пиджаке, съехав-
ших на ботинки брюках, со сбившимся набок, под воротничок белой рубашки,
галстуком.
Не то, что Игорь. Аккуратно стриженый, тщательно, волосок к волоску,
уложенный пробор. Близко и глубоко посаженные глаза, как бы утонувшие в
коротких пушистых ресницах, белозубая улыбка - он чем-то походил на че-
ловека с рекламного проспекта зубной пасты. Выражение его лица могло ме-
няться, он становился серьезным или улыбался, но при этом всегда оста-
вался каким-то непроницаемым, отчужденным, что даже вызывало импульсив-
ное желание как-то растопить этот ледок, добиться его расположения.
Марина небрежно опиралась на руку Игоря, откинув голову в шапке чер-
ных волос, шла разболтанной походкой, раскачивала повисшей на вытянутой
руке сумочкой.
Лестница привела нас в длинный, ярко освещенный коридор, с одной сто-
роны которого распахнутые двери вели в голубой, мраморный, зеркальный,
гостиный, охотничий залы, в которых за рядами столов и отдельными столи-
ками сидели гости и в то же время хозяева этого праздника, этого карна-
вала жизни на сегодняшний вечер. Позванивал хрусталь люстр и бокалов,
серебряно сверкали столовые приборы, говор отдельных голосов, восклица-
ния и смех сливались в ровный шум, который как бы повисал под высокими
расписными и лепными потолками.
Игорь плавно обогнул нас с Наташей и повел в глубь коридора. Короткая
остановка: Игорь о чем-то негромко попросил метрдотеля, и нас усадили в
полутемном зале, рядом с оркестровой эстрадой, за столик, на который
специально был направлен луч голубого света. Наши лица приобрели сереб-
ристо-лунный оттенок, засияло старинное кольцо, подаренное Наташе к
свадьбе ее мамой, радужно засверкало бижутерийное ожерелье на шее Мари-
ны, заблестел пробор у Игоря. Даже мой черный пиджак стал глубокого мяг-
кого цвета.
Игорь что-то надиктовал почтительно склонившемуся официанту, тот, по-
кивав головой, исчез, но ненадолго, вернулся, расставил закуски, принес
шампанское, бесшумно откупорил бутылку, разлил вино по бокалам и, поже-
лав приятного аппетита, пропал, как за занавесом, за световым конусом
голубого луча.
- Разрешите, королева? - спросил Игорь у Марины.
- Валяйте, граф, - царственно склонила она свою черную голову и под-
мигнула Наташе.
- Легко поднять бокал и сказать слова.
Игорь сделал паузу.
- Совсем нетрудно, - продолжил он и вдруг остро, исподлобья, глянул
на меня.
Как бы оценил.
Даже глаза его, до того скрытые в пушистых ресницах, на мгновение ши-
роко приоткрылись. Черные.
Как у ворона.
- Сложно другое, - Игорь опять стал добродушно-непроницаемым. - Да
извинит меня королева, но я, алаверды, продолжу ее тост за настоящего
мужчину. Валерий гол, как сокол, угла своего нет, жена завтра ляжет под
нож, но он верит, что может решить все проблемы, и знает, как это сде-
лать. Только настоящий мужчина, только сильная личность совершает посту-
пок и готова отвечать за все его последствия. Отныне лишь от тебя, Вале-
рий, зависит, сможешь ли ты превратить жизнь Наташи в праздник или нуж-
да, неудачи, болезнь раздавят вас и обрекут на жалкое существование.
Игорь, как мне показалось, поморщился, соболезнующе взглянул на меня,
но тут же окаменел лицом.
- Я верю в тебя, мужчина, - твердо произнес он. - Я понимаю всю силу
твоего чувства к Наташе, потому что она женственна, обаятельна и чиста
душой. Именно таким женщинам пишутся стихи, слагается музыка, посвящают-
ся книги...
Среди миров, в мерцании светил
одной звезды я повторяю имя...
Не потому, что я ее любил,
а потому, что я томлюсь с другими.
И если мне сомненье тяжело,
