Пижон, наоборот, ел неторопливо, предупредительно ухаживал за слабым
полом, понимающе подмигивал Алику, кивая на поглощенного процессом пог-
лощения пищи Гориллу.
Алик, то вскакивал, чтобы принести забытые бумажные салфетки, то бе-
гал на кухню за ложкой для салата, выпивая, но как-то не успевал заку-
сить и потихоньку, незаметно для себя пьянел. Отнеся грязные тарелки на
кухню, он зашел в ванную комнату ополоснуть руки и обнаружил, что она
полна дыма - девицы, оказывается, бегали покурить.
Горилла пунктуально выключал магнитофон через каждые сорок пять ми-
нут, в такие моменты наступали томительные паузы. В одну из них Пижон
предложил:
- А может устроим дансинг? Пусть пока мистер "Грюндиг" остынет, а мы
с Элом сдвинем стол.
Перетащили в угол стол, переставили стулья, открыв пространство в се-
редине комнаты и диван, вдоль которого ранее стоял стол. Пижон включил
торшер возле дивана и погасил люстру, а Горилла поставил вместо ревущих
"роков" медленные блюзы.
Алик, недолго раздумывая, пригласил на танец Зину, Пижон - Марину.
Так они и танцевали танец за танцем, не разлучаясь даже в паузах, Алик с
Зиной, Пижон с Мариной, и Алику казался очаровательно милым вздернутый
носик Зины, в полутьме блестели ставшие глубокими ее бледно-голубые гла-
за и худая фигурка доверчиво тонула в объятиях Алика, от чего он ощущал
себя большим и сильным.
Горилла опять объявил перерыв и поколдовал над магнитофоном, поставив
новую пленку. Остальные сели на диван.
Горилла щелкнул ручкой радиоприемника, стоящего рядом с сервантом.
Осветилась шкала диапазонов, маркированная черными прямоугольничками с
названиями городов: Рига, Киев, Прага, Варшава, Белград...
- Послушаем, что в эфире... - почему-то криво ухмыляясь, пробасил Го-
рилла и начал крутить ручку настройки.
Сквозь потрескивание электрических разрядов и обрывки радиопередач
вдруг прорвались позывные "Широка страна моя родная..." Один раз, два,
три и голос Левитана объявил: "Работают все радиостанции Советского Сою-
за. Передаем специальное сообщение. Работают все радиостанции Советского
Союза. Передаем специальное сообщение. Сегодня в пятнадцать часов по
московскому времени без объявления войны подвергнуты атомной бомбарди-
ровке города Вильнюс, Рига, Таллин и Ленинград. Ждите наших следующих
сообщений..."
... Летит в бездонном космосе отравленный ядерными грибами шарик -
погиб Дом, в котором жил Человек... ...Пиджак на стуле с переломанными
ногами опустил плечи, еще сохраняя форму человеческого туловища. Оплав-
ляясь, текут стены, пузырятся, вздуваются и, лопаясь, съеживаются обои,
шелестя страницами, падают книги с оторвавшихся полок, как взбесившиеся
птицы, беззвучно в тысячи осколков рассыпаются стекла, хрусталь посуды и
люстр, полыхнул ахнувший снопом пламени телевизор - развал, разруха, за-
пустение в когда-то уютном человеческом жилье. Все постепенно покрывает-
ся пылью, потому что в этот дом больше никто никогда не войдет. Серая
пыль забвения, серый пепел погибели и праха...
...Калейдоскоп, лавина, извержение...
...Маленький мальчик Алик, прыгающий на одной ноге, другой просто
нет, по "классикам", расчерченным белым мелом на черном асфальте, и от-
чаянно-весело кричащий: "Мама с папой в Таллине!.. Мама с папой в Талли-
не!.." А в полукруглом, как долька дыни, сегменте вписано мелом "Огонь!"
И огонь, языкастый, вихляющийся, вспыхивает, пожирая черный асфальт, как
смолу, и бежит, вставая стенками, по квадратикам "классиков"...
...Бледнолицая Зина, ставшая воспаленно-пунцовой, как чирий, и седая
брюнетка Марина...
...Искажающийся череп, выползающие вперед зубы, удлинняющиеся до ко-
лен руки, покрытые густой шерстью, добрые, как у преданной собаки, глаза
Гориллы, в которых заплясали костры бессмысленной ярости злобного зверя.
Рык орангутанга - хозяина джунглей...
Только Пижон спокоен.
Только Пижон видел, как прикрывает Горилла плечом работающий магнито-
фон, на котором крутится бобина с записью позывных и голосом якобы Леви-
тана... Только Пижон мог остановить этот ужас - шутку Гориллы.
Он красив и спокоен:
- Мир погиб. Все - бессмыслица. Так устроим пир во время чумы... На-
ливай, Алик...
Тихо, ребята, а вот если Москва опустеет, то за сколько лет она зарастет?
Глава тридцать четвертая
--===Свое время===--
Глава тридцать четвертая
Я взял отпуск на неделю и приходил в послеоперационную палату, как на работу.
К девяти утра.
В палате две койки - справа Наташина, на другой - Вероника Приходько.
Операцию им сделали в один день.
В первый день меня не пустили - они отсыпались после наркоза и обез-
боливающих уколов, чтобы не помнить скальпеля, и раны их еще не болели.
Никогда не задумывался и не знал, что, оказывается, хирургический разрез
- это тоже ранение. Умышленное, продуманное, обоснованное - но ранение.
Мою Наташку ранили.
Поначалу я смущался, не зная, куда деться, как подойти к высокой кро-
вати с регулирующими наклон тела рычагами, со стояком, на котором висела
опрокинутая бутылка с мерными делениями, по капельке вводящая раствор в
вену. В конце концов устроился на жестком стуле в ногах Наташи так, что-
бы видеть ее лицо, и когда она просыпалась, возникала из небытия, то
сразу же улыбалась мне. Я боялся ее тревожить, неуклюже протирал ей пе-
ресохший рот смоченной в воде ваткой, каждый раз спрашивал о само-
чувствии, пока не понял, что ей трудно отвечать и что лучше всего просто
быть на подхвате, когда это потребуется.
К Наташиной соседке Веронике никто не приходил. Черноокая, стесни-
тельная украинка из Одессы. Муж ее не сумел приехать, как она объяснила,
не отпустили по работе.
Я напряженно старался помочь им, но они ни о чем не просили за исклю-
чением пустяков: поправить подушку, подать салфетку - день тянулся бес-
конечно медленно, мне было жарко в теплом свитере, надетом под пиджак, и
к вечеру я устал так, словно на мне воду возили. Пусть даже в виде мок-
рой ватки для смачивания.
На следующее утро медсестра показала мне, как, положив руки на грудь,
помочь Наташе откашляться, очиститься от сукровицы заживающей раны. И
каждые два часа я ощущал ладонями, как замирает и бьется Наташкино серд-
це, я держал его, как драгоценный сосуд, как птицу, которая доверчиво
устраивается в моих руках, как в гнезде.
Вероника, густо покраснев, наотрез отказалась от моих услуг, медсест-
ра же попалась то ли неопытная, то ли ленивая, и к вечеру у Вероники по-
лезла в гору температура, ее увезли следующим утром на бронхоскопию -
это когда трубку вставляют в горло и откачивают скопившееся, а я смотрел
на Наташку и радовался, что, наконец-то, я ей действительно помог, помог
своими собственными руками.
С этого дня девчата пошли на поправку.
Гардеробщицы уже знали меня в лицо, я сам заходил за стойку, вешал
плащ, накидывал на плечи белый халат и поднимался на третий этаж.
Тлеющий, мерцающий огонек жизни разрастался в жаркое, сухое пламя.
Заблестели глаза, заиграл слабый румянец, появился интерес к косметике,
проснулся аппетит. Здоровье - полнокровная основа жизни, без него тусклы
желания, забыто творчество, безрадостно существование. Выздоровление -
как восход солнышка, как рассвет ясного дня - с каждой минутой все
больше света и тепла.
- Ой, рятуйте, люди добрые, наш чоловик прийшов, - певучеприветство-
вала меня Вероника.
- Валера, а ты оказывается чоловик, что на украинском означает муж, -
улыбнулась Наташа. - По-моему, очень правильно. Мой муж - человек.
- Что, малыши, соскучились за ночь?.. Что новенького?.. Как темпера-
турка?.. Ну-ка, ну-ка... Кто это кашу у нас не доел?.. Не слышу...
- Надоела каша. Каждый день одна каша, - сморщила нос Наташка. - Воб-
лы хочу. Я же просила тебя воблочки, хоть кусочек, маленький такой, про-
сила, скажешь нет?
- Ты же знаешь, что соленого вам никак нельзя. За-пре-ще-но. Но! Ваш
чоловик слов на ветер не бросает. Сказано - сделано, обещал - принес.
- Ура! - восторженно, в два голоса, тихо прокричали Наташа и Верони-
ка.
- Но! - я назидательно поднял вверх палец. - Сначала детки скушают
кашку.
- Дай воблочки, жадина-говядина, турецкий барабан, соленый огурец, на
полу валяется, а никто не ест, - плаксиво заныла Наташа. - А еще челове-
ком называется.
- Вот эту ложечку за Наташеньку, за ее здоровье. Умница девочка, хо-
рошо кушает, мужа слушает. А эту - за маму. Она тебе приветы передавала,
завтра опять придет. Завтра к тебе целая делегация явится, жди. Вот, мо-
лодец, и эту съела. А эту за Веронику, видишь, как она тоже старается,
ест кашку-малашку... Ну, и последнюю за мужичка твоего... Вот и все. А
разговоров-то было. Держи-ка кусочек воблы, я ее еще дома почистил.
- А мне нихто не дасты, нихто не подасты, - горестно подняла глаза к
потолку Вероника. - Не приехал мой Грицай... Вот я бачу, як же вы любите
дружка дружку. Як лыбеди.
- Валера, а ты, правда, похож на лебедя в этом белом халате, - тихо
сказала Наташа и счастливо улыбнулась.
- А я, Наташа, люстру нам купил. Вчера забежал в магазин "Свет", что
рядом с вокзалом. Так, на всякий случай. И вот, посмотри...
Я достал из сумки завернутый в несколько слоев газетной бумаги пла-
фончик от люстры, распаковал его и высоко поднял на вытянутой руке. Мо-
лочно-белый, колокольчиком, с желтой каемочкой. Как цветок ландыша.
- Какая удивительная прелесть! - засветилась улыбкой Наташа. - Ой,
Валера...
- И почем же это ваше стекло?
В дверях стоял невысокий, худощавый, с живыми черными глазами и ни-
точкой усов на верхней губе мужчина в небрежно наброшенном на плечи бе-
лом халате.
- Ого, явився, - грозно сверкнула глазищами Вероника. - Грицай, чтоб
тебя разорвало...
- Гриша, - представился Грицай Наташе. - Целую ручки.
- Григорий, - протянул он мне руку.
- Здравствуй, моя ласточка.
Григорий достал из-под халата букет роскошных роз, припал на одно ко-
лено, склонил голову и со смиренным видом протянул цветы Веронике.
- Мои любимые... Где ж ты их взял? - сердито и в то же время растро-
ганно сказала Вероника.
А я вспомнил, как не купил Наташе цветы на свадьбу и закусил губы от
досады.
Григорий живо поднялся с колена:
- Розы Одессы - это же сказка, это самые розовые розы в мире. Как од-
нажды сказал мне инструктор, что обучал меня водить авто, почему ты сто-
ишь на перекрестке, уже полчаса светофор горит зеленым светом и зеленее
он не будет, ждать просто нет никакого смысла. Кстати, как здесь кормят?
Конечно же, плохо, это и ежику ясно. Вероника, радость моя, я привез
немножко сала, своего, разумеется, немножко меду, немножко колбаски до-
машней, там внизу стоит контейнер, куда грузить будем, я спрашиваю? Мо-
жет, мне молодой человек любезно поможет поднять продукты первой необхо-
димости наверх, вира помалу, потому что человек без сала, как паровоз
без пара, даже на гудок не хватит.
- Им нельзя жирное сейчас. Еще рановато, - сумел вставить я свое сло-
во в бесконечный речевой поток Григория.
- Кто такое сказал, извините? - несказанно удивился он.
- Доктор.
- Я-то думал, - легко успокоился Гриша. - Мы дадим доктору сала, он
тоже человек, и синеньких, не подумайте чего плохого, я имею ввиду не
пятирублевые купюры, а всего лишь навсего баклажан, только баклажан, ни-
чего дурного, и доктор выпишет другой рецепт...
- Слухай, шо тебе Валерий каже, он у нас був и як нянька, и як доктор
- по науке нас выхаживал. И люди они с Наташей дюже хорошие.
- Это видно простым невооруженным глазом. А что здесь действительно
классные специалисты? - многозначительно прищурившись, Григорий посмот-
рел на меня. - Мне как-то сразу не понравилось, что Веронике запросто
дали направление из райбольницы и она укатила сюда на обследование, да
