-- Постель лишила тебя сил... -- сказал Колен.
-- Нет, -- сказала Хлоя. -- Это пилюли твоего старика
аптекаря.
Она попыталась устоять сама и зашаталась. Колен снова
подхватил ее, и она, падая, увлекла его за собой на кровать.
-- Как хорошо, -- сказала Хлоя. -- Оставайся со мной. Мы
так давно не спали вместе.
-- И не нужно, -- сказал Колен.
-- Нет, нужно. Поцелуй меня. Я твоя жена, да или нет?
-- Да, -- сказал Колен, -- но ты плохо себя чувствуешь.
-- Я в этом не виновата, -- сказала Хлоя, и ее рот слегка
задрожал, как будто она вот-вот заплачет.
Колен наклонился и поцеловал ее так нежно, как целуют
цветок.
-- Еще, -- сказала Хлоя. -- И не только лицо... Ты меня
больше не любишь? Ты больше не хочешь свою жену?
Он сильнее сжал ее в объятиях. Она была податливая и
ароматная. Флакон духов из обитой белым коробки.
-- Да, -- сказала Хлоя потягиваясь, -- еще.
XXXVIII
-- Мы опоздаем, -- заявил Колен.
-- Ничего, -- сказала Хлоя, -- подведи свои часы.
-- Ты и вправду не хочешь ехать на машине?..
-- Нет... -- сказала Хлоя. -- Я хочу пройтись с тобой по
улице...
-- Но это порядочный крюк!
-- Ничего, -- сказала Хлоя. -- Когда ты меня... целовал,
только что, это вернуло мне уверенность. Я хочу немного
пройтись.
-- Тогда я скажу Николасу, чтобы он приехал за нами? --
подсказал Колен.
-- Ну если тебе так хочется...
Чтобы идти к доктору, она выбрала миленькое нежно-голубое
платьице с очень низким остроконечным декольте и короткую
накидку из меха рыси, дополненную соответствующей шапочкой.
Завершали ансамбль туфли из крашеной змеиной кожи.
-- Пошли, кошечка, -- сказал Колен.
-- Это не кошка, -- заявила Хлоя. -- Это рысь.
-- Звучит почти как "брысь", -- сказал Колен, -- и кроме
того, у нее нет уменьшительного.
Они вышли из комнаты и направились в переднюю. Перед окном
Хлоя остановилась.
-- Что это? Здесь не так светло, как обычно...
-- Да нет же, -- сказал Колен. -- Солнца вполне
достаточно.
-- Нет, -- сказала Хлоя, -- я хорошо помню, что солнце
доходило до этого рисунка на ковре, а теперь оно вон где...
-- Все зависит от времени, -- сказал Колен.
-- Да нет же, ни от какого времени это не зависит, как раз
это время и было...
-- Посмотрим завтра, -- сказал Колен.
-- Видишь, раньше оно доходило до седьмой черты. А сейчас
только до пятой.
-- Пошли, -- сказал Колен. -- Мы опаздываем.
Проходя перед большим зеркалом облицованного плиткой
коридора, Хлоя улыбнулась своему отражению. Ее болезнь не могла
быть тяжелой, и отныне они часто будут гулять вместе. Колен
станет бережно расходовать свои дублезвоны, их у него осталось
достаточно, чтобы они могли жить без особых забот. Может быть,
он пойдет работать...
Звякнула сталь задвижки, и дверь открылась. Хлоя держалась
за руку Колена. Она шла маленькими легкими шажками. На каждые
два ее шага приходился один коленовский.
-- Я довольна, -- сказала Хлоя. -- Солнечно, и хорошо
пахнут деревья.
-- Да! -- сказал Колен. -- Весна!
-- Разве? -- шаловливо взглянув на него, сказала Хлоя.
Они повернули направо. Чтобы попасть в медицинский
квартал, нужно было миновать пару вольготно раскинувшихся
построек. Метров через сто до них донесся запах анестезирующих
средств, в ветреные дни он проникал еще дальше. Совсем другим
стал тротуар. Теперь это была бетонная решетка с частыми и
узкими поперечинами, настланная поверх широкого и гладкого
канала. Под решеткой тек смешанный с эфиром спирт, он гнал
ватные тампоны, замаранные слизью и сукровицей, а иногда и
кровью. Там и сям поток нестойких выделений окрашивали собой
длинные волокна наполовину свернувшейся крови; медленно
проплывали, вращаясь вокруг своей оси, словно чересчур
подтаявшие айсберги, лохмотья полуразложившейся плоти. Запах
эфира забивал все остальные. Разматывая свои сонные кольца,
спускались вниз по течению и марлевые повязки и компрессы.
Справа от каждого дома в канал опрокидывалась спускная труба, и
не представляло особого труда определить специализацию врача,
понаблюдав чуть-чуть за жерлом его трубы. Какой-то глаз
выкатился сам собой, уставился на несколько секунд на Колена с
Хлоей и закатился за большое полотнище красноватой ваты,
мягкой, как зловредная медуза.
-- Мне здесь не нравится, -- сказала Хлоя. -- Хоть воздух
и здоров, но смотреть неприятно.
-- Да, -- сказал Колен.
-- Пошли по середине улицы.
-- Да, -- сказал Колен. -- Но нас же задавят.
-- Зря я отказалась от машины, -- сказала она. -- Я совсем
сбилась с ног.
-- Тебе еще повезло, что он живет вдали от квартала общей
хирургии.
-- Замолчи, -- сказала Хлоя. -- Скоро уже?
Она вдруг снова закашлялась, и Колен побледнел.
-- Не кашляй, Хлоя... -- взмолился он.
-- Не буду. Колен... -- сказала она, с трудом сдерживаясь.
-- Не кашляй... мы пришли... это здесь.
Вывеска профессора Лопатолопа изображала гигантскую
челюсть, заглатывавшую землекопскую лопату; наружу из челюсти
торчал один штык. Хлою это рассмешило. Она смеялась совсем
тихо, очень осторожно, чтобы не закашляться. Вдоль стен висели
цветные фотографии чудесных излечений профессора, снабженные
подсветкой, которая в данный момент не работала.
-- Вот видишь, -- сказал Колен. -- Нам повезло, он --
крупный специалист. Ни у одного из других домов нет столь
совершенной декорации.
-- Это доказывает лишь, что у него много денег, -- сказала
Хлоя.
-- Или что это человек со вкусом, -- сказал Колен. -- Все
в целом выгладит очень художественно.
-- Да, -- сказала Хлоя. -- Напоминает образцовую мясную
лавку.
Они вошли и очутились в большом круглом вестибюле,
покрытом белой эмалью. К ним направилась санитарка.
-- Вы назначены на прием? -- спросила она.
-- Да, -- сказал Колен. -- Кажется, мы немного опоздали...
-- Ничего, -- заверила санитарка. -- Профессор кончил на
сегодня оперировать. Прошу следовать за мной.
Они послушались, и звуки их шагов гулко отдавались от
эмали пола. В круговой стене было несколько дверей, и санитарка
повела их к той, на которой в чеканном золоте была
воспроизведена в уменьшенном масштабе гигантская наружная
вывеска. Санитарка открыла дверь и стушевалась, чтобы дать им
пройти. Они толкнули вторую дверь, прозрачную и массивную, и
оказались в рабочем кабинете профессора Лопатолопа. Тот, стоя
перед окном, умащивал свою бородку при помощи зубной щетки,
смоченной экстрактом опопанакса.
Он обернулся на шум и с протянутой рукой устремился
навстречу Хлое.
-- Ну-с, как вы себя сегодня чувствуете?
-- Пилюли были ужасны, -- сказала Хлоя.
Лицо профессора потемнело. Теперь можно было подумать, что
среди его родителей был квартерон.
-- Досадно... -- пробормотал он. -- Я надеялся на лучшее.
Он замер на месте с задумчивым видом, потом заметил, что
все еще держит в руках зубную щетку.
-- Подержите-ка минутку, -- сказал он Колену, засовывая
щетку ему в руку, и добавил Хлое: -- Садитесь, малышка.
Он обогнул стол и уселся сам.
-- Видите ли, -- продолжал он, -- у вас что-то с легким.
Точнее, у вас что-то в легком. Я надеялся, что это...
Он замолчал и резко поднялся.
-- К чему лишние разговоры, -- сказал он. -- Идемте со
мной. Положите ее куда хотите, -- добавил он в адрес Колена,
который никак не мог понять, что же делать со щеткой.
Колен хотел было пойти вслед за Хлоей и профессором, но
оказалось, что для этого ему нужно отбросить что-то вроде
невидимой и плотной вуали, которая возникла вдруг между ними.
Сердце его наполнилось странной тревогой и билось с перебоями.
Он сделал усилие, взял себя в руки и сжал кулаки. Собрав все
свои силы, он сделал несколько шагов, и, как только дотронулся
до Хлои, все прошло.
Она подала профессору руку, и тот провел ее в небольшой
белый кабинет с хромированным потолком, целую стену которого
занимал гладкий приземистый аппарат.
-- Вам лучше присесть, -- сказал профессор. -- Это
продлится недолго.
Напротив машины находился обрамленный хрусталем экран из
червонного серебра, а на его цоколе поблескивала черной эмалью
единственная рукоятка.
-- Вы остаетесь? -- спросил профессор Колена.
-- Мне бы хотелось, -- сказал Колен.
Профессор повернул рукоятку. Свет потек из комнаты ярким
потоком, который исчезал под дверью и в воздушной яме
вентиляции над машиной, и экран мало-помалу засветился.
XXXIX
Профессор Лопатолоп похлопал Колена по спине.
-- Не переживайте, старина, -- сказал он ему. -- Все может
уладиться.
Колен с убитым видом смотрел в землю. Хлоя держала его за
руку. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой.
-- Ну да, -- сказала она, -- это ненадолго.
-- Конечно, -- пробормотал Колен.
-- Кроме того, -- добавил профессор, -- если она будет
соблюдать предписанный мною режим, ей, вероятно, станет лучше.
-- Вероятно, -- сказал Колен.
Они стояли в круглом белом вестибюле, и голос Колена,
отраженный от потолка, звучал, казалось, издалека.
-- В любом случае, -- заключил профессор, -- я пришлю вам
счет.
-- Разумеется, -- сказал Колен. -- Благодарю вас за ваши
хлопоты, доктор.
-- А если ей лучше не станет, -- сказал профессор, --
приходите ко мне повторно. Есть еще и оперативное
вмешательство, о котором мы даже и не упоминали...
-- Да, конечно, -- сказала Хлоя, сжимая руку Колена; не в
силах больше сдерживаться, она разрыдалась.
Профессор собрал бороду в кулак.
-- Очень досадно, -- сказал он.
Наступила тишина. За прозрачной дверью возникла санитарка
и постучала два раза. Перед ней в толще двери загорелся зеленый
сигнал "Войдите".
-- Пришел месье и велел предупредить Месье и Мадам, что
Николас здесь.
-- Спасибо, Сучка, -- ответил профессор. -- Можете идти,
-- добавил он, и санитарка не заставила себя упрашивать.
-- Ну так что же... -- пробормотал Колен, -- до свидания,
доктор...
-- Конечно... -- сказал профессор. -- До свидания...
Лечитесь... постарайтесь выкарабкаться...
XL
-- Плохи дела? -- не оборачиваясь, спросил Николас, пока
машина не тронулась.
Хлоя по-прежнему плакала, уткнувшись в белый мех, а у
Колена был вид мертвеца. Запах тротуара становился все сильнее
и сильнее. Пары эфира наполняли улицу.
-- Трогай, -- сказал Колен.
-- Что с ней? -- спросил Николас.
-- Ох! Хуже и быть не может! -- сказал Колен.
Он тут же сообразил, что сказал, и бросил взгляд на Хлою.
В этот момент он так ее любил, что готов был убить себя за свою
неосторожность.
Хлоя, съежившись в уголке, кусала себе кулаки. Блестящие
волосы упали ей на лицо, и она топтала свою меховую шапочку.
Она плакала изо всех сил, как младенец, но беззвучно.
-- Прости меня, Хлоя, -- сказал Колен. -- Я изверг.
Он придвинулся к ней и притянул ее к себе. Он целовал ее
жалкие, обезумевшие глаза и чувствовал, как сердце у него в
груди билось медленными, глухими ударами.
-- Тебя вылечат, -- сказал он. -- Я хотел сказать, что
хуже и быть не может, чем видеть тебя больной, какой бы ни была
болезнь...
-- Я боюсь... -- сказала Хлоя. -- Он наверняка предложит
операцию.
-- Нет, -- сказал Колен, -- какая операция, ты
поправишься.
-- Что с ней? -- спросил Николас. -- Я могу чем-нибудь
помочь?
У него тоже был очень несчастный вид. Обычное его холодное
