стороны дороги на другую. Сквозь образованный ими свод дневной
свет просачивался матовой белой взвесью. Дорожка разделилась на
несколько ветвей и носильники без колебания свернули направо;
Колен, Изида и Николас поспешили вслед за ними. Среди деревьев
не шевельнулась ни одна зверушка. Только серые листья срывались
порой с веток и тяжело падали на землю. Дорога все ветвилась и
ветвилась. Носильники при первой возможности награждали деревья
пинками, их тяжелая обувь оставляла на ноздреватой коре
глубокие синеватые рубцы. Кладбище находилось в самом центре
острова; вскарабкавшись на камни, далеко, ближе к другому
берегу, можно было разглядеть поверх верхушек тщедушных
деревьев небо, перечеркнутое черным и помеченное над полями
мокрицы и укропа неуклюжей стаей планеров.
Носильники остановились около большой ямы, они принялись
раскачивать гроб Хлои, распевая "За укопай", а потом нажали на
задвижку. Крышка распахнулась и что-то с треском упало в яму,
второй носильник рухнул, наполовину задушенный: ремень не
соскочил вовремя с его шеи. Прибежали Колен и Николас, позади
спотыкалась Изида. Тогда из-за могильника появились вдруг Пузан
и Шиш в старых, насквозь промасленных спецовках и, бросая землю
и камни в могилу, принялись выть по-волчьи.
Колен стоял на коленях. Он обхватил голову руками, камни
падали с глухим звуком. Шиш, Пузан и оба носильника подали друг
другу руки и устроили вокруг ямы хоровод, а затем вдруг
затрусили к дорожке и исчезли под фарандолу. Пузан дул в
большой крумхорн, и хриплые звуки дрожали в мертвом воздухе.
Земля мало-помалу обваливалась, и спустя две-три минуты тело
Хлои исчезло.
LXVII
Серая мышь с черными усами предприняла последнее усилие, и
ей удалось-таки пролезть. Позади нее потолок одним махом
воссоединился с полом, и длинные червячинки инертной материи
хлынули, медленно извиваясь, в промежутки швов. Мышь поспешно
выкатилась через темный входной коридор, стены которого,
подрагивая, приближались друг к другу, и сумела протиснуться
под дверью. Она добралась до лестницы, спустилась по ней на
тротуар и остановилась. Минутку поколебалась, сориентировалась
и пустилась в путь по направлению к кладбищу.
LXVIII
-- Право же, -- сказал кот, -- не очень-то меня все это
интересует.
-- Ты не прав, -- сказала мышь. -- Я еще молода, и до
самого последнего времени меня отлично кормили.
-- Но меня тоже отлично кормят, -- сказал кот, -- и я
отнюдь не хочу кончать жизнь самоубийством, вот почему я нахожу
все это нормальным.
-- Просто ты его не видел, -- сказала мышь.
-- Что он делает? -- спросил кот.
Ему не слишком-то хотелось это знать. Было жарко, и его
шерсть стала совсем упругой.
-- Он стоит на берегу, у воды, -- сказала мышь, -- и ждет.
А когда приходит время, идет по доске и останавливается
посередине. Он что-то там видит.
-- Он не может видеть ничего особенного, -- сказал кот. --
Кувшинку разве что.
-- Да, -- сказала мышь, -- он ждет, когда она всплывет,
чтобы убить ее.
-- Какая глупость! -- сказал кот. -- Мне это совсем не
интересно.
-- Когда время проходит, -- продолжала мышь, -- он
возвращается на берег и рассматривает фотографию.
-- Он никогда не ест? -- спросил кот.
-- Нет, -- сказала мышь, -- он очень ослаб, и я не могу
этого вынести. Со дня на день он сделает неверный шаг по этой
длиннющей доске.
-- Ну а тебе-то что? -- спросил кот. -- Он несчастен, не
так ли?..
-- Он не несчастен, -- сказала мышь, -- он страдает.
Именно этого я и не могу перенести. И, кроме того, он рано или
поздно упадет в воду, он слишком наклоняется.
-- Если все именно так, -- сказал кот, -- я в самом деле
готов оказать тебе эту услугу, но я не понимаю, почему я говорю
"если все именно так", потому что я все равно не понимаю.
-- Ты очень добр, -- сказала мышь.
-- Засунь голову мне в пасть, -- сказал кот, -- и жди.
-- Это может затянуться надолго? -- спросила мышь.
-- До тех пор, пока кто-нибудь не наступит мне на хвост,
-- сказал кот, -- тут нужен сильнодействующий рефлекс. Но я
постараюсь вытянуть хвост подальше, не беспокойся.
Мышь раздвинула усы кота и просунула голову между его
острыми зубами. И тотчас высунула ее обратно.
-- Ну и ну, -- сказала она, -- ты что, сегодня утром акулу
ел?
-- Послушай, -- сказал кот, -- если тебе не нравится,
можешь идти прочь. Мне эти шуточки надоели. Выпутывайся сама
как знаешь.
Казалось, он рассердился.
-- Не обижайся, -- сказала мышь.
Она закрыла маленькие черные глазки и вернула голову в
исходное положение. Кот с предосторожностями упокоил свои
острые клыки на нежной серой шейке. Черные усы мыши
перепутались с его собственными. Он развернул свой густой хвост
и распушил его по тротуару.
И шло, напевая, одиннадцать маленьких слепеньких девочек
из приюта папы Юлия Заступника.
Мемфис, 8 марта 1946.
Девенпорт, 10 марта 1946.
