высшем образовании, а годы дороги... Ему предлагали устроиться в ГАИ -
хорошая работа, богатые возможности. Он вздыхал, мялся. К концу службы
Комоген проштудировал правила для поступающих в вузы досконально. По
демобилизации он имел на руках направление МВД на рабфак юридического
факультета Московского университета.
Для многих служба в армии - особенный, отдельный этап жизни. Для
Комогена это была очередная, прочная ступень в лестнице наверх. Он выжал
из службы все возможное. Если бы командиру дивизиона сказали, что Комоген,
выйдя за ворота части, напрочь выбросил его из памяти, он бы не обиделся -
не поверил бы.
Год Комоген, напрягая все способности и живя на одну стипендию,
отучился на рабфаке. Теперь, обладая полным набором козырей, он не мог не
поступить: бывший токарь, комсомольский активист, член партии, младший
сержант МВД, специально направлен. На экзамены он надел форму. В науках не
блистал, грамотность выказал умеренную, но внушал бесспорное доверие.
В двадцать два года он стал студентом юрфака МГУ - не собираясь
работать юристом ни единого дня. Он имел иные виды на диплом, четко
различая средства от цели.
Вчерашние школьники праздновали студенческую вольницу. Сравнительно
взрослый Комоген с опаской готовился крошить зубы о гранит науки. Однако
тянуть на прочные тройки ему оказалось вполне по силам - достаточно не
пропускать занятия и вести аккуратные конспекты. Однокашники с известным
пренебрежением сочувствовали его туповатой старательности. Экзаменаторы
снисходили к оправданиям: из дома не помогают, приходится подрабатывать
ночным сторожем. В партбюро были люди энергичные и с мозгами, и банальные
речи Комогена успеха не имели.
Он и не рассчитывал выделиться на этом фоне. Тренированный семью
годами борьбы, он продолжал идти вверх, и если нельзя было катиться прямо,
то поднимался, как лыжник "елочкой"; шаг влево, шаг вправо, но каждый раз
чуть выше, чем был. Карьерист должен владеть маневром.
И в сентябре, после стройотряда, Комоген совершил очередной демарш.
Он полетел в областной город с университетом самым скромным из всех,
имевших юридический факультет. Там он выглядел эффектно: форма с нашивками
МГУ, офицерский ремень, рядом со строительным значком - колодка медали "За
освоение целины", купленная в гарнизонном универмаге. Снял номер в
гостинице и, умудренный жизнью, приступил к сбору информации.
Есть категория людей, знающих всю подноготную заметных личностей
своего города. Обычно это одинокие пожилые женщины из числа журналистов,
врачей, администраторов гостиниц; любят щегольнуть осведомленностью шоферы
служебных "Волг", и уж решительно не существует тайн для секретарш.
Комоген фланировал по коридорам и затевал знакомства, начиная разговор с
поисков несуществующего друга, якобы раньше работавшего здесь. Затем
интересовался возможностью пройти здесь практику, или устроиться на
работу, или написать заметку в газету. Вид его возбуждал некоторое
любопытство и симпатию, контакт иногда завязывался, он дарил цветы и
конфеты и рассказывал московские сплетни, наводя разговор на нужную тему.
Расчет был прост: в городе есть два-три десятка людей, обладающих
немалой властью. Все они сравнительно немолоды, имеют как правило взрослых
детей. Половина из этих детей, по теории вероятности, дочери. Часть
дочерей должна быть незамужем.
Кто ищет - тот найдет, уж это точно. В городе обнаружились четыре
непристроенных дочери, в возрасте от восемнадцати до тридцати пяти,
положение чьих родителей удовлетворяло притязаниям Комогена. Одна была
красива, вторая умна, третья училась в Ленинграде, четвертую Комоген
выцелил, как утку в лет.
Он занял пост в подъезде напротив и через день познакомился с ней на
улице элементарным вопросом "как пройти". Цветок на углу, мороженое на
другом, заготовленная шутка, от репетированная байка,- Комоген был
приятен, культурен, п р е с т и ж е н. Принадлежность к МГУ служила ему
знаком качества, рассказ о Наполеоне - свидетельством интеллигентности.
Роман раскручивался стремительно - время поджимало.
Ухаживание началось с посещения картинной галереи, никак иначе, и
закончилось, после ресторана с танцами, посещением гостиничного номера,
куда в нужный момент подали, по предварительной договоренности с
горничной, поднос с шампанским и фруктами,- верх красивой жизни, по
разумению Комогена. Он сорил деньгами, но как ни быстро они кончались,
запасы интеллигентности иссякали еще быстрее.
Девушка пригласила его зайти; он преподнес будущей теще трехрублевую
розу и поцеловал ручку. Комоген придумал себе отца, дал ему приличную
профессию экономического советника и немедленно загнал в двухгодичную
командировку в дебри Центральной Африки. Верная мать последовала за отцом.
В трехкомнатной квартире на Кутузовском проспекте, заваленной лучшими
импортными вещами, жил один-одинешенек нравственно чистый Комоген, будущий
начальник юридического отдела МИД а. Он был скромен и деловит.
А что он делает в их городе? Приехал к другу, но поссорился, ушел в
гостиницу, собирался улететь в Сочи, но встретил их дочь. На каком он
курсе? На пятом, остался год. Пора было смываться.
В аэропорту невеста смахнула слезку с некрасивого личика. Комоген
рыцарственно надел ей на палец золотое колечко с александритом, купленное
на последнюю сотню, и отбыл с уклончивыми обещаниями. Пусть сомневается в
нем, не подозревая расчета.
Теперь требовались деньги, деньги, деньги! Комоген продумал варианты:
украсть в гардеробе дубленку с вешалки, найти ростовщика и одолжить
тысячу, устроиться в жэк сантехником и выжимать трешки из жильцов...
Вскоре он орудовал заступом на кладбище: калымных доходов должно было
хватить.
На ноябрьские он полетел к невесте. Жил у них дома. Со вздохом
предупредил, что свадьба невозможна до возвращения родителей. Снизошел к
её горю - согласился подать заявление.
Рассеивая подозрения, Комоген показал фотографию "родителей", спертую
у приятеля. Прочитал "их письмо", написанное под диктовку другим
приятелем. Он был одет в "их подарки", купленные в комиссионке.
Через неделю после свадьбы Комоген похоронил родителей в авиационной
катастрофе.
- Проходимец!..- прорычал тесть за плотно закрытой дверью.
- Откуда я сначала знал, кто ее родители?
- Подонок!.. А когда узнал, то что?
- Испугался, что для вас это неравный брак.
- Почему не сказал правду? Мы что, феодалы?
- У вас будет внук.
Тесть отвесил зятьку затрещину, сунул в рот валидол и рухнул в
кресло. Комоген твердой рукой вел корабль своей карьеры сквозь
предусмотренную грозу. Он заплакал и склонил повинную голову под меч: "Я
не откажусь от любви... Никогда не приму от вас ни копейки... Можете
вышвырнуть меня вон..."
- Вышвырнуть! А ребенок? А люди что скажут? А обо мне ты подумал?
По здравом размышлении, щадя самолюбие и во избежание пересудов,
легенду Комогена решено было вслух поддерживать. Будущее молодой семьи
подверглось нелегкому обсуждению и оказалось совсем не столь мрачным.
Новый родственник рассуждал здраво. "А, разве не часто молодые честолюбцы
хватались за выгодных невест..."
- Я в жизни многого добьюсь, не разочаруетесь. После второго курса он
перевелся на местный юрфак. Ему исполнилось двадцать четыре, и все
слагаемые карьеры теперь наличествовали: биография, личные данные,
родственные связи, начальная зацепка. Он ощутил под ногами твердую почву
для разбега и взлета; холодное пламя успеха сжигало его.
Взрослый мужчина, он смотрел на наивных сокурсников с затаенным
превосходством. Его уважали, признавая его достоинства. Он был прост и
открыт, скромен, но солиден, он перевелся "по семейным обстоятельствам" из
столичного университета, о чем тонко напоминал, не хвастая. Он грамотно
одевался, весомо молчал, незаметно льстил, убежденно поддакивал. Он
усвоил, что главное для карьеры - это умение произвести наивыгоднейшее
впечатление на тех, от кого зависит твое продвижение.
Ему нравилось думать о себе, как об отлаженном механизме для делания
карьеры. Больше он ничего не умел и не хотел.
Он зубрил самое необходимое, не стараясь понимать. Налегал на
общественные дисциплины. Не пропускал ни одной лекции, ни одного
мероприятия. И неизменно выступал на собраниях. Клеймил прогульщиков,
требовал ответственнее проводить политинформации, ратовал за борьбу со
шпаргалками и призывал активизировать работу народной дружины.
К весне, присмотревшись, его кооптировали в партбюро курса. Ввели в
контрольную комсомольскую комиссию факультетского комитета ВЛКСМ. Летом в
стройотряде он, с учетом опыта, был поставлен комиссаром.
На четвертом курсе его избрали вторым секретарем факультета. Он
привел отчетность в ошеломительный порядок, расписав все от и до. Того же
добился от курсовых бюро. Итоги соцсоревнования подводили по отчетным
документам - юрфак занял первое место. Комоген поделился успехами на
университетской конференции. Летом он выехал на стройку комиссаром
сводного университетского отряда. Согласно отчетности, культмассовая и
политико-пропагандистская работа в отряде была поднята на небывалую
высоту. Отряд получил районное знамя. Комоген удостоился еще одной грамоты
и благодарности в личном деле. Осенью он был избран в университетский
комитет. К юбилею Октября последовали некоторые награждения; заслуги
Комогена выглядели столь неоспоримыми, что он получил "Знак Почета".
Нельзя поклясться, что тесть никак не приложил к этому руку.
Ему требовалось продлить свое пребывание в студентах, и он взял
академотпуск, мотивируя занятостью на комсомольско-партийной работе. В эту
работу он ушел целиком, всеми силами добиваясь максимальной в и д и м о с
т и результата. Он был прям, как столб, и положителен, как букварь. В
двадцать восемь лет он стал первым секретарем университетского комитета,
приравненного в правах к райкому,- освобожденная должность. В двадцать
девять его перевели в обком.
И, выйдя на прямую линию, он попер, как танк по шоссе. До мозга
костей он проникся гениальностью бюрократизма: вниз передается бумажный
водопад директив, вверх - встречный поток сведений об их успешном и
досрочном выполнении.
Как только начались разговоры о мелиорации, он тут же загромыхал
лозунгами, заглушая робкие трезвые голоса, ссылающиеся на природу и науку:
мол, у нас не те места. Комоген рьяно принялся за дело, угрохав тридцать
миллионов рублей и загубив территорию площадью с Бельгию; на месте болот
образовалась торфяная выветривающаяся пустыня, а ряд мелких речек пересох
навсегда, что немедленно сказалось на урожае. Но Комоген успел подняться
на две ступеньки по служебной лестнице, а за победные, фанфарозвучные
доклады получил орден.
Одиннадцать миллионов стоил скоростной трамвай. Гигантская канава
через весь город осталась памятником нелепой затее: городу не был нужен
скоростной трамвай, да и грунты оказались тверже, чем обещала
наиэкономичнейшая, как водится, принятая смета.
Он запросто решил квартирный вопрос путем вселения двух-трех одиноких
людей в двухи трехкомнатные квартиры. Через два года неблагодарные
одиночки переженились, родили детей и прописали родню, так что очередь
разбухла вдвое против прежнего. Но Комоген успел вовремя отрапортовать
наверх и, как работник расторопный и умелый, был переведен с очередным
повышением.
...Ну, значит, в командировке покупаю я местную газетку, на первой
