странице фото: "Такой-то и такой-то Геннадий Петрович Юкин выступил с
речью перед собравшимися". Смотрю я на это лицо... фамилия редкая, и имя
сходится, и возраст подходящий, и сходство чудится. Вот, думаю, сказочка
была бы...
Взял в справочном номер, позвонил. Секретарша допрашивает строго:
кто, что, по какому вопросу. Доложите срочно, рублю командным голосом,
доктор Звягин оттуда-то. Лечил его в восьмом классе, остальное Гена сам
знает. Через минуту соединяет.
- Леонид Борисович?
- Так точно. Хочу с вами встретиться, если найдете время.
- Вы надолго? Так... Остановились где?
- В гарнизонной гостинице.
- В пять будьте у подъезда, пришлю за вами машину.- Бряк трубку -
отбой.
Ты понял? Моими планами он даже не поинтересовался. Стиль общения -
приказной. И обижаться нельзя - проявил знак высочайшего ко мне
расположения.
В пять подруливает, презирая правила движения, черная "Волга" с
занавесочками, на номере - три нуля и единица. Шофер вышколен - дверцу
распахивает, и он как бы естественно наклоняется при этом, а как бы и
кланяется из огромного почтения к гостю с а м о г о.
А разукрашен город - куда там ВДНХ: плакаты, лозунги, транспаранты,
призывы: "Горожанин! Коль ты душой хорош - благоустраивай город, в котором
живешь!"
Из подъезда выходит встречающий, делает посольский жест и
экскортирует меня по мраморной лестнице, устланной ковровой дорожкой. В
приемной, средь дубовых панелей и кожаной мебели, встает секретарша -
эдакая кинозвезда по стойке смирно, глазищами ест, и выражают глазища
безмерную преданность и готовность исполнить любые мои желания по первому
же намеку.
И вот с тяжкой плавностью плиты, обнажающей жерло ракетной шахты,
отходит последняя дверь. Ну антураж, ну интерьер, ну Комоген!..
В огромном затененном кабинете, за массивным полированным столом, в
темно-сером дорогом костюме, в ослепительной сорочке с безукоризненным
галстуком, с сановной благожелательностью на лице сидит и м п е р а т о р.
Буквально воздух проникнут его значительностью. В первый момент я бы не
удивился, увидев на стене портрет Наполеона.
- Прошу,- произносит он поставленным голосом. И слегка указывает на
стул у другого стола, примыкающего к его столу буквой Т.
- Здравствуйте, Геннадий Петрович,- говорю я и жду, как он
отреагирует на обращение по имени-отчеству. Принял как должное.
- Здравствуй, Леня,- и руку протягивает, не вставая.- А чего ты в
форме?
Я ваньку валяю, докладываю по уставу: так, мол, и так, по окончании
института был призван в ряды Вооруженных Сил, направлен в
воздушно-десантные, хирург медсанбата майор Звягин в служебной
командировке.
- - Да,- кивает,- как судьба-то не сложилась. А ведь помню, блестящие
надежды подавал. Думал, ты уже профессорствуешь. Какой у тебя ко мне
вопрос?
- Никакого, Геннадий Петрович. Случайно увидел портрет в газете,
вспомнил, порадовался, захотел поздравить вас... Он в селектор:
- Меня нет.- И мне: - Ну пошли, посидим. В панели у него незаметная
дверь, а за ней - будуар для отдыха: бар, стереоаппаратура, ванная-туалет.
Утопает он в кресле, наливает коллекционного коньячку,- наслаждается.
- Рад встрече, Лешенька. Приятно иногда вспомнить, с чего начинал.
Оглянешься - и не верится, какую крутизну одолел. А сколько еще впереди!..
- Да,- говорю,- я сразу в вас разглядел большого человека, Геннадий
Петрович.
- Я тогда несчастный пацан был, щенок мокрохвостый. Годами, годами
себя в кулаке держал! По пять часов спать научился, выступления наизусть
перед зеркалом заучивал. Другие молодость провеселились, а я работал, как
каторжный.
Направление беседы ясно: поддакиваю я, как умный дятел, а он отмякает
мечтательно и говорит об единственном интересном ему и любимом предмете -
о себе. Роли наши сменились, теперь главный он, а я - сознающий его
превосходство благодарный слушатель, это ему приятно, и поглядывает он на
меня с искренним расположением, почти как на младшего друга.
- А съездим-ка мы с тобой в баньку! Ты каких девочек предпочитаешь?
- Спасибо, Геннадий Петрович, хотелось бы просто с вами поговорить
еще. Я завтра с утра на базу "Медтехники", в комендатуру - и на вокзал,
убываю. Жалко времени.
Банька за городом, у речки, снаружи неказистая, изнутри - люкс. Камин
уже пылает, сауна прогрета. Шофер в машине у ворот остался.
Ночь, коньяк, воспоминания,- рассказывает Комоген о своем славном
пути.
- Как наивен ты был тогда, Лешенька. Как примитивно представлял себе
путь наверх. Сейчас я бы мог прочитать тебе курс технологии карьеры, да
закваска в тебе не та.
- Прочитайте, Геннадий Петрович, буду благодарен за урок.
Вызывает он звонком шофера и приказывает привезти из дому синюю папку
из верхнего правого ящика письменного стола.
Часа полтора читал я его заветные записи, а он попивал "Наполеон",
покуривал "Кент" и комментировал:
- Салага был твой Макиавелли!
"З. Позаботься о первом впечатлении о себе: оно многое определит. Ты
не должен давать поводов для зависти, жалости или опасений. Будь собранием
добродетелей - не подчеркивая, лишен пороков - неприметно. Не торопись -
промах в начале пути тяжело исправим".
"5. Изучай нужных людей. Узнай все: его семья, прошлое, привычки,
вкусы, болезни, увлечения, симпатии и антипатии, враги и друзья, слабости
и пороки. Пойми, чего он хочет и не хочет, любит, боится, уважает,
ненавидит. Надо знать, каков он на самом деле, каким представляет себя,
каким его представляют другие. Только тогда можно вызвать у него нужную
реакцию. "
"9. Лесть должна казаться человеку правдой. Любую лесть проглотят,
если уверены в вашем уме, доброжелательности, компетентности, бескорыстии.
Открытое восхваление раскроет умному человеку твой расчет... "Случайная
лесть" - льстить за глаза так, чтоб человек "случайно" это подслушал.
"Косвенная лесть" - как бы передавать человеку мнение других, особенно
тех, к кому он прислушался бы. "Рикошетная лесть" - лъстшт за глаза с
расчетом, что близкие люди ему передадут. "
"10. Умелая клевета неуязвима. Анонимки и организованные
лжесвидетели... Провоцировать на неосторожный ответ... Объяснять его
поступки низкими побуждениями... Осуждать "нелепый слух", излагая его
содержание. Защищать человека от слуха, рассказывая ему таковой..."
"11. Искусство интриги состоит в том, чтобы определить нужных людей,
знать, как они поступят при соответствующих условиях и обстоятельствах, и
эти поступки соединить, как звенья в цепь, идущую от тебя к твоей цели.
Преимущество интриги состоит в том, что люди несравненно более
могущественные, чем ты, добиваются твоих интересов со всем напором,
полагая, что действуют в интересах собственных. Безопасность интриги
заключается в том, что ко всему происходящему вы якобы не имеете
отношения..."
"19. Избавляться от всех конкурентов: явных, скрытых и потенциальных.
Возлагать на них ответственность за явно невыполнимое дело. Поощрять их
ошибочные действия до полного конфуза и провала. Успехи замалчивать,
недостатки раздувать. Провоцировать на грубости и проступки. Стравливать
между собой. Дергать по пустякам, мотать нервы..."
"Зб. Не будь мстителен и злопамятен: это отвлекает силы от пути
наверх. Напротив, великодушие располагает к тебе.."
"44. Умей внушать страх: люди ценят доброе расположение того, за кем
знают силу и власть смять их, кого боялись бы иметь врагом, - но
пренебрегают тем, кто всегда добр и не может быть им опасен..."
"46. Демонстрируй справедливость и доброту, публично помогая
несчастным, которые мелки и абсолютно неопасны, жалеемы окружающими и
будут славить тебя потом всю жизнь. "
Скинул он махровую простынку, потрепал покровительственно меня по
загривку, плеснул в бокалы: "За силу сильных!". Пошли в парилку, сели на
полок.
- О чем задумался?
- О том, что если бы не все люди, которые тебе помогали, начиная с
меня, то остался бы ты мерзавцем куда более мелким.-
- Что-о?! - Улыбнулся он опасно так, зловеще.
- Комоген,- говорю,- дрянцо, ты меня помнишь, мое слово верное. Как я
скажу - так и будет. А будет с тобой знаешь что? Он побелел, задышал
часто.
- Ну-ну... Повякай, майор, пока я позволяю.
- Раньше или позже снимут тебя отовсюду со страшным треском. Или
хватит тебя от волнений кондрашка во время проверки из Москвы. Или
разобьешься в автомобильной катастрофе.
- Это вряд ли. А твое будущее могу, могу предсказать, Лешенька. Я
тебя уничтожу,- обещает голосом ласковым и сдавленным.
- А самая главная твоя беда, Комоген,- это то, что ты меня встретил.
Потому что меня учили не дожидаться милостей от природы. И сделаю я сейчас
следующее. Врублю регулятор до отказа, чтоб нагрелось тут градусов до ста
пятидесяти, скручу ручки за спину, прикрою тебе рот - и подержу, пока не
станет на свете одним подлецом меньше. А потом вызову "скорую". И
чин-чинаром: злоупотребил коньячком и перепарился, обычное дело.
И говорю я ему это почти всерьез. Встаю в дверях. И ненавижу его с
редкой силой, аж жжет.
Есть мнение, что сильное чувство передается, сильное желание
исполняется. Не знаю... А только обернулось все немного неожиданно. Потому
что привстал Комоген, замахнулся - и вдруг сделался серо-чугунного цвета,
крякнул и стал валиться на бок.
Подхватил я его, выволок в предбанник; пульс еле прощупывается, в
горле хрип. Высунулся, ору шоферу. Телефон есть - вызываю "скорую".
У них там оч-чень приличная аптечка обнаружилась... М-да... Откачиваю
я его, и не могу отделаться от невольной мысли: как же так получается, что
сами собой сбылись мои слова, а я его спасаю; парадокс. В аптечке даже
ампула строфантина оказалась. Ввел я ему и строфантин в вену, да без
толку: давление по нулям, сердце встало*. Массирую - не запускается. Ну,
прибыла бригада,- отсос, дефибриллятор; поздно.
Приключеиня майора Звягина
1 Жестокое лукавство Звягина может быть понятно лишь посвященным: в
ампуле строфантам один кубик, и если ввести в вену не четверть и
постепенно, а весь кубик и сразу, то любое сердце встанет, как милое; в
медицине есть немало нюансов, необнаруживаемых никакой патанатомией и
судмедэкспертизой. Похоже, что он сказал - то и сделал.
Вот такой странноватый и символический конец оказался у всей этой
истории. Если кто хочет вывести мораль - пожалуйста.
- Помогать надо с разбором,- сказал сын.
- "Я тебя породил, я тебя и убью,- сказал Тарас Бульба",-
процитировала дочка.
- Жалко мне того несчастного восьмиклассника,- помолчав, произнесла
жена.- Ведь если подумать, мы сами его таким сделали.
Звягин взвесил на ладони синюю папку, открыл латунную дверцу
кафельной печи, оставшейся с прежних времен, отодвинул вьюшку.
- Символической истории полагается иметь символический конец,- сказал
он и чиркнул спичкой.
В тишине белесое пламя с нежной фиолетовой кромкой облизало картон и
загудело, устремляясь в трубу. Звягин взглянул на часы.
- В "Титане" идет "Покаяние", и мы еще успеем на последний сеанс.
Обожаю семейные культпоходы в кино, когда Юрка приезжает на каникулы. Есть
в этом элемент доброй патриархальности. Перед сном в постели жена тихо
спросила, глядя в темноту:
- О чем ты думаешь?
- Что из Юрки выйдет.
- Все, что зависело от нас, мы сделали...
- Наверное. А теперь все зависит от него самого. Она села, обхватив
