природою, истомленною летним зноем; свалившаяся доска или весло, упавшее
случайно на палубу, порождали эхо, грохотавшее в горах и
перекатывавшееся вдоль берегов; если шкиперу случалось отдать
приказание, тотчас же незримые голоса с каждого утеса принимались без
устали его передразнивать.
Дольф в немом восторге любовался сменявшимися перед ним картинами
великолепной природы. Слева Дундерберг <То есть Громовая гора, как ее
называют за звучное эхо.> громоздил свои лесистые кручи, вершину над
вершиною, лес над лесом, возносясь в глубокое летнее небо. Справа смело
вдавался в реку дерзкий Антонов Нос <Мыс на реке Гудзон.>, над которым
кружил одинокий орел, а дальше гора шла за горою, пока, как казалось,
они не сплетали друг с другом руки, заключая в свои объятия течение
могучей реки. При взгляде на широкие впадины, как бы выдолбленные то
здесь, то там между кручами, или на леса, уходящие высоко в небо и
дремлющие на краю какого-нибудь нависшего над бездной обрыва, с листвою,
которая, будучи освещена золотыми лучами солнца, казалась совершенно
прозрачною, Дольф ощутил в себе беспредельное восхищение перед этой
спокойною роскошью.
Среди этих красок он заметил вдруг груду блестящих, похожих на снег
облаков, которые виднелись над западными вершинами гор. За нею следовали
такие же груды, каждая, казалось, проталкивала вперед предшественницу;
ослепительные и яркие облака причудливо громоздились на синем небе.
Прошло немного времени, и послышались глухие раскаты грома, ворчавшего
где-то в горах. Река, еще недавно спокойная и зеркальная, отражавшая
небо и берега, теперь начала покрываться в отдалении черною рябью,
поднятой пробегавшими порывами ветра. Беспокойно, с пронзительным криком
метались птицы, известные под именем рыболовов; они стремились укрыться
в гнездах на высоких сухих деревьях; вороны, каркая во всю глотку,
летели к расщелинам скал; вся природа, казалось, чувствовала приближение
грозы.
Тучи клубились уже над горами; их снежные вершины все еще продолжали
сиять и искриться, но склоны, лежащие ниже, стали темными, как чернила.
Упали первые крупные и редкие капли; ветер крепчал; волны стали
завиваться барашками. Наконец вершины гор будто прорвали вздувшиеся, как
пузырь, тучи, и с шумом хлынули потоки дождя. Молнии перескакивали с
тучи на тучу и, извиваясь, низвергались по скалам и разбивали в щепы
могучие, раскидистые деревья. Оглушительными взрывами громыхал гром; эхо
отбрасывало его раскаты с горы на гору; они обрушивались на Дундерберг и
перекатывались в бесконечной теснине между горными кряжами; каждый мыс
отвечал новым эхом, пока откуда-то издалека не долетало мычанье Быка
<Название горы.>, который хотел, казалось, перекрыть своим ревом грозу.
На некоторое время стремительно несущиеся черные тучи, туман и густая
пелена ливня совершенно закрыли берег. Стало темно; неожиданно
сгустившийся мрак казался тем более жутким, что его то и дело
прорезывали вспышки молний, сверкавших сквозь потоки дождя. Никогда еще
Дольфу не доводилось видеть такого неистовства стихий; казалось, будто
буря пробивает себе дорогу через теснины в горах и ввела в действие всю
небесную артиллерию.
Судно, увлекаемое бешеным ветром, который усиливался с каждым новым
порывом, неслось теперь на всех парусах; так продолжалось до тех пор,
пока оно не достигло места, где река делает крутой поворот, кстати,
единственный на всем ее протяжении <Речь идет, по-видимому, об излучине
у Вест-Поинта. (Примеч, авт.).>. Как раз в тот момент, когда они
поворачивали, на них ринулся вырвавшийся из горного ущелья яростный
ураган, пригнувший к земле лес, видневшийся впереди, и в мгновение ока
превративший реку в сплошные белые гребни и пену. Шкипер своевременно
заметил опасность и приказал убрать паруса; но прежде чем его приказание
могло быть исполнено, вихрь всей своей силой навалился на шлюп и
накренил его набок. Все перепугались до смерти; все на судне пришло в
смятение; хлопанье парусов, свист и рев ветра, брань шкипера и команды,
крики пассажиров - все смешалось, все слилось с грохотом и раскатами
грома. В разгар этой суматохи шлюп, к счастью, выпрямился; одновременно
главный парус вывернулся в противоположную сторону; рея, к которой он
был прикреплен, пронеслась вместе с ним над шканцами, и Дольф,
неосмотрительно глазевший на тучи, не успел опомниться, как очутился в
воде.
Впервые в жизни ему пригодился один из его бесполезных, как казалось,
талантов. Долгие, якобы пущенные на ветер часы, которые, пропуская
занятия в школе, он отдал всевозможным забавам на Гудзоне, превратили
его в опытного пловца; но теперь, несмотря на всю свою силу и ловкость,
он с большим трудом добрался до берега. Его исчезновение не было
замечено командой, занятой заботами о собственной безопасности. Шлюп
несся дальше с невиданной быстротой. Ему предстояла нелегкая задача
обогнуть большой мыс на восточном берегу реки; около мыса она делала
поворот, так что судно вскоре окончательно скрылось из виду.
Место, где Дольф выбрался на сушу, находилось на западном берегу
реки; вскарабкавшись на прибрежные скалы, обессиленный и измученный, он
опустился у подножия дерева. Гроза постепенно стихала. Тучи неслись на
восток; там они высились пышными и легкими грудами, слегка окрашенными в
розовый цвет последними лучами заходящего солнца. В их нижних, темных
слоях все еще виднелись далекие вспышки молний; время от времени
доносились глухие, едва слышные раскаты грома. Дольф поднялся на ноги и
осмотрелся вокруг, не ведет ли от берега какая-нибудь тропинка, - но все
было пустынно и дико, нигде никаких следов человека. Скалы беспорядочно
громоздились одна над другой; повсюду лежали стволы могучих деревьев,
поваленных яростным ветром, свирепствующим в этих горах; иные, может
быть, обрушились, достигнув своего предельного возраста. Даже скалы - и
те были увиты диким виноградом и поросли кустами терновника; все это
переплеталось друг с другом, образуя трудно преодолимую живую преграду;
при малейшем движении Дольфа с мокрых листьев на него низвергался
ливень. Он стал карабкаться на одну из вздымавшихся почти отвесно
возвышенностей, но при всей крепости своих мышц и ловкости сразу же
понял, что это предприятие требует силы самого Геркулеса. Несколько раз
случалось, что единственною его опорою были осыпавшиеся под ногами
выступы скал; неоднократно цеплялся он за корни и ветви деревьев и почти
что повисал в воздухе. С характерным свистящим звуком стремглав пронесся
над его головой лесной голубь; пронзительно клекотал орел на вершине
нависшего над бездной обрыва. Карабкаясь таким образом, Дольф, чтобы
облегчить подъем, готов был уже уцепиться за очередной куст, как вдруг
что-то зашелестело в листве, и он заметил змею, молнией скользнувшую
почти у самой его руки. Змея тотчас же свернулась в клубок, готовая
отразить нападение; Дольф видел ее маленькую плоскую головку,
раздвинутые челюсти и быстро вибрирующий язычок, колыхавшийся, как
пламя, в ее широко разинутой пасти. Сердце у него замерло, он едва не
выпустил ветки; еще немного - и он свалился бы в пропасть. К счастью,
змея недолго занимала оборонительную позицию; это было инстинктивное
движение самозащиты; обнаружив, что ее не трогают, она скрылась в
расщелине. Провожая ее напряженным, исполненным ужаса взглядом, Дольф
заметил, что находится в ближайшем соседстве с гнездом гадюк, которые,
сплетаясь друг с другом, корчились и шипели над бездной. Он постарался
как можно скорее оказаться подальше от страшных соседок. Воображение его
было захвачено этой новой, грозной опасностью: в каждой изогнутой,
корявой лозе он видел теперь гадюку, в шелесте сухих листьев ему чудился
звук, производимый хвостом гремучей змеи.
Наконец ему удалось вскарабкаться на вершину; она густо поросла
лесом. Всюду, куда только в просветы между деревьями проникал его взор,
он видел высокий берег, поднимавшийся грядою громоздящихся друг над
другом возвышенностей и скал, и вдалеке - гигантские горы, которые
господствовали над всем остальным и замыкали пейзаж. Нигде не было видно
следов рук человеческих, нигде над деревьями не вился дымок, который
указывал бы на человеческое жилье. Все было пустынно и дико. Стоя у
обрыва, над глубоким ущельем, края которого поросли лесом, Дольф
случайно столкнул ногою большой обломок скалы; он полетел вниз, с
треском ломая верхушки деревьев. Громкий, пронзительный крик донесся
снизу; тотчас же прогремел выстрел, и пуля, скосив по дороге несколько
веток и листьев, вонзилась в кору большого каштана.
Дольф не стал дожидаться нового выстрела и поспешно ретировался,
опасаясь, как бы враг не вздумал его преследовать. Ему удалось
благополучно возвратиться на берег, и он решил оставить попытки
проникнуть глубже, в места, таящие столько опасностей.
Весь мокрый, он присел на влажный, еще не успевший просохнуть камень.
Что делать дальше? Где найти кров? Близился час всеобщего отдохновения:
птицы возвращались в свои привычные гнезда, в сумеречном воздухе стали
носиться летучие мыши, и козодой, паря высоко над землей, казалось,
выкликал на небо звезды. Наконец подкралась ночь и окутала все
непроницаемым мраком; хотя лето было в разгаре, ветерок, скользивший над
рекой и сырыми лесами, основательно пробирал и пронизывал Дольфа,
промокшего насквозь.
Поникший и подавленный, потерявший всякую надежду, сидел он на своем
камне. Вдруг между деревьев он заметил огонек, мерцавший совсем близко
от берега, в том месте, где изгиб реки образует просторную бухту. Этот
огонек вернул Дольфу бодрость: он принес с собою надежду, что, быть
может, невдалеке он разыщет человеческое жилье, в котором найдет чем
удовлетворить настоятельные требования желудка и - что в равной мере
было необходимо в его положении - удобный ночлег. С огромными
трудностями преодолевал он расстояние, отделявшее его от огня: он
двигался по выступам скал, подвергаясь опасности соскользнуть в воду,
перелезал через стволы огромных деревьев, иные из которых были только
что повалены бурей и лежали, так плотно примыкая друг к другу, что ему
приходилось с трудом пробиваться сквозь их ветви. Наконец он достиг
гребня скалы, нависшей над небольшою лощиной, в которой горел заветный
огонь. Оказалось, что это костер, разложенный у подножия старого дерева,
одиноко стоявшего посреди зеленой лужайки, зажатой со всех сторон
скалами. Костер бросал красные блики на серые камни и нависающие
деревья, оставляя кое-где темные пятна, казавшиеся входами в
многочисленные пещеры. Рядом журчал маленький ручеек; в нем виднелось
зыбкое отражение пылающего костра. Около огня двигались две фигуры;
кроме того, несколько человек сидели возле него на корточках. Так как
эти люди расположились между ним и огнем и находились в тени, Дольфу не
удалось разглядеть их как следует, но случайно один из них подошел к
костру с другой стороны, и благодаря тому, что его осветил отблеск
пламени, Дольф по раскрашенному лицу и сверканию серебряных украшений
определил, что перед ним был индеец. Он присмотрелся внимательнее и
увидел прислоненные к стволу дерева ружья и распростертый на земле труп.
Дольф насторожился: не попал ли он в еще худшее положение; судя по
всему, пред ним были те самые люди, которые стреляли в него из оврага.
Не решаясь в столь пустынном и диком месте довериться этим бесчеловечным
варварам, он сделал попытку потихоньку уйти. Однако он опоздал: индеец,
