наконец, долгожданную радость: ее Дольфа никто не бранил; напротив, с
каждым днем он делался все более уважаемым членом общества; решительно
все с одобрением отзывались о нем и о его винах, так что даже спесивый
бургомистр - и тот никогда не отклонял его приглашения отобедать. Дольф
нередко рассказывал за столом о своих юношеских проделках, которые
некогда вызывали негодование всего города, а теперь рассматривались как
безобидные шалости; самые важные и достойные горожане, слушая эти
рассказы, и те склонны были держать его сторону. Никто не был в такой
мере поражен переменой в судьбе Дольфа, как его старый наставник доктор.
Дольф, однако, был до такой степени незлопамятен, что пользовался
услугами доктора Книпперхаузена, ставшего его домашним врачом, неуклонно
заботясь впрочем, чтобы все его рецепты и предписания немедленно
выбрасывались в окно. У его матери, в уютной гостиной, зачастую
собирались за чашкой чая ее приятельницы; Петер де Гроодт, сидя у
камелька с каким-нибудь из ее внучат на коленях, не раз поздравлял
госпожу Хейлигер с тем, что сын ее стал большим человеком, в ответ на
что добрая старая женщина восторженно покачивала головой и восклицала:
"Ах, соседушка, разве не говорила я, что мой Дольф рано или поздно
будет держать свою голову так же высоко, как лучшие люди города?" Так-то
Дольф Хейлигер жил да поживал в свое удовольствие; он становился все
более жизнерадостным по мере того, как старился и приобретал житейскую
мудрость; его пример мог бы послужить наглядным опровержением поговорки,
гласящей: "Нажитое от дьявола к дьяволу и вернется". Правда, надо отдать
ему справедливость, он достойным образом пользовался своим богатством и
с течением времени стал одним из виднейших граждан и уважаемым членом
общины. Он был ревностным приверженцем многих общественных организаций
вроде "Общества любителей бифштекса" и охотничьих клубов. Он неизменно
председательствовал на всех банкетах и первый ввел в гастрономический
обиход черепах из Вест-Индии. Он занимался также разведением породистых
лошадей и боевых петухов и покровительствовал даже самым скромным
талантам, так что всякий, кто умел спеть славную песню или рассказать
забавную побасенку, мог быть уверен, что за столом Дольфа ему
приготовлено место.
Он стал к тому же членом "Общества охраны дичи и устриц", принеся в
дар этому обществу большую серебряную чашу для пунша, сделанную из того
самого супника, о котором было упомянуто выше; эта чаша и по сей день
находится во владении названной почтеннейшей корпорации.
В конце концов еще крепким стариком он скончался на банкете одного из
многочисленных обществ, членом которых он был, от апоплексического
удара. Его похоронили с большими почестями во дворе небольшой
голландской церкви на Гарден-стрит, где можно увидеть его могилу еще и
сейчас; на ней высечена скромная эпитафия, сочиненная на голландском
языке его другом мингером Юстусом Бенсоном, великолепным и первым по
времени поэтом нашей провинции.
Изложенная выше повесть основана на гораздо более достоверных
источниках, чем прочие повести подобного рода. Я познакомился с нею из
вторых рук, через лицо, слышавшее ее из уст самого Дольфа Хемлигера. Он
рассказал свою поразительную историю лишь в последние годы жизни, да и
то под большим секретом (ведь он был чрезвычайно скрытен), в тесном
кругу старых приятелей, у себя за столом, после более чем изрядного
числа чаш крепкого пунша; и сколь ни загадочна та часть повести, где
идет речь о призраке, гости его никогда не выражали ни малейших сомнений
по этому поводу. Необходимо указать также - и лишь после этого можно
будет поставить точку, - что, вдобавок ко всем своим дарованиям и
талантам, Дольф Хейлигер слыл еще лучшим во всей провинции стрелком из
большого лука.
