огромный, звенящий на все лады и полный жизни.
Вишена, чуть поотстав от Боромира, дремал в седле, припустив поводья.
Вчера они со Славутой и Боградом долго сидели в горнице, попивая крепкое
лойдинское пиво и поминая былое. Славута покачивался на вороном коне
справа и, похоже, тоже задремывал, убаюканный мерной поступью. Как рядом
очутился Тарус, Вишена не заметил, очнулся он от легкого похлопывания по
плечу. Славута, тоже разбуженный, тряс головой и протирал глаза.
- Спим, ратнички? - ухмыльнулся Тарус.
Вишена пожал плечами и чародей вдруг посерьезнел.
- В Рыдоги наведаться надобно. Поможете.
- В Рыдоги? - удивился Вишена. - Это ж не по пути. Да и зачем? Там
ведь болота непролазные, завязнем, я тех мест не знаю.
- Я знаю, - сказал Тарус. - Поехали.
Серый конь, послушный воле чародея, скользнул вбок и стал головой к
проезжающей дружине; Вишена и Славута замерли подле Таруса. Все заметили,
как Боромир обернулся в седле и помахал им рукой. Тарус ему ответил -
значит с Непоседой чародей уже успел сговориться.
Мимо тянулась и тянулась Боромирова дружина. Вот проехал Роксалан и
его люди, Заворич со своими пажанами, Позвизд. Потом пошли венеды и около
них задержался Боград с братом Богуславом.
- К Омуту? - спросил Боград, осаживая коня.
Тарус кивнул.
- Где сойдемся?
- Думаю, в устье Шогды. Там селение есть, Иштомар зовется. Боромира
там знают.
Боград кивнул согласно - там он тоже бывал.
- Удачи вам!
И хлестнул коня, уносясь вслед дружине. Богуслав, вскинув на прощание
кулак, умчался за ним и на зимнике остались лишь трое - Тарус-чародей,
Вишена Пожарский и Славута-дрегович.
А вокруг стояли нескончаемые лойдинские леса.
- Поехали... - проворчал чародей, тронув коня, и углубился в чащу.
Троп он не искал, вел напрямик, сквозь редкий подлесок. Вскоре зимник
затерялся где-то позади. Здесь дремать уже не стоило - трое это не четыре
сотни с лишком. Ухо востро, глаза бегают... Да и Тарус выглядит суровее,
чем обычно. Видать, неспроста.
Ехали долго и почти все время молчали. Приближался вечер,
Ярило-солнце готовился к отдыху и путникам тоже пора было позаботиться о
ночлеге, а Тарус все гнал и гнал вперед. Под ногами у коней начала хлюпать
темная болотная вода - Рыдоги есть Рыдоги...
Вишена догнал Таруса.
- Гей, Тарус-чародей, где ночевать-то будем? Не здесь ли, по колено в
воде?
Тарус обернулся к нему:
- Не серчай, Пожарский, знаю, куда веду. Почти уж на месте.
Скоро и впрямь жижа из-под ног исчезла; открылся пологий холм-остров,
поросший редкой ольхой и ежевикой. В центре виднелся старый бревенчатый
овин. Тарус указал на него рукой:
- Какая ни есть, а все ж крыша над головой. Отсюда до хутора, где
Омут живет, рукой подать. Завтра с утра там будем.
Около овина они спешились, вытерли коней, стреножили и оставили
пастись. Славута с Вишеной принесли дров, развели костер, Тарус тем
временем приготовил мясо и хлеб.
Смерклось; лишь огонь освещал закопченные старые стены. Чернел
огромный зев входа, эхом отдавался внутри хохот ушастого филина. Путники,
не спеша, поели и стали устраиваться у пламени. Вишена лениво отстегнул
меч и вздрогнул от неожиданности - изумруды горели, перекрывая даже свет
костра.
- Гляди, Тарус! Нечисть рядом!
Славута, уже было улегшийся, вскочил. Чародей тревожно оглядывался,
но вокруг было тихо и покойно.
- Может, овинник? - предположил Славута.
Тарус развел руками:
- Кто знает...
Филин захохотал снова - Вишена вслушивался в ночь, пытаясь понять,
что кроется за ее кажущимся спокойствием.
- На коней взгляну, - сказал он, поднимаясь.
Когда Вишена подошел к выходу, крупная черная тень, похожая на
огромного кота, метнулась в угол и пара пылающих глаз впилась в него.
- Овинник! - вскрикнул Вишена, видевший этого нечистого впервые.
Глаза в углу сверкнули и погасли, но дока-Тарус успел его разглядеть и
наложить защитное заклятье.
Злого овинника, обычно хохочущего нагло и издевательски, на этот раз
ловко обезвредили, еще до всех его возможных козней. Изумруды теперь лишь
слабо лучились зеленью.
- Готов, - довольно сказал Тарус. - Нас он теперь не тронет - не
сможет. А за коней не бойся, Вишена, Сирко мой от нечисти тоже заклят, а
волков он гоняет пуще, чем ветер листья. Да и вот они, рядом.
У овина и впрямь виднелись, затертые темнотой, силуэты всех трех
коней. Вишена успокоился и лег. Тишина и особенно уверенный голос Таруса
разогнали страхи. Он поддался наваливающемуся сну, сладко расслабившись.
Снилось лето. Солнце жарило так, словно Ярило взбесился и собрался
сжечь леса да вскипятить реки. И - странно! - среди чистого неба гремел
гром и трещали частые вспыхивающие молнии. Жара становилась невыносимой.
- Вишена, вставай!
Голос у Таруса был злой, срывающийся.
Вишена проснулся и понял, откуда такой сон. Овин пылал, как факел на
ветру. Треск и гудение пламени казались громом, отсветы огня - молниями, а
нагретая земля и накалившийся воздух навеяли сон о лете.
Они едва успели выскочить, как с грохотом обвалилась крыша. Овин
сгорел мгновенно, пламя сожрало сухие бревна, оставив лишь жирную горячую
золу. В предрассветной мгле осталась круглая обгорелая проплешина, все
трое потерянно таращились на нее. Огонь завяз во влажной росистой траве,
захлебнулся и угас. А люди успели заметить, как в лес метнулся крупный
черный кот, оставив звучать в ушах злорадный хохот.
- Эх! - сокрушенно вздохнул Тарус. - Навредил таки, нечисть поганая!
Славута недоуменно протянул:
- Как же так? Он не мог нас тронуть, ты ж его заклял.
- Нас он и не трогал, - ответил Тарус. - Он только поджег овин.
И подумал: "Хитер. Кто-то за ним стоит..."
Впрочем, потери были невелики. Сгорело ничейное ветхое строение,
украдено пару часов сна, а все вещи успели вынести из огня - можно и
порадоваться.
Тем временем светало. Вишена затянул походную суму и выпрямился,
пристегивая меч. Возглас Славуты застал его врасплох.
- Вот те на! А кони-то наши где?
- Что? Кони? - Вишена озирался. Он ясно помнил: на влажной земле
Рыдог копыта коней оставляли четкие глубокие отметины.
Следы нашлись недалеко от пожарища - когда овин вспыхнул, кони
галопом рванули врассыпную.
"Вот те на! Они ж стреноженные были! Как освободились?" - растерялся
Вишена.
Примерно на полпути к лесу следы обрывались. Конь Таруса оставил еще
пару слабых, далеко отстоящих друг от друга, смазанных отпечатков, словно
чайка на взлете. Но ведь кони - не птицы и поэтому не летают!
Славута присоединился к следопытству Вишены, но напрасно - больше
ничего не нашли.
- Черти их утащили, что ли? Не пойму... - растерянно протянул Вишена.
- Вы ничего не слышали?
Славута пожал плечами и ответил:
- Что тут услышишь? Пожар, не до того.
Тарус очнулся от каких-то своих потаенных дум.
- Темное это дело, други. Чую - сила за этим стоит.
Вишена и Славута уставились на него.
- Ну, а дальше-то что?
Тарус не собирался пугать спутников - не из пугливых. Просто высказал
свои ощущения.
- К Омуту пойдем. Пешком.
- Ну и пошли! Неча время терять.
Солнце окрасило небо на востоке в нежно-розовый цвет. Запела первая
проснувшаяся лесная птаха и новый день начался.
Чародей грустно сказал:
- Сирка жалко... Добрый был конь. Верный.
Добавил что-то еле слышно, и зашагал к лесу, оставив заходящее
светило за спиной.
Славута догнал его, хлопнул по плечу: "Ничего, мол, живы покуда - и
то ладно", - и поправил у пояса боевую секиру. Меча дрегович не любил, и
поэтому не имел, а вот секира его прославилась еще во времена Северного
Похода, многие враги если и успевали перед гибелью что-нибудь увидеть,
уносили на небеса застывший в зрачках лунный полукруг.
Мутная и холодная с ночи вода противно хлюпала под ногами. Поднялся
сильный ветер, шумел наверху в кронах, гнул старые деревья, завывал грозно
и свирепо. Тарус то и дело поглядывал на небо.
- Ишь ты, расходился Стрибог, - заметил он, качая головой, - вчера
закат красным выдался, ровно клюква.
Вишена тоже глянул вверх, но ничего не сказал, Славута вообще редко
говорил, больше отмалчиваясь, все к этому давно привыкли. Вишену
настораживало поведение чародея. Доверял он ему полностью; удивляло
спокойствие и покорность, с какой Тарус расстался с конями. Наверное,
существовала какая-то важная причина, но какая?
Солнце взошло совсем еще невысоко, когда они вышли к месту, где жил
Омут-Молчун - маленькому лесному хутору всего-то на три избы. Ветер хлопал
болтающимися дверьми и ставнями, свободно гуляя везде, где вздумается, и
выл над покинутым людским жилищем. Всюду царило запустение - наполовину
упавший забор, брошенная впопыхах утварь, сиротливо воздетые к небу
дымоходы давно нетопленных печей... И никого вокруг.
Тарус переглянулся с товарищами, читая в их глазах такое же
недоумение.
Вблизи хутор оставлял еще более гнетущее впечатление. Избы и дворы
без людей и животных теряли всякий смысл, подавляли пустотой и
безысходностью.
Куда девались хуторяне они так и не выяснили. Тарус поспешил покинуть
это несчастливое место. К полудню, обогнув громадное и мшистое Чайково
болото, путники вышли к реке Шогде. В прибрежных кустах нашелся жидкий
старый челн и течение, подхватив его, унесло почти точно на юг, к устью.
Вокруг тянулись сплошные бескрайние мхи; Шогда петляла меж них, как змея в
бреду, Вишена, сидя на носу и уставившись на свои насквозь промокшие ноги,
монотонно твердил: "Эх, ты, топь-мочаг, ходун-трясина, крепи-заросли..."
Славута, не особо напрягаясь, греб, Тарус, казалось, спал, но
спутники понимали - думает чародей. События этой весны вязались в тугой
непонятный клубок и над ним стоило поломать голову. Размышляй, Тарус,
распутывай витую нить истины, гони прочь петли и узлы, разгадывай козни
недругов...
- Глядите, - услышал вдруг Вишена отчетливо-тихий свистящий шепот
чародея и вышел из оцепенения, - глядите, чертенок!
На берегу, в редких кустиках ракиты возилось небольшое, с
десятилетнего ребенка, темно-серое существо, поросшее густой короткой
шерсткой. Чертенок был совсем близко, шагах в десяти. Согнувшись и виляя
тонким длинным хвостом с чудной светлой кисточкой на конце, он выискивал
что-то у корней. Славута перестал грести, но как тихо не скользил челнок
по гонимой ветром волне, чертенок его учуял и повернулся.
Мордочка у него тоже была пушистая, словно у котенка; голову венчали
аккуратные маленькие рожки, а рыло выдавалось далеко вперед и немного
походило на поросячье.
Увидев людей, он подпрыгнул от неожиданности, резво дернул руками и
исчез в короткой дымной вспышке. В нос шибанул запах серы, но ветер быстро
его развеял.
Теперь берег опустел. Нечистый предпочел убраться, то же решили
сделать и путники. Славута с удвоенной силой заработал веслом. А Тарус на
корме качал головой: "Что же? Нечисть Рыдоги заполонила, светлым днем
шастает. Что творится-то?"
Вскоре болота Рыдог остались позади, а перед ними раскинулась
обширная зеленая равнина, известная всем под названием Кухта. Где-то там,
впереди, в селении Иштомар, их должен поджидать Боромир с дружиной.
Славуту на весле сменил Вишена. Греб он привычнее, чем дрегович, челнок
бойко вспарывал расходившиеся речные волны.
На ночлег стали у пологой излучины. Тарус убил мечом на отмели
крупную зеленовато-серую щуку, прямо из лодки, и они испекли добычу на
