Вишену, зимовавшего на Пожаре?
Лягушки умолкли разом, как по команде и Вишена лениво потянулся за
мечом. Он твердо знал - если не суетиться и не казать страха, тушуются
даже самые наглые из чертей и вовкулаков, а нечисть помельче и вовсе
охладевает и отстает.
Стало тихо, ужасно тихо, даже ветер почему-то вдруг улегся. Вишена
нерешительно оглядывался - он сообразил, что не видит даже хаотичного
полета летучих мышей, хотя обычно их было как звезд на небе в безлунную
ночь. Некоторое время Вишена сидел в полной тишине, потом услышал тихий,
но мощный звук рассекаемого крыльями - огромными крыльями! - воздуха. На
фоне неба вскоре мелькнул и силуэт - гигантская летучая мышь летела прямо
на костер. Одновременно Вишена ощутил мягкие толчки пучков ультразвука.
Под один из них он поспешил подставить меч - пусть знает, что его ждет,
кто бы это ни был.
Быстрая тень мелькнула над головой, обдав упругими струями ветра,
поднялась выше и снова скользнула над Вишеной. Рядом с костром что-то
упало, почти бесшумно, но Вишена заметил и услыхал.
Два громадных крыла распростерлись на секунду застыли, закрыв собою
звезды, и вдруг с неприятным писком это распалось на несколько сот обычных
летучих мышей. Стая мгновенно рассыпалась; почти сразу Вишена услышал
первый, несмелый и одинокий крик лягушки.
И все прошло. Он снова оказался на опушке обычного леса, где полно
зверья, но нечистью и не пахнет. Пока.
До рассвета Вишену ее трогали, но он не смыкал глаз. К подарку с неба
тоже ее подходил, хотя видел его в свете костра. Под утро Вишена заметил
что-то пролетевшее очень высоко - может, стаю птиц, а, может, и ведьму. На
костер оно не обратило внимания. И еще из кустов на Вишену ночь напролет
пялился здоровущий филин, так что вполне в безопасности он себя не ощущал.
Когда взошло солнце, Вишена вздохнул с облегчением и позволил костру
погаснуть. Потом взял меч поудобней и как мог медленно да осторожно
приблизился к тому, что сбросили ночью с неба.
Это был небольшой сверток. Вишена присел, кончиком меча развернул
податливую волчью шкуру и невольно вздрогнул. Внутри лежал человек. Лицом
вниз. Махонький, ростом всего с локоть, но не ребенок. Вишена поколебался,
мечом же перевернул его на спину, мрачно оглядел.
Он сам. Это он сам - Вишена узнал свое лицо, пусть и очень маленькое,
узнал одежду и даже меч, торчащий у человечка из груди. Меч выглядел
точной копией его оружия, за исключением одного: на гарде вместо волшебных
зеленых изумрудов рдели два крохотных рубина.
"Что это? Предупреждение? Дурной знак?" - подумал Вишена с тревогой.
Ни о чем подобном он доселе не слыхивал.
А маленький мертвец вдруг вздрогнул, подернулся слизью и стал на
глазах перерождаться во что-то иное - Вишена отпрянул и отдернул меч.
Изумруды горели, словно вокруг слонялась сотня чертей в обнимку с сотней
леших. Оживший комок ворочался, будто там внутри происходила неистовая
борьба, и вскоре развалился, став семью лесными тварями - большой рыжей
сколопендрой, жабой, гадюкой, козодоем и тремя летучими мышами. Вишена
смотрел на все это широко распахнутыми глазами и боялся двинуться, только
непроизвольно гладил левой рукой изумруды. Вдалеке, на болотах, крикнула
выпь и козодой тотчас упорхнул в кусты; мыши, взмахнув крыльями,
рассыпались и исчезли; жаба, переваливаясь, удирала в сторону болот;
гадюка зашипела и скользнула прочь, и последней в траве мигом растворилась
сколопендра. На влажной волчьей шкуре остался лежать лишь маленький
отточенный меч.
2. МЕЧИ
К Андоге Вишена вышел около полудня. Болото он обогнул и обнаружил,
что завели его далеко в сторону Лежи. Андога оставалась справа и Вишена
быстро зашагал по найденной тропе. Дважды за время пути тропа пропадала,
но он невозмутимо возвращался и вновь находил путь. Вздохнуть свободно он
посмел лишь тогда, когда лес оборвался и впереди, за зеленеющим житним
полем, стали видны тесовые крыши Андоги. Крепкий бревенчатый сруб окружал
селение, защищая от набегов вражьих дружин и Вишена зашел с востока, где
высились окованные медью ворота. Стучать не пришлось - стражники его
заметили, в воротах приоткрылась узкая дверь. Хмурый бородатый воин мрачно
осведомился:
- Чего надобно, мил-человек?
Вишена ответить не успел; где-то во дворе заскрипела отворяемая дверь
и громовой бас растекся по всей Андоге:
- Кто там, Пристень?
Пристень, ратник у ворот, повернул голову и нехотя ответил:
- Путник пожаловал...
- Гей-гей, Роксалан, это же я - Вишена Пожарский! - перебил Пристеня
Вишена, сразу узнавший густой и мощный голос Роксалана, товарища по
Северному Походу. - Встречай!
- Хо! Вишена! Мы уж заждались.
Пристень посторонился, пропуская Роксалана и через миг Вишена
оказался в объятиях не менее могучих, чем голос Боромирова побратима. Они
расцеловались по обычаю трижды и Вишена наконец вошел в Андогу. Позади
загремел засовами Пристень, запирая дверь.
- Долгонько же ты собирался, - басил Роксалан. Выглядел он немного
озабоченным. Вишена глянул на него, чуя недобрые вести.
- Вчера бы явился, да нечисти в Черном уж больно много. Заплутал,
завели едва не в Лежу.
Роксалан нахмурился. Когда Вишена рассказал о знаке и развернул
сверток с мечом, он нахмурился еще больше - туча тучей.
- Да... У нас тут тоже... - он поднял глаза. - Омут помер.
Вишена вздрогнул. Омут, витязь-молчун, как-то раз в одиночку
разогнавший дюжину печенегов, не раз прикрывавший Вишене и Роксалану спины
в битвах, ставший родным. И его больше нет?
- Вчера, - сказал Роксалан, - влез на ярмарочный столб, да и свалился
маковкой на полено. Тут же и помер.
- Куда влез? - удивился Вишена, - на столб? Зачем?
Роксалан пожал плечами:
- Леший его знает. Как пришел три дня назад, так и молчал все время.
Поди разберись, что на уме.
Они подошли к высокому терему; среди людей, стоявших на крыльце,
Вишена узнал Боромира, Славуту и Бограда. Вокруг сновали дворовые и
прислуга; Роксалан с Вишеной остановились напротив, переглянулись и разом,
как бывало, молодецки свистнули. На крыльце обернулись, Боромир радостно
выкрикнул и всплеснул руками.
Потом Вишена долго здоровался со всеми - здесь был и возмужавший
Тикша, и брат Бограда - Богуслав, и превратившаяся из голенастого
подростка в статную девку Соломея, не изменившись лишь в одном - буйном
нраве и тяге к походам и приключениям.
Они стояли во дворе кругом. Вишена повторил свой рассказ о прошедшей
ночи, бросив под ноги волчью шкуру, развернувшуюся на лету, и сверкнул на
солнце клинок крохотного меча, и полыхнули недобро маленькие рубины.
Меч поднял Боромир. Осмотрел осторожно, с опаской, и бросил вновь на
шкуру.
- Нечистая штука...
Вишена оглянулся:
- Тарус-то где? Уж он растолкует.
Боромир кивнул.
- Тарус был здесь, да в Шогду подался. Завтра воротится.
Роксалан тем временем поднял меч-малютку и с сомнением вертел его в
руках. Вишена пытливо наблюдал за ним. Там, на болотах Лежи, он долго
думал, брать ли с собой этот меч, бросить ли. Решил взять.
Роксалан тем временем тронул Боромира за плечо и тот прочел в его
глазах вопрос.
- Сказывай, - велел он.
Роксалан тряхнул головой.
- Взглянуть бы на Омута нож...
Боромир стрельнул глазами, словно пойманный тур.
- Рубины? - догадался он. Роксалан кивнул. Вчера еще заметил он, что
у Омута на ноже рубины, а сейчас вдруг вспомнил, Омут ведь обычно не
расставался с длинным турецким кинжалом с костяной рукояткой и безо всяких
камней.
Все направились в терем. Омут, покрытый полотном, лежал в дальних
покоях на высокой дубовой лавке. У изголовья застыл резной деревянный идол
- фигура бога Хорса.
Боромир чуть приподнял полотно с левой стороны и в глаза ему полыхнул
алый рубин. Боромир оглянулся, а Вишена осторожно вытащил нож из кожаного
чехла. И вскрикнул пораженно.
Если была у подброшенного ночью меча точная копия, то в руке он
сейчас держал именно ее. То, что все принимали за нож Омута, оказалось
крохотным мечом. На гарде искрились рубины, такие же малые и чистые, по
одному с каждой стороны. Вишена развернул шкуру и уложил второй меч подле
первого.
И тут раздался крик, неожиданный и громкий. Соломея указывала пальцем
на лежащего Омута. Когда Боромир приподнял полотно, укрывавшее покойника,
стала видна рука - ладонь и предплечье. Взгляды, прикованные к мечу, не
сразу остановились на ней.
Это не была рука человека. Темная кожа со вздутыми венами, жесткая
щетина, крючковатые пальцы и длинные звериные когти.
Вишена вздрогнул, кто-то позади охнул, а Боромир рывком сдернул с
Омута покрывало.
- Чур меня, - выдохнул он и отшатнулся.
Вместо Омута на лавке лежало сущее страшилище. Та же темная звериная
кожа, сильно выступающая нижняя челюсть, белоснежные клыки, не меньше
медвежьих, закаченные глаза - сплошные белки без зрачков.
Все отпрянули, невольно, как обожженные.
- Вот тебе и Омут, - процедил Боромир и накинул покрывало на
неподвижное тело. Роксалан крикнул, в палату ввалились два дюжих стражника
с крючьями.
- В лес и сжечь! Немедля! - приказал Боромир, кивая на лавку.
В палате повисло озадаченное молчание, и тут в дверях возникла
высокая фигура Таруса-чародея, вызвав вздох облегчения и надежды.
Тарус-чародей мог многое, все это прекрасно знали. Вишена вздохнул,
как и все, и нагнулся, чтобы поднять сверток с мечами.
Меч на шкуре остался только один, но он стал заметно крупнее, словно
два маленьких меча слились воедино.
Вишена застыл полусогнутым.
Вечером Боромир с Тарусом собрали всех приезжих на совет. Тарус уже
выслушал истории Вишены и Омута, и выглядел озабоченным, несколько
настороженным, но уж никак не запуганным - кто может запугать
Таруса-чародея?
Ему исполнилось всего двадцать шесть лет, но славу Тарус успел
стяжать немалую. Особенно заговорили о нем после Северного Похода, когда
выяснилось, что заклинаниями Тарус владеет не менее успешно, чем мечом и
хотя чаще ему приходилось быть чародеем, это совсем не значило, что он
перестал быть воином. Без Таруса Боромир не мыслил теперь ни одного
похода. И не зря - чародей приносил удачу и всегда верил в свои силы,
заражая уверенностью и всю Боромирову дружину.
Тарус медленно окинул взглядом присутствующих. Потом усмехнулся.
- Боромир!
Боромир ответил взглядом.
- Боград!
Бородатый и плешивый венед поднял руку.
- Тикша!
Крепкий черноглазый хлопец, не отпуская руки Соломеи, встал.
- Славута!
Высокий белокурый дрегович, как и Боград, поднял руку.
- Вишена!
Вскинул кулак и он.
- Соломея!
Девушка поднялась и в углу кто-то хмыкнул. На него тотчас зашикали.
Тарус прикрыл глаза, готовый говорить. Вишена, оглядев названных,
сразу понял - лишь Боград знает, о чем пойдет речь.
- Помните ли поляну в Чикмасе? В год долгой осени?
Вишена зажмурился. Еще бы не помнить! События семилетней давности
стояли перед глазами, словно и не было этих лет и зим.
Тогда их собралось семеро - Тарус, совсем еще юный и никому не
известный чародей, Боромир - его ровесник, добряк и домосед, Славута -
тоже еще молодой бродяга-дрегович, пришедший с севера и подружившийся с
обоими, Вишена, случайно попавший из Лойды в Чикмас и так же случайно
встрявший в эту компанию, Тикша - хулиганистый мальчишка-сорвиголова и не
менее хулиганистая Соломея; им с Тикшей не исполнилось тогда и по
