конкретного случая в закономерном и точном согласовании с морфологическим
состоянием) глубокая истина и пренебрегать ею нельзя безнаказанно.
Этим, по-видимому, сделан шаг громадной важности, и благодетельной, и
роковой для всего дальнейшего. Мое мировоззрение устанавливает уже известное
бытие. Исследовать значение этого бытия и есть задача всего последующего
изложения. Но так как с этим проблематическим бытием непосредственно связана
основная трудность характерологии, то прежде чем приступить с наивной
храбростью к работе, нужно хоть немного ориентироваться в этой щекотливой
проблеме, о порог которой может запнуться всякая решимость.
Всякому характерологическому исследованию приходится бороться с
огромными, благодаря сложности материала, препятствиями. Часто бывает, что
дорога, как будто уже проложенная в лесной чаще, снова теряется в дикой
заросли, и нить совершенно путается в бесконечном клубке. Самое худшее то,
что относительно метода систематического изложения уже добытого материала,
относительно принципиального толкование успешных начал исследования - вновь
подымаются серьезные сомнения, главным образом, в правильности принципа
установления типов. Например, в вопросе половых противоположностей оказалось
приемлемым только род полярности обеих крайностей и бесконечного ряда
ступеней между ним. Нечто подобное полярности, по-видимому, можно применить
и к большинству остальных характерологических явлений, о которых я буду
говорить впоследствии. (Такое толкование предугадывал еще пифагорец Алкемеон
из Кротона); в этой области натурофилософия Шеллинга, быть может, переживет
еще иное удовлетворение, чем то возрождение, которое думал дать ей один
физик и химик наших дней.
Но основательна ли надежда исчерпать индивидуум прочной установкой его
положения в определенном пункте линии, соединяющей две крайности, даже
бесконечным нагромождением числа таких линий, создав систему координат для
бесконечно многих измерений? Ожидая совершенного описания человеческого
индивидуума в форме какого-то рецепта, не подойдем ли мы снова к
определенной конкретной области, догматическому скептицизму, махо -
юмовского анализа человеческого " Я" Не ведет ли нас род вейсмановской
Determinanten- Atomistik к мозаической психогномике, после того как мы
отошли от "мозаичнои психологии"?
Снова стоим мы перед старой и вечно новой проблемой: есть ли в человеке
единое простое бытие, и как оно относится к безусловно существующему в нем
многообразию? Есть ли душа? Каково отношение ее к душевным явлениям? Понятно
теперь, почему до сих пор не существовало никакой характерологии. Объект
этой науки, характер, сам по себе проблематичен. Проблема всякой метафизики
и теории познания, высший принципиальный вопрос психологии, составляет также
и проблему характерологии, проблему "до всякой характерологии
рассматриваемую, как научную систему". По крайней мере, это - проблема
характерологии, стремящейся критически разъяснить все свои предположения,
требования и цели, понять все различия посредством человеческой сущности.
Пусть характерологию назовут нескромной, но она хочет дать больше, чем
всякая "психология индивидуальных различий", и огромная заслуга Л. Вильяма
Стерна состоит в восстановлении ее, как цели психологического познания. Она
даст гораздо больше, чем простой свод двигательных и чувствительных реакций
в индивидууме, вот почему она и не может снизойти до остальных современных
экспериментальных психологических исследований, представляющих лишь
удивительную комбинацию статистических материалов и физической практики. Она
надеется остаться в сердечном согласии с богатой душевной действительностью,
полным забвением которой единственно можно объяснить смесь психологии
рычагов и винтиков. Она не боится, что ей придется разочаровать ожидания
студента, изучающего психологию, жаждущего познать самого себя, и что ей
придется удовлетворять его психологическими изысканиями о запоминании
односложного слова или о влиянии небольшой дозы кофе на процесс
арифметического сложения. И совершенно ясно, что более уважаемые ученые,
представляющие себе психологию как нечто большее, чем учение об ощущениях и
ассоциациях, среди господствующей в их науке пустыни, приходят к убеждению,
что проблемы героизма, самоотвержения, сумасшествия или преступления
умозрительная наука должна на века передать искусству, как единственному
органу их понимания, оставить всякую надежду не только постичь их лучше (это
было бы слишком дерзко по отношению к Шекспиру и Достоевскому), но даже
охватить систематически. Никакая другая наука, становясь нефилософской, не
может так скоро опошлиться, как психология. Освобождение ее от философии -
истинная причина ее упадка. Понятно, не только в своих предпосылках, но и
конечных выводах психология должна бы оставаться философской. Тогда бы
только она пришла к убеждению, что учение об ощущениях не имеет абсолютно
ничего общего с психологией. Эмпирическая психология исходит обыч-76
но из осязания и общих ощущений, чтобы закончить "развитием
нравственного характера". Анализ ощущений составляет область физиологии
чувств, и всякая попытка поставить ее социальные проблемы в более глубокую
связь с остальным содержанием психологии успеха иметь не
может.
Большим несчастьем для научной психологии было продолжительное влияние
на нее двух физиков, Фехнера и Гельмгольца. Таким образом и было признано,
что не только внешний, но и внутренний мир состоит из чистых ощущений.
Единственные, два лучших эмпирических психолога последнего времени, Вильям
Джеме и Рихард Авенариус, по крайней мере инстинктивно чувствовали, что
психологию нельзя начинать с осязания или мускульного ощущения, в то время
как вся остальная современная психология - какая-то клейкая смесь ощущений.
Это и составляет недостаточно ярко выраженную Дильтеем причину, почему
современная психология не касается проблем, обычно причисляемих к
психологическим: анализ убийства, дружбы, одиночество и т.п., - тут уж не
поможет старое указание на ее молодость; - да она и не может достичь этих
проблем, потому что движется в направлении, которое никогда не приведет ее к
благоприятному концу. Вот почему лозунгом в борьбе за психологическую
психологию должно быть прежде всего: долой учение об ощущениях из области
психологии!
Характерология, в вышеуказанном широком и глубоком смысле, заключает в
себе прежде всего понятие характера, т. е. понятие постоянно-единого бытия.
Как это уже рассматривалось в V главе первой части относительно морфологии,
изучающей всегда одинаковые при физиологических переменах формы
органического целого, так и характерология предметом своего исследования
предполагает нечто неизменное в психической жизни индивидуума, аналогичным
образом проявляющееся в его душевных жизненных проявлениях. Тут прежде всем
характерология противопоставляется "теории актуальности" психического, не
признающей ничего неизменного, потому что сама она покоится на основании
атомистики ощущений.
Характер не представляет из себя нечто, лежащее по ту сторону мыслей и
чувств индивидуума, напротив, он то, что открывается в каждой мысли и в
каждом чувстве. "Все, что человек делает, типично с точки зрения
физиономика". Как каждая клетка скрывает в себе все свойства индивидуума,
так каждое психическое движение человека содержит не только отдельные
"характерные черты", а все его сущестсво, откуда в один момент выступает
одно какое-нибудь свойство, в другой-другое.
Подобно тому, как не бывает изолированных ощущений, а всегда только
целый комплекс ощущений, широкое зрительное поле, подобно объекту,
противопоставленному какому-нибудь определенному субьекту, подобно миру
нашего я, откуда исходит то один, то другой предмет с большей или меньшей
отчетливостью. Подобно тому, как не могут ассоциироваться одни
"представления", а только отдельные моменты жизни различные состояния нашего
сознания, взятые из прошлого (каждое из них при этом обладает фиксационной
точкой в поле зрения), так и в каждое мгновение психической жизни вложен
весь человек и только в разное время падает ударение на различные пункты его
существа. Это всегда проявляющееся в психологическом состоянии каждого
момента бытие и составляет объект характерологии. Последняя образует, таким
образом, необходимое дополнение к современной эмпирической психологии,
находящейся в удивительном противоречии со своим названием и рассматривающей
до сих пор исключительно смену в области ощущений и пестроту мира,
пренебрегая богатством человеческом я. Здесь характерология, как учение о
целом, являющимся результатом соединения субъекта с объектом (оба они могут
быть изолированы только абстрактно), оказало бы плодотворное воздействие на
всеобщую психологию. Так, многие спорные вопросы психологии, быть может, ее
принципиальные проблемы, может решить только характерологическое
исследование, так как оно укажет, почему один упорно защищает одно, другой -
другое мнение. Оно выяснит, почему люди не могут сойтись, говоря на одну и
ту же тему: потому, что они имеют различные взгляды на одно и то же событие
или одинаковый психический процесс на том основании, что эти явления
получают у каждого индивидуальную окраску, отпечаток его характера.
Психологическое учение о различиях делает, таким образом, возможным единение
в области общей психологии.
Формальное "я" было бы последней проблемой динамической психологии, а
материальное "я" проблемой психологии статистической. Между тем ведь и до
сих пор сомневаются, существует ли вообще характер по крайней мере,
последовательный позитивизм в смысле Юма, Маха и Авенариуса должен его
отрицать. Легко понять, почему до сих пор нет характерологии, как учения об
определенном характере.
Самый большой вред принесло характерологии соединение ее с учением о
душе. Если характерология была исторически соединена с судьбою понятия "я",
то это еще не дает права связывать ее с этой последней по существу.
Абсолютный скептик ничем, разве только словом, не отличается от абсолютного
догматика. Тот, кто стоит на точке зрения абсолютного феноменализма и
полагает, что последний вообще снимает с него всю тяжесть доказательств,
необходимых только для других точек зрения, тот без дальнейших рассуждений
отклонит существование бытия, установленного характерологией и вовсе не
совпадающего с какой-нибудь метафизической сущностью.
У характерологии имеются два опаснейших врага. Первый принимает
характер, как нечто данное и отрицает, что наука могла бы справиться с ним
так же, как это делает художественное изображение. Другой видит единственную
действительность только в ощущениях. реальность и ощущения для него одно и
то же. Ощущение является для него тем камнем, на котором построен и мир, и
человеческое "я", но для последнего не существует никакого характера. Что
делать характерологии, науке о характере?. "De individuo nulla scientia",
"indivuum est ineffbile" - вот что слышится ей с той стороны, где
придерживаются индивидуума, а с другой, где целиком предаются науке, где не
спасли даже себе "искусства, как органа жизнепонимания", она должна услышать
что наука ничего не знает о характере. Среди такого перекрестного огня
приходится устанавливать характерологию. Кто не боится, что она разделит
судьбу своих сестер и останется вечно невыполненным обетом, как физиономика,
