Жигунов достал из кармана фотографию Чагина и протянул
Ангелине:
- Узна°шь, конечно?
Ангелина удивленно подняла нарисованные брови:
- Естественно... Владимир Петрович...
- Чагин часто к вам ходит? - спросил Жигунов.
- Ну, не то чтобы часто, но регулярно. Вот последний раз
неделю - десять дней назад заходил.
- Да, я знаю, - сказал Жигунов. - Он был со Шкурдюком и
Поручиковым...
- Совершенно верно. А что, Александр Кирилыч, случилось
что-нибудь?
Жигунов долго смотрел на нее, качал головой:
- Наверное, случилось, Ангелина, раз ты вместо
товарищеских подсказок задаешь мне вопросы... Чего ж ты мне
про Риту не рассказываешь?
- А что рассказывать? Вы же и сами про все в курсе...
- Ну, был бы про все в курсе, не приходил. - Жигунов
прихлебнул из чашки кофе и спросил небрежно: - А ты Риту
эту знаешь?
Ангелина засмеялась:
- А кто же ее не знает? Ее весь город знает. Можно
сказать, в масштабах страны известность. Она же в сборной
по плаванию...
- Так-так-так, - постучал пальцами по стойке Жигунов. -
Маргарита... Маргарита... Маргарита... - повторял опт,
вроде припоминал выскочившую случайно из памяти фамилию.
- Тер°шкина, - подсказала Ангелина.
- Да-да-да! Маргарита Тер°шкина! - обрадовался Жигунов,
будто вспомнил. - Ну ладно... А сильно гуляли?
- Ну как это - сильно? В пределах допустимого. С ног не
падали, - ласково улыбнулась Ангелина.
В это время из-за шторки позади бара возникла женщина в
белом грязном халате и драматическим шепотом позвала:
- Ангелина Степановна! Подь на минутку! К телефону
директор кличет!
- Простите, я сейчас же вернусь, - пообещала Ангелина и
скрылась за занавесом.
Я схватила Жигунова за рукав:
- Саша, ты не можешь у нее в письменном виде получить
показания?
Жигунов сердито мотнул головой:
- Я ж тебе объясняю, что я не только брать у нее
письменные показания, но и расспрашивать не имею прав.
- Саш, но если ее официально вызовут в прокуратуру или в
суд, она ведь обязана дать эти показания?
- Никогда она не даст этих показаний в прокуратуре и
откажется даже от того, что сказала нам сейчас...
- Но почему?
- Потому что она сама жульница и стучать на своих
клиентов не будет. Это выходит за рамки их воровской этики.
Она уже и так мне их сдала. А в прокуратуру она не пойдет и
ничего подтверждать не станет.
- Но она же ведь от них никак не зависит. Чего ей
бояться их?
- Это тебе только так кажется. Она их и боится, и
зависит. И говорить про них ничего не будет. Думаю, что
визит исчерпан. Допивай кофе и можем идти...
Мы дошли до улицы Маяковского в ожесточенном молчании.
- Саш, если ничего мне не удастся узнать и дело дойдет до
суда - осудят Ларионова?
Жигунов развел руками:
- Наверняка. Срок впаяют, как из пушки...
- А какой срок по статье полагается?
- До пяти лет. - Он взглянул на меня и поспешил утешить:
- Ему больше года не дадут первый раз - характеристики,
наверняка, хорошие...
- Да, - кивнула я. - У него наверняка будут хорошие
характеристики. Хорошему человеку с хорошими
характеристиками дадут всего год тюрьмы - ума дадут, мозги
на место вправят...
- Не убивайся так, Ирэн! Он мужик крутой, он год в
колонии на одной ножке простоит...
- Это я не сомневаюсь! - согласилась я. - А то, что
опозорят на всю жизнь, работу любимую навсегда отнимут,
судьбу сломают. - это так, чепуха! Это даже в приговор не
включается, мелочи.
На противоположной стороне перекрестка, у того самого
злополучного магазина с заново остекленной витриной
по-прежнему стояла бабка с цветами.
Я показала ее Сашке:
- Вот эта старуха все видела. Она была в самой свалке,
при ней началось все. Но она говорить ничего не хочет...
- Вполне естественно, - хмыкнул Жигунов. - Она и
торгует-то здесь незаконно. Наверное, постовую службу
умасливает. Ей еще лезть в чьи-то дела! Что она, с ума
сошла?
Я понимала, что испытываю к бабке несправедливую
ненависть, вызванную ее резонным нежеланием помогать мне.
- Скажи, как ты думаешь, откуда у нее могут быть цветы?
- спросила я у Сашки. - Она ведь явно городская жительница.
Она не похожа на деревенскую.
- Цветы? - задумался Сашка, - Да сейчас не разберешь,
кто городской, а кто деревенский, все одеты одинаково...
- Да дело не в одежде. Она не похожа на деревенскую.
- Это твои выдумки, - махнул он рукой.
- Саня, умоляю тебя, голубчик, дорогой, сделай милость,
прошу тебя - подойди, спроси ее. Ты совсем по-другому с
ними разговариваешь. Они тебя боятся!
- Никто сейчас никого не боится, - сказал серьезно Сашка,
но решительно сошел с тротуара и направился через дорогу. Я
припустила рысью вдогонку.
- Почем цветы? - улыбчиво спросил Жигунов.
- Три рубля букетик, - протянула ему бабка свои желтые
нарциссы, мазнула по мне взглядом и, по-видимому, узнала -
сразу же отвела глаза в сторону.
- Дороговатенько, - хмыкнул Жигунов, посмотрел
внимательно на нее и эпически спросил: - Бабуль, а ты
почему здесь торгуешь? У тебя разрешение на это имеется?
- А на кой разрешение? - всколыхнулась бабка.
- Ты же знаешь, что исполком запрещает торговлю в
неустановленных местах.
- А кто их знает, эти места - где они установленные, а
где нет! - У нее ярко, молодо, зло светили пронзительные
желтые глаза. - Может, здесь оно и надо бы установить, раз
никому вреда от этого нет, а людям радость...
- Вреда нет, а порядок соблюдать надо, - сказал
сержантским голосом Жигунов. - А документы у тебя есть?
Бабка взвилась:
- Какие еще документы? Зачем они мне? Что я, - шпи°нка
или беглая какая?
Жигунов твердо указал:
- Документы нужны не шпионам и беглым, а всем нормальным
гражданам. У тебя должен быть паспорт!
Интересно, что бабка, разговаривая с совершенно
партикулярным, модно одетым Сашкой Жигуновым, ни на миг не
усомнилась в том, что он настоящий милиционер. Наверное,
дело не в форме, не в погонах и петлицах - он не вызывал
сомнения в своем праве спрашивать, допрашивать, командовать
какой-то особой милиционерской статью, ухватками, тоном и
манерой разговора.
- Дорогая бабушка, придется пройти со мной в отделение,
уточнить вашу личность и составить протокол, - категорически
завершил он дискуссию и этим почти незаметным переходом с
"ты" на "вы" перевел их беседу из уличного разговора в
административную процедуру.
- А чего там уточнять? - испуганно бушевала бабка. -
Незачем меня по милициям таскать! Еловацкая моя фамилия,
Надежда Капитоновна меня зовут...
- А моя фамилия Жигунов, - вежливо представился Сашка. -
Но у меня есть документ, удостоверяющий этот факт, а у вас -
нет. Поэтому мы поедем все-таки в милицию...
Он вынул из внутреннего кармана плаща продолговатую
черную коробочку, и не только бабка, но и я с удивлением
увидела, как он выщелкнул из коробочки хромированный прут
антенны, нажал кнопку тумблера и сказал в черную решеточку
микрофона:
- Алло... алло!.. Двенадцатое?.. Алло... Это
Жигунов...
И все это время он неотрывно смотрел на ерзающую и
суетящуюся бабку Еловацкую, которая махнула рукой и стала
складывать в сумку разложенные на картонной коробке нежные
желто-зеленые букеты.
- ...Панюков, это я, Жигунов. Слушай, подошли ко мне
патрульную машину на угол Маяковского и Революции... Да,
надо... Хорошо... Отбой...
Чикнул тумблером, положил рацию обратно в карман и
попросил бабку:
- Надежда Капитоновна, давайте-ка дособерем ваши
цветочки, надо будет нам немного отвлечься от торговли...
Бабка попыталась взять его на голос:
- А что ты безобразничаешь? Это издевательство! Чего
пристаешь?
Жигунов усмехнулся мрачно-спокойно:
- Ну-ка тихо, тихо, успокойтесь, Надежда Капитоновна!
Мне кажется, что вы не своими цветочками торгуете... -
- А чьими - твоими?
- И не моими. Вот мне и охота узнать, чьими. А если
ошибаюсь, принесу глубокие извинения...
Мимо нас шла по тротуару компания молодежи в
защитно-зеленых стройотрядовских штормовках, расцвеченных
яркими институтскими этикетками. Парень играл на гитаре, а
остальные вразнобой подпевали:
Я жить-то не умею, а не то что убивать...
Бабушка Еловацкая подняла с асфальта сумку, потопталась
нерешительно и вдруг сделала рывок навстречу студентам, как
атакующий форвард. На ходу перевернула сумку, и цветы
дождем посыпались на тротуар.
- Берите цветочки! Берите на память, сыночки дорогие и
доченьки! Славной нашей молодежи цветочки! Разбирайте
быстрее, пока этот черт не отнял... - показывала она на
смеющегося Жигунова.
Ребята с хохотом и шутками расхватали цветы и галдящей
разноцветной стаей умчались по своим прекрасным молодым
беззаботным делам.
А Еловацкая уперла руки в боки и спросила Жигунова
злобно-торжествующе:
- Ну, кто это тут нарушает? Торговать нельзя, а
раздавать цветы не запрещается? Я ведь цветами и не
торговала никогда! Я их раздаю тут... Понятно?
- Понятно, Надежда Капитоновна! - все еще улыбался
Жигунов. - Теперь, коль вы улики уничтожили, придется мне
вас проверить обязательно...
Около нас остановился раскрашенный в канареечные цвета
"жигуленок". Жигунов взял из рук бабки пустую сумку и пошел
к машине.
Бабка вздохнула, плюнула сердито и пошла следом. Жигунов
открыл переднюю дверцу и сказал мне:
- Садись сюда, а мы с Надеждой Капитоновной устроимся
сзади, побалакаем по дороге, пошепчемся маленько...
Уселись в машину, Жигунов похлопал водителя по плечу и
сказал:
- Ну-ка, Володя, подкинешь нас по адресу бабушки. Где
проживаете? - повернулся он к Еловацкой.
- Пролетарская, семнадцать, - мрачно буркнула бабка.
Шофер включил мигалку, дал газ, и машина, выскочив с
ревом на осевую, помчалась через город.
Я старалась не думать сейчас о Ларионове. Из-за того,
что я плохо себе представляла тюрьму, воображение услужливо
подсовывало какой-то бесформенный, мрачный, зловонный
кошмар, полный постоянной угрозы насилия и ужаса. И кошмар
этот сразу вызывал обморочную слабость и дурноту...
Водитель притормозил у бетонной башни. Приехали -
Жигунов галантно подал бабке руку, помог вылезти из машины.
А она предприняла последнюю попытку сопротивления:
- Ну чего ты на мою голову навязался? Хочешь... - она
заговорщически наклонилась к нему: - Отдам всю выручку, и
пошли все по домам...
- Это вы мне что, взятку предлагаете, Надежда
Капитоновна? Так я вас понял?
- Почему взятку! За провоз плату!
- Давайте-давайте, - ухмыльнулся Сашка. - Не надо
лишнего разговаривать! Сейчас идем к вам, проверим
документы, поболтаем о пустяках, и мы уезжаем...
На восьмом этаже бабка Еловацкая позвонила в дверь, и я
заметила, что это условный сигнал.
В квартире было тихо. Она обернулась к нам, сокрушенно
вздохнула:
- Нет мужа дома... Не ждал он меня так рано, не знал он,
что вы меня на своем такси повезете...
- Ай-яй-яй, - сокрушенно покачал головой Жигунов. - А
ключа у вас своего, конечно, нету? Не добраться нам никак
до паспорта, в дом не попадем?
А сам подошел к железной дверце электрического
распределительного шкафа, перочинным ножом вскрыл запор,
открыл створку и стал рассматривать электросчетчики.
- Фь-ю, - присвистнул Сашка. - Надежда Капитоновна, в
квартире вашей беспризорной никак печь плавильная? Счетчик
крутится, как оглашенный...
Бабка затравленно заметалась, глазами, а Сашка спокойно
предложил:
- Давайте, звоните, как надо, - пускай муж открывает. И
не тяните зря время, я все равно не уйду...
Еловацкая досадливо крякнула, достала из кармана ключ,
отперла и распахнула дверь.
В прихожей стоял испуганный пожилой мужчина с вытянутым
напряженным лицом.
- Что? Что такое? - спросил он.
- А-а! Напасть такая! Вот, захватили меня...
Жигунов, доброжелательно улыбаясь, вошел в квартиру:
- Вы, Надежда Капитоновна, предъявите, пожалуйста,
документы. А вы, если не ошибаюсь, мужем доводитесь?
Мужчина механически кивнул, по лицу его текли капли пота.
