В квартире было невыносимо жарко. Влажная парная духота,
запах гниения и мокрой земли. Здесь дышать было трудно,
воздух такой тяжелый и плотный, что казалось, его можно
двигать руками, как шкаф.
Жигунов уже освоился здесь, сказал весело:
- Хозяева, а попить-то у вас можно?
- Сейчас принесу, - сказала бабка и пошла на кухню.
Жигунов отодвинул ее мужа, как стул, сделал шаг и
распахнул дверь в комнату. Плотный поток света и влажной
жары плеснул в лицо. Я ахнула: комната была превращена в
теплицу! Настоящая оранжерея! Так вот откуда этот теплый
гнилостный запах. Весь пол в комнате был уставлен
пластмассовыми лотками, в которых цвели желтые нарциссы. На
стенах и на потолке были укреплены самодельные софиты,
сочившиеся нестерпимо ярким светом. Жигунов вернулся в
прихожую и распахнул дверь во вторую комнату, и оттуда тоже
полыхнул яркий свет. Прихожая была так яростно освещена,
будто мы собрались здесь фотографироваться. Во второй, чуть
меньшей оранжерее в лотках тянулись наверх упругие зеленые
стрелки еще не набравших силу тюльпанчиков.
Из кухни вышла Еловацкая, в руках у нее тряслась кружка,
и вода проливалась на пол.
- Так, дорогие юннаты, - сказал мрачно Жигунов. -
Значит, частное предприятие организовали? Подпольный
цветочный промысел?
- А что мы плохого делаем? -запричитала бабка. - На
пенсии мы... дети живут отдельно... нам такой большой
квартиры не надо... мы и цветочки выращиваем здесь...
- А где же вы спите? - спросил удивленно Жигунов.
- На кухне и спим, тахта там у нас...
- Елки-палки, цветы из дома людей выжили, - вздохнул
Сашка. - Ну ладно. Будем два протокола составлять. Сейчас
вызовем из домоуправления и участкового, опишем то, что
здесь происходит. А вы, Надежда Капитоновна, напишите нам
пока все, что видели во время драки...
- А я ничего не видела, - ответила она быстро,
повернулась ко мне и, полыхая желтыми глазами, страстно
сказала:
- Знаю, знаю, это ты, гадина, навела мента на меня...
Отольются тебе мои горести...
Жигунов неожиданно повернулся к ее мужу:
- Очнись, почтеннейший! И объясни жене, чтобы она со
мной не ссорилась. Не такие у вас сейчас дела прекрасные.
Да и врать нет смысла, раз я оранжерею вашу нашел.
Муж с трудом разлепил губы и тонким голосом сказал:
- Пиши, Надя, что видела и слышала. Напиши, что мне
говорила. Не спорься с ними, правду напиши. Сейчас нам все
равно...
Риту Тер°шкину я перехватила на выходе из бассейна.
По милицейскому адресному бюро Жигунов очень быстро нашел
ее адрес и домашний телефон. Какая-то женщина, наверное,
мать, ответила мне:
- А у Риточки сегодня вечерняя тренировка... В бассейне
она...
Дожидаясь окончания тренировки, я просидела час на пустой
трибуне и смотрела, как невероятно тяжело работала Рита,
неутомимо распахивая голубую воду плавательной дорожки. На
спине, на груди, брассом, кролем, в одну сторону, в другую,
от бортика до бортика она плавала через аквамариновую синь
бассейна, как моторная золотая рыбка.
Сверху в мерцающей линзе воды она казалась миниатюрной, а
здесь, на улице, я увидела неожиданно крупную, статную
девушку с копной золотых волос. На ней была элегантная
широкая куртка и модные высокие сапоги, похожие на карту
Италии. Два длинных Апеннинских полуострова с цоканьем
бодро вышагивали по асфальту, пока я провожала ее от
бассейна к троллейбусу.
- ...Чагин? - спросила Рита и засмеялась. - Да ладно!
О чем вы говорите? Кого он интересует? Мне лично он -
бим-бом. Мне его дела - до фонаря! Подрался, пусть
отвечает. Он у нас герой, всемером одного не боится...
- Но Чагин как раз не отвечает, - перебила я. - Он
заставляет за это отвечать других.
- О! Это он может! Наш Владимир Петрович - сладкий
мужичок, живет и в ухо не дует! - усмехнулась Рита и вдруг
с горечью и злостью добавила: - Он бы и мою жизнь
просвистал и прособачил, да у меня свой ум есть. Я ему
этого не дам!
- А вы давно с ним... - Я замялась, подыскивая
соответствующее слово, и от этого сказала самое нелепое: -
Дружите?
- Давно дружим! - резко захохотала Рита. - Я с ним
шесть лет прожила - он меня присмотрел еще в юношеской
сборной. Шесть лет он мне мозг ремонтирует. Чего он мне
только не обещал! И в сборную СССР, и поездки за границу -
золотые горы, изумрудные реки. Сказал, что жену бросит, на
мне женится. Ну, понятное дело, дурочка я была, соплячка -
верила. Все наврал, конечно. Он же ведь врун-
профессионал. Врун, болтун и хохотун...
- А зачем же вы с ним тогда общаетесь? - удивилась я.
- А больше не с кем, - печально-уверенно сказала Рита. -
Мужиков нет, драма эпохи. Все какая-то шелупень и шушера.
Мужику под тридцать, а он все равно молокосос, мумсик. А
те, за кого бы я пошла замуж, они, как Чагин, - все женаты.
Все хотят погулять, развлечься на стороне. Разговоры,
вздохи, любовь, а в десять надо домой мчаться. А я не
люблю, когда мне продают ситро за шампанское...
Я смотрела на нее и понимала, как она должна нравиться
Чагину - розовая, сладкая, хрустящая, как вафельная трубочка
с кремом.
- А вы Ольгу Чагину знаете? - спросила я.
- Знаю, - кивнула Рита и пренебрежительно скривила рот.
- Они с моим другом Владимиром Петровичем хорошая пара -
веселый людоед и животное, полное грез...
Некоторое время мы шли молча, потом Рита сказала:
- Вот этот мужик, морячок, за которого вы хлопочете - вот
он мне понравился. Это настоящий боец, - добавила она
уверенно.
- А чем же он вам понравился? - поинтересовалась я.
- Ну, как вам сказать, в нем достоинство есть. Плюнул в
него когда Шкурдюк, я посмотрела ему в лицо и обмерла -
сколько в нем было боли, стыда, гнева, силы! Господи ты ж
боже ж мой, подумала я, убьет он сейчас эту скотину! И
дрался когда он с ними, не было в нем страха и злости - он
их бил, как карал за низость...
- Но они его посадили в тюрьму за это... - напомнила я.
- Э! Мужик, не сидевший в тюрьме, мало про жизнь
знает... Хотя, конечно, не повезло ему.
- А вы не хотите ему помочь?
- А чем я могу ему помочь? Ну, подумайте сами, пойду я с
заявлением в милицию? Мол, гуляла с чужим мужем,
развлекалась, отдыхала с его дружками, а потом ввязалась в
драку? Я ведь сама костей не соберу после этого. Эх, знала
ведь я, чувствовала, что из-за Чагина все срамом большим
закончится, неприятностями крутыми и позором. Давно ведь
уже хотела его выгнать!..
- А что же не выгнали?
- А я уж было в последний раз решила: ну его к черту, не
буду больше встречаться. А он каждый раз появляется и
словами, как паутиной, облепливает. Поспорю, поругаюсь,
посопротивляюсь, а потом думаю: ладно, пойду последний раз.
А вот тут и случился скандал...
- Рита, но ведь никого не интересует, чей Чагин муж.
Интересует, чтобы вы сказали правду о том, что произошло.
Она остановилась, посмотрела на меня в упор и твердо
сказала:
- Этого вы от меня ждете напрасно. Я не большого ума
дама, но это соображаю. Мне в этой истории светиться
нельзя. Чагин со своим тестем мне за такую правду голову
оторвут. Поймите меня тоже, я ведь по спортивным меркам
старуха, мне двадцать три, если я попаду в такой скандал,
меня потом училкой физкультуры не возьмут. Ни за что, ни
про что жизнь свою уничтожу...
- Похоже, только один человек мог позволить ни за что
жизнь себе сломать, - вздохнула я. Рита махнула в ответ
рукой:
- А! Не сломал, отобьется! Мужик молодой, здоровый,
сильный, все перемелется. Как Чагин говорит:
"Пройдут года, мы состаримся, будет потом чего
вспомнить". Нет, я вам ничем не могу помочь, - повернулась
и ушла, сразу бесследно растворилась в вечерней мгле, и
только стук Апеннин по тротуару доносился еще до меня.
Проехал троллейбус.
"Нет, я вам ничем не могу помочь"...
Вот и наступило это кошмарное серое утро, которое якобы
мудренее вечера. Мудренее оно было только тем, что у меня
было в руках объяснение бабки Еловацкой, подробно и грамотно
описавшей всю хронологию драки, адрес Риты Тер°шкиной и
твердое знание, что сегодня пошли вторые сутки содержания
Ларионова в тюрьме.
Я сидела за редакционным столом, пытаясь изо всех сил
сочинить заметку о самодеятельном ансамбле на Компрессорном
заводе. Позвонила Зина, секретарша главного, и встрепанным,
напуганным голосом вызвала к шефу.
Я шла по коридору, не испытывая даже чувства страха. Мне
уже не суждено испытать большего испуга, да и вряд ли
что-нибудь может случиться еще. Они ведь победили, Ларионов
в тюрьме, и со мной можно больше не возиться, я и так уже
выключена из игры.
Зашла в кабинет к главному, поздоровалась. Очень сухо он
кивнул и, не приглашая садиться, возгласил:
- Товарищ Полтева, на вас поступила серьезная жалоба...
Ого, товарищ Полтева! Видимо, дела мои совсем плохи,
если меня называют "товарищ Полтева".
- От кого? - спросила я ровным голосом. - Вам стали
часто на меня жаловаться.
Главный сказал подчеркнуто вежливо:
- Я вам не дам к этому привыкнуть. Газета опубликовала
месяц назад ваше интервью с директором комбината спортивных
товаров Куцевым. Анализируя положение с производством
детских кроссовок, вы извратили все факты...
- Ага, понимаю, - кивнула я. - Значит, им понадобился
месяц, чтобы понять, что я все извратила. Это ясно. А
почему вы решили, что я извратила?
- Потому что Куцев утверждает, что никакого интервью вам
не давал - и вас в глаза не видел...
Он протянул мне несколько листов бумаги, скрепленных
желтой скрепкой, покрытых аккуратными рядами ровной
машинописи и увенчанных в конце взрывом подписей от
возмущенного коллектива...
"...В то время, когда вся страна и, в частности, вся наша
отрасль... и все труженики промкомбината... стоя на вахте
и изыскивая скрытые резервы... мобилизуют все силы... для
того, чтобы улучшить... усилить... увеличить...
расширить... ассортимент и качество товаров народного
потребления... с помощью сквозного наряда... корреспондент
газеты И. Полтева отнеслась безответственно к порученному
заданию... вместо того, чтобы вскрыть действительно
реальные проблемы, стоящие перед трудовым коллективом, грубо
извратила факты... весь коллектив возмущен... Особенно
негодование тружеников комбината вызывает то обстоятельство,
что, ссылаясь в материале на разговор с директором комбината
Куцевым, она не удосужилась даже встретиться с ним...
Непонятно, как такие люди могут работать в органах советской
печати...
Я положила письмо на стол. Боль остро когтила сердце,
сухо во рту. Вздохнула глубоко и сказала:
- Я сейчас принесу из сумки блокнот с записями разговора
с Куцевым, который мне все рассказывал. Три часа подряд
объяснял, почему нет в продаже кроссовок. А оценка его
высказываний является моим правом журналиста...
- Эти высказывания он категорически отрицает. Он пишет о
том, что вы с ним даже не встречались...
- Ну да, - согласилась я. - Настолько не встречались,
что он после разговора предложил еще встретиться в
ресторане. Этот Куцев, похоже, может написать, что угодно.
Особенно, если его попросят.
- Для меня ваши доводы неубедительны, - сообщил главный.
- Вы нарушаете все этические нормативы поведения журналиста
и пытаетесь злоупотребить своим профессиональным и
общественным положением. Я не могу больше доверять вам и
издаю приказ об отстранении вас от должности до тех пор,
пока созданная мной комиссия не разберется в этой истории.
Если товарищ Куцев пишет правду и вы это интервью высосали
из пальца, а у меня нет оснований ему не верить, то вы
будете уволены из редакции...
- Хорошо, - развела я руками. - А какие у вас есть
основания не верить мне?
- У меня нет оснований вам верить, - отрезал редактор и
показал на дверь. - Вы свободны...
Вот он, окончательный укорот. Оказывается, довольно
просто накормить человека деликатесным паштетом из печени
Прометея в собственном соку. Действительно, рукастые ребята
- чагинцы. Затевать второе расследование и доказывать, что
