и статуи ученых мужей, державшие в руках разнообразные атрибуты их
учености. Компаниями прогуливались студенты в коротких фиолетовых плащах и
такого же цвета четырехугольных беретов, напоминавших пухлые подушечки.
Кое-кто из них и в самом деле, как мимоходом удалось расслышать, вел
чинные и глубокомысленные ученые беседы, но большинство решали
головоломки, шествовали в кабак, перекликались из окна в окно и с хохотом
пересказывали подробности вчерашних похождений.
Сварог понял, что поиски наугад бесполезны. И отвел в сторонку
первого попавшегося схолара, с рассеянным видом подписавшего уличный
фонарь.
- Граф Леверлин! - воздел глаза к небу рыжий юнец. - Ваша милость,
вы, конечно же, не похожи на сердитого кредитора из винной лавки или
полицейского насчет вчерашней мочальной бороды, неведомо как выросшей у
памятника королевы Боне, но не есть ли вы разгневанный отец благонравной
девицы вкупе с оною?
- А в глаз тебе дать, фиолетовый? - деловито спросила Мара. - Меня,
случалось, оскорбляли, но чтобы обзывать благонравной девицей...
- Мои извинения, юная дама... Кто-нибудь говорил вам, что вы
прекрасны, как утренняя заря?
Сварог громко сказал "гм".
- Восторги неуместны, осознал и каюсь, - сказал рыжий. - Надеюсь, вы
простите сии дерзкие слова несчастному маркизу, лишенному наследства, но
не способности радоваться прекрасному. Не должны ли дворяне помогать друг
другу, господа? Ибо неумеренность накануне, как подмечено мудрецами еще в
незапамятные времена, уравновешивается разумной умеренностью наутро - но
грубый материалист, хозяин подвальчика "Перо и астролябия" требует
осязаемых подтверждений данной философской сентенции.
Сварог подал ему золотой аурей.
- Боюсь, что неумеренность вновь одержит верх над рассудочностью, -
признался повеселевший студент. - Сверните за угол, миновав три дома,
зайдите в четвертый по левой стороне. Поднимитесь на третий этаж и отыщите
комнату, где на двери приколочена бляха гильдии пожарных. Чтобы вас не
приняли за кредитора или иного врага человечества, постучите вот так:
тук-тук, тук. Мое почтение!
Он коснулся берета и с видом обладателя всех сокровищ короны величаво
спустился в подвальчик, над которым и в самом деле красовались огромные
проржавевшие перо и астролябия - старинная вывеска из тех времен, когда
содержатели трактиров прекрасно обходились без писаного текста.
Поразмыслив, Сварог пошел следом и вскоре вышел с двумя пузатыми черными
бутылками "Кабаньей крови".
На одной из дверей третьего этажа и в самом деле была приколочена
бляха Бронзовой гильдии с изображением вишапа [вишап - разновидность
мифологического дракона, символ воды] и двух скрещенных пожарных топоров.
Сварог постучал - тук-тук, тук. Дверь моментально распахнулась, высунулся
Леверлин, в расстегнутой рубашке:
- Где тебя черти... Дружище, какими судьбами? О, простите,
лауретта... - Дверь захлопнулась. Вскоре он появился в аккуратно
застегнутом кафтане. - Прошу!
Внутри царил самый причудливый беспорядок - вороха книг, пустые
бутылки, мечи, диковинки вроде яркой раковины или человеческого черепа,
державшего в зубах за шпенек кокарду городской стражи. Несмотря на весь
хаос, было чисто и подметено, чувствовалось, что случаются эпизодические
вторжения домовитых особ женского пола.
- Я тут жду одного болвана, - непринужденно сказал Леверлин, словно
они расстались только вчера. - Вышел в подвальчик и пропал, как король
Шого. Но ты позаботился, я вижу? Ох... Помнишь ли ты восхитительные
погреба Коргала? Кстати, как тебя зовут?
- Барон Готар, - сказал Сварог, располагаясь в кресло и с приятностью
взирая на друга.
- Отлично, не нужно привыкать к новым именам. Из чего следует, что ты
не особенно скрываешься?
- Как знать...
- Понятно. Стаканы вчера были в камине, они и сейчас там, благо не
топлено. Сударыня, хотите леденец? - Он протянул Маре фаянсовую вазочку. -
Меня опекает хозяйка кондитерской, почтенная пожилая особа, никак не могу
втолковать ей, что не ем леденцов...
- А что такого натворил некий Тиморус? - спросил Сварог.
- Был пятьсот лет назад такой министр. Возымел предерзостное желание
лишить Ремиденум старинного права на колокол. Потом его казнили - не за
эти поползновения, понятно, за вульгарное казнокрадство. Но в Ремиденум до
сих пор запрещен доступ особам, состоящим с ним в родстве. Традиция...
Мара, похрустывая леденцами, медленно обошла комнату, оглядываясь.
Вытащила из-под груды книг меч с посеребренной рукояткой и крестовиной в
виде орлиных лап, взвесила в руке.
- Лауретта, вы не порежетесь? - забеспокоился Леверлин.
Мара молча взмахнула мечом, несколько раз крутанула, выпуская рукоять
из пальцев, перехватывая в воздухе. Меч со свистом порхал вокруг запястья,
словно легкий прутик. Положила его назад, очаровательно улыбнулась
Леверлину.
- Ого, - сказал Леверлин, внимательно посмотрел на нее, потом на
Сварога. - Дружище, ты снова во что-то серьезное ввязался? Твоя юная
спутница похожа на гланскую дворянку - там даже девиц сызмальства учат
владеть оружием... Ты что, из Глана к нам нагрянул?
- Не совсем, - сказал Сварог. - Но в хлопотах и неприятностях по
самые уши. Садись и слушай.
В прошлое свое путешествие Сварогу без конца приходилось рассказывать
свою собственную историю. Теперь - историю Делии. Как и в прошлый раз, он
уже наловчился излагать суть кратко и доходчиво.
- Странно, - тихо сказал Леверлин, когда Сварог замолчал. - Очень
странно...
- Почему?
- Потому что жизнь и без того странная... - уклончиво ответил
Леверлин. - Что ж, многое становится понятным. Даже по Ремиденуму стали
шнырять темные личности и разыскивать девушку, как две капли воды похожую
на принцессу Делию. Одного мы даже взяли в серьезный оборот, но он, очень
похоже, и сам не знал, для кого трудится и зачем...
- Может, она...
- Здесь ее нет. Ручаюсь. Слышал когда-нибудь о тайных студенческих
братствах? Как бы много ни было в этом игры, одно положительное качество
имеется: в Ремиденуме от посвященных ничего нельзя удержать в тайне. Я бы
знал... Пожалуй, нам придется потруднее, чем в Харлане.
- Нам?
- А что, ты намерен выпить вина и распрощаться? - ухмыльнулся
Леверлин. - Как студент Ремиденума и дворянин, никак не могу остаться в
стороне. И не напоминай, что мне могут оторвать голову. Мне ее могли
оторвать двадцать раз по гораздо более ничтожным поводам... Покажи-ка
книгу. Великие небеса... Ты представляешь, что таскаешь под полой?
- Немного.
- Такие книги следует сжигать, не раскрывая, - тихо сказал Леверлин.
- То, что в ней таится, - не наше, не человеческое, но от этого оно не
стало менее опасным. Приходилось слышать сказочку про незадачливого
ученика чародея?
- Ну а все же - где мне ее могут прочитать?
- Я могу ее прочитать, - досадливо поморщился Леверлин. - В конце
концов, читать - не опасно. Гораздо опаснее неумело претворять в жизнь
прочитанное... Видишь ли, как ни парадоксально, у нас не осталось ни
одного письменного источника, созданного нашими предками до Шторма, зато
известно около восьмидесяти книг и документов Изначальных, исчезнувших
примерно за двадцать тысяч лет до Шторма. Обнаружилось несколько хранилищ.
Правда, научная ценность равна нулю - в основном это подробные и скучные
летописи и хозяйственные документы. Магические книги Изначальных,
всплывавшие на поверхность, рано или поздно сжигались. А их язык одно
время стал тайным языком алхимиков, а лет триста назад возникла вдруг
глупая мода - дворяне его учили, чтобы слуги и низшие не могли понимать.
Словом, я ее возьму в отчий дом, доверяешь? В отцовской библиотеке есть
хорошие словари, кое-какие исторические работы. И его духовник - человек
ученый. Вдвоем сделаем, что сможем. Посидим ночь, не впервые. Приезжай
завтра утром. А я вас сейчас провожу, возьму извозчика и незамедлительно
отправлюсь в родовое гнездо. - Он надел плащ и берет, прицепил меч, сунул
книгу под колет. - Ничего, если завтра я тебя использую в чисто
эгоистических целях? Мой почтенный родитель, увидев орден за харланское
дело, до сих пор с сомнением крутит головой, невзирая на патент... А я
вновь в шаге от очередного изгнания.
- Сделаю, что могу, - сказал Сварог. - Старина, я...
- Не нужно делать столь растроганную физиономию, - усмехнулся
Леверлин. - Я тебе еще в прошлый раз сказал, что можешь на меня
положиться. Вот и полагайся. Я рад вновь оказаться посреди очередного
волнующего приключения, когда вокруг не протолкнуться от темных сил и
злодеев с мечами... Лауретта, хотите, я как-нибудь расскажу вам о моих
прошлых приключениях и спою свои баллады? О, не сверкайте так глазами и не
рубите меня ни вдоль, ни поперек... Я смущенно умолкаю. Ты счастливец,
милорд. Допьем бутылочку перед дорогой?
- Послушай, а что такое Сорокалетняя война? - спросил Сварог. -
Сегодня на рынке спели вполне приличную балладу, вызвавшую странный
переполох...
- А... Снова? Сорокалетняя война случилась в пятьсот десятом и
продолжалась не сорок лет, а сорок два, но история любит круглые цифры...
Когда умер наш тогдашний король, снольдерская королева, его сестра,
согласно некоторым законам могла претендовать на трон. Естественно,
снольдерцы пожаловали в гости - в количестве двадцати полков. А новый наш
король, дядя покойного, был личностью совершенно ничтожной и почти сразу
же бежал в Харлан. И сорок два года шла война - то вяло, то ожесточенно.
Уже и королева умерла, сменились поколения, а перестать все как-то не
могли. Потом появилась графиня Браг - между прочим, прабабушка Арталетты -
и ввиду полнейшего бессилия мужчин взяла дело в свои руки. И прекратила
эту вялотекущую войну, как ни удивительно. Конная статуя на Королевской
площади - это и есть памятник в честь Золотой Девы, как ее прозвали за
доспехи.
- А ее, часом, потом не сожгли? - спросил Сварог, вспомнив про Жанну
д'Арк и подивившись параллелям.
- Нет, с чего ты взял? Она стала герцогиней, кончила дни в мире и
покое, в почтенных годах. Асверус родился как раз в год окончания
Сорокалетней войны. Теперь баллада запрещена...
- Случайно, не за нее графа ткнули кинжалом?
- Нет, что ты. - Леверлин оглянулся и вытащил из кучи потрепанную
книжечку. - За "Беседу двух пастухов о правлении короля Горомарте". Вот.
Если б вздора не вещали
нам пророки-болтуны
да, нажившись от казны,
впредь ее не истощали,
если б, наконец, блюли
все закон святой и строгий
и король не рвался в боги,
а министры - в короли...
Строки эти, понятно, не понравились ни королю, ни первому министру, и
кто из них послал убийцу, уже, пожалуй, не доискаться... Пойдемте? Кто там
стучит?
Он открыл дверь и, чуть растерянно отступив, пропустил в комнату
девушку лет девятнадцати в зеленом платье, с бляхой Бронзовой гильдии,
приколотой на груди, - значит, она сама была мастером, кондитером, судя по
знаку. Девушка была премиленькая. Она присела в поклоне, держа перед собой
большой пакет.
- Госпожа Рита Гей, почтенная хозяйка кондитерской с Жемчужной улицы,
- невозмутимо сказал Леверлин. - Госпожа Гей, простите, я оставлю вас
здесь, а сам крайне невежливо покину жилище до завтрашнего полудня. Барон
