малый - это он в тюрьме принес Зипперлейну депешу.
- Господин полковник, вас срочно просит комиссар.
- Поехали, - я распахнул дверцу. - Что, еще один труп у вас сбежал?
Он в это время садился за руль. Так и не сел. Застыл в неудобной
позе:
- Откуда вы знаете?
- Всего лишь хотел убого пошутить, - сказал я. - Садитесь, поехали.
Кто там у вас убежал?
- Некер...
Машина остановилась перед каким-то окраинным полицейским участком. В
неоновой вывеске "Полиция" не хватало последней буквы, перед входом стояли
два мотоцикла. Мы прошли коротким коридором. В маленькой комнатке,
пропахшей сапогами и оружейной смазкой, сидел на краешке стола Зипперлейн.
Его теплый синий плащ - небывалое дело! - лежал тут же, на столе.
- Как это случилось? - спросил я, придвигая ногой свободный стул.
- Как... Ночью встал и ушел. В случае с женой Тампа свидетелей не
было, а сейчас свидетель есть - сторож морга.
- И что он?
- А где ему, по-вашему, быть? - вздохнул Зипперлейн. - В
психиатричке, понятно. Спит после лошадиной дозы успокоительного
снотворного.
По долгу службы мне приходилось бывать в моргах. Гладкие цинковые
столы, неподвижные желтоватые тела, холодный свет, давящая тишина, и вдруг
мертвец приподнимает голову, садится, открывает глаза, спускает ноги на
холодный каменный пол, проходит мимо сторожа... Как он смог голым пройти
по городу?
- Неизвестно, - сказал Зипперлейн, и я понял, что задал вопрос вслух.
- Вообще-то дело было ночью. Хозяин дома, где он снимал комнату,
естественно, спал и ничего не слышал. Одежда, вещи и машина Некера
исчезли. Два часа назад его машина миновала пост войск ООН на шоссе
два-четырнадцать и удалилась в сторону столицы.
- Его пропустили? - донельзя глупо спросил я.
- А почему они должны были его задержать? Они же не знали; что он...
Или вы думаете, что от него разило серой и склепом, а лицо его было синим?
Анита Тамп выехала беспрепятственно. Господь никогда ничего не делает
наполовину.
- Однако Лазарь-то смердел и покрыт был червяками... - машинально
сказал я.
Встал и поплелся прочь - а что еще оставалось делать? В коридоре
отмахнулся от детектива, предложившего подвезти, вышел на пустынную темную
улочку и побрел по краю тротуара. Детектив сел в машину и метров двадцать
ехал следом, но я рыкнул на него, и он отстал. Я остался один. Большинство
окон уже погасло. Я не мог ни восторгаться, ни грустить над происшедшим с
Некером - город, как вампир, высасывал мои эмоции, оставляя одно тупое
удивление. Над крышами чертили огненные зигзаги метеориты, из-за трубы
выглядывала половина зеленой Луны, и на ее фоне четко вырисовывался
кошачий силуэт. Ничего сверхъестественного в зеленой Луне нет. Нашу Луну
мы видим желтой или белой от того, что вокруг нее нет переломляющей
солнечные лучи атмосферы. Будь на ней достаточно плотная атмосфера, Луна
виделась бы нам именно такой - светло-зеленой, как молодая сочная трава.
Хорошо помню рисунки в одной популярной книжке по астрономии. Да, но ведь
атмосферы там все же нет...
Лунная радуга. Как и обычная, вызывается преломлением и отражением
света (только на этот раз лунного, а не солнечного) на водяных капельках в
атмосфере. Лучи точно так же разлагаются на составные части спектра.
Наблюдается лунная радуга, как правило, при ясной, полной Луне, когда
воздух насыщен принесенной с моря влагой. Редкое, но вполне
материалистическое природное явление. Вот только почему все эти явления,
каждое из которых в отдельности легко объяснить, появились здесь
одновременно?
За мной кто-то шел, подстраиваясь под ритм моих шагов, но шаги
преследователя были какие-то необычные - звонкие, шлепающие. Словно тот
шел босиком. Тяжелые шаги. Странные. Только сейчас я сообразил, что
понятия не имею, в какую сторону иду, - я никогда не был в этой части
города. Пожалуй, от машины отказался несколько самонадеянно. Ну, ничего, в
конце концов это отнюдь не джунгли.
Сворачивая за угол, я украдкой оглянулся, и по спине доползли ледяные
мурашки.
Громадное, не ниже трех метров существо, напоминающее гориллу или
взмывшего на дыбки медведя. Оно стояло, слегка сгорбившись, покачиваясь на
полусогнутых ногах, растопырив передние лапы и касаясь ими земли, голубая
шерсть мягко светилась мягким гнилушечьим светом, горели огромные красные
глаза. Лица или морды я не смог рассмотреть - сплошная мерцающая шерсть.
Я стоял и смотрел на него, а оно стояло и смотрело на меня. Нас
разделяло метров тридцать. Сквозь пиджак я тронул кобуру - на месте.
Негромко окликнул:
- Эй, ты!
Не обращаться же к такому на "вы"!
Оно качнулось, негромко, глухо взревело и рысцой, целеустремленно,
вразвалочку направилось ко мне.
И тогда я побежал. Мне было стыдно, но я ничего не мог с собой
поделать. Инстинктом, нутром, подсознательно я понимал - это настоящее
чудовище, а не наряженный для розыгрыша верзила. Улица словно вымерла,
только редкие фонари, темные окна, шлепающие шаги и глухое ворчание за
спиной!
Дома неожиданно кончились. Огоньки следующих светились метрах в
пятистах впереди. Темный пустырь. Свалка. Первобытный страх прибавил мне
ловкости, проворства, я несся в бледном свете зеленой луны, перепрыгивал
через старые покрышки, налетал на острые куски старого железа и не ощущал
боли, лавировал среди куч битых бутылок и пластиковых ящиков, слышал за
спиной уханье и топот. Вылетел на косогор, обернулся и рванул из кобуры
пистолет. Большим пальцем опустил предохранитель.
Чудовище проламывалось сквозь мусор, перло напролом. Больше всего оно
походило на обезьяну, а обезьяны испокон веков были плохими бегуньями -
жаль только, что чудовище явно об этом не подозревало...
Я заорал:
- Стой, стрелять буду!
Я выстрелил, целясь в землю метрах в двух впереди него, чтобы оно
поняло шутки кончились. А оно бежало, совсем по-обезьяньи припадая на
передние лапы, отталкиваясь кулачищами от земли, светилась голубая шерсть,
сверкали красные глаза, я прицелился, и выстрелил уже по нему, на
поражение, и еще раз, и еще, и еще. Никакого результата.
У меня был двадцатизарядный "хауберк" с магазином системы Стечкина -
шахматное расположение патронов в обойме. Калибр 11,3 - удар пули способен
остановить лошадь на скаку. Я перекинул рычажок на автоматическую стрельбу
и выпустил оставшиеся патроны тремя очередями - в голову, в шею, в то
место, где должно быть сердце Хватило бы и на быка, но оно мчалось, словно
я швырял в него камешки или бил холостыми.
Я повернулся и побежал. Не знаю, кричал или нет Возможно. Снова
улицы, дома. Жилой квартал. Справа кто-то с воплем шарахнулся во двор. Я
бежал. Целовавшаяся под фонарем парочка недовольно повернула головы на
плюханье шагов, в уши резанул отчаянный девичий визг.
Парень оказался не из трусливых. В его руке тускло сверкнул нож, я по
инерции пронесся мимо, с трудом затормозил, обернулся и заорал:
- Куда, дурак?!
И даже дышать перестал. Чудище поравнялось с ним Небрежно, будто
человек, отводящий от лица ветку, оно отпихнуло незадачливого гладиатора
левой лапой - по-моему, не особенно и сильно. Он упал, тут же вскочил и
метнул нож вслед чудовищу, на что оно не обратило ровным счетом никакого
внимания.
Я бежал. В лицо ударил тугой свет фар, взревел мотор, я прижался к
стене, загрохотал пулемет, и рядом со мной пронеслась строчка трассирующих
пуль.
Потом оказалось, что я сижу в кузове открытого броневика, пахнет
дизельным топливом и железом, в руке у меня зажата фляга, и кто-то
отвинчивает с нее колпачок.
В кузов прыгнули двое солдат.
- Ну как? - спросил пулеметчик.
- Пусто. Ни следа нет.
- Но ведь я попал.
- Попасть-то попал...
- Свет дайте.
Прожектор полоснул по земле желтым лучом.
- Вот, вот... Ага. Выбоины есть, и только.
- Поехали отсюда, а? Автоматики помнишь?
- Говорят, не только автоматики.
- Говорил Христу напарник по кресту...
- Разговорчики, - раздался у меня над ухом голос Чавдара. - Поехали
отсюда.
Броневик развернулся и покатил по ночной улице.
- Переночуешь у нас? - сказал мне на ухо Чавдар.
- Ну, до такого я еще не докатился, - сказал я. - Вези домой, за
углом остановишь.
Броневик остановился поодаль от дома Анны и не отъезжал, пока я не
вошел в дом. Я тихонько прокрался по коридору (там горел свет), задержался
у большого зеркала - н-да... Весь в грязи и ссадинах.
В зеркало я увидел, как за моей спиной появилась Анна в черно-белом
пушистом халате, и глаза у нее стали круглые:
- Господи, что с вами?
- С велосипеда упал. Захотелось научиться ездить на старости лет.
Она грустно улыбнулась:
- Мой муж обычно снимал кота с дерева по просьбе старой дамы.
- Ну, а я обычно падаю с велосипеда. Для чего-то же существуют на
свете старые дамы, коты и велосипеды?
- Идите в ванную, велосипедист. Аптечка там есть. Бренди тоже.
Я ушел в ванную, долго обрабатывал ссадины и порезы - хорошо хоть
физиономия не пострадала... Забрался в ванну, пустил воду. Глотнул из
горлышка, закурил.
Теперь с Лонером все понятно. Такое, повторяясь часто и изощренно,
выпишет литер в психушку даже статуе Командора. И кто поручится, что
сейчас из стока не вынырнет синерожий утопленник и не пожелает замогильным
голосом успехов в работе и личной жизни? Мне захотелось поджать ноги, и я
выругался. Лонера они затравили... Допекли, достали (нужное подчеркнуть).
Надо бы принять снотворное, чтобы никакие синерожие или синешерстные
визитеры не смогли добудиться. Но нет. Лонеру это не помогло - в его
комнате нашли кучу пустых ампул из-под фертонала...
Я подумал: если рассудить трезво, меня хотели всего лишь напугать, не
более. Уж если кто-то, располагающий большими возможностями, хотел сжить
меня со света, наверняка мог создать более проворного и клыкастого
монстра...
День третий.
Конверт упал мне под ноги, когда я тихонько повернул ручку и потянул
дверь на себя, выходя из комнаты. Серый конверт казенного вида, без марок
и штемпелей, четко выведена моя фамилия - та, под которой я на посмешище
всему городу пытался изображать журналиста. Видимо, кто-то принес его на
рассвете.
Я рванул конверт и извлек лист бумаги с грифом полицейского
управления. Пробежал глазами несколько строчек и стал ругаться про себя.
Попятился, сел на кровать и перечитал письмо еще раз, медленнее.
"Бога ради, простите, полковник. Не могу я больше, право же, не могу.
Есть предел человеческим силам, и есть предел ситуациям, в которых человек
способен выдержать. Хочется узнать поскорее... Простите. Зипперлейн,
дезертир".
Я снял телефонную трубку и через минуту знал подробности.
Малолитражка комиссара Зипперлейна была на предельной скорости направлена
своим хозяином в глухую кирпичную стену портового склада. Бензобак
взорвался. Что осталось от машины и водителя после взрыва и удара - легко
себе представить.
Понятно, почему он не застрелился, не повесился, не наглотался
таблеток - боялся, что неведомая сила, поднимет и его с оцинкованного
стола в морге, откроет ему глаза, оживит. Ему ужасно не хотелось оживать,
он собирался умирать окончательно и бесповоротно. Вот так. Отчаявшись хоть
что-то понять, он решил, что, умерев в качестве покойника, обретет истину
- его душа, либо отлетя в горние выси, либо низвергнувшись в котел со
смолой, в любом случае получит информацию, которую усопший не мог получить
