ванной.
Маша взглянула на себя в зеркало. Мама родная! Перекатывание по земле
не прошло даром. Гаврош какой-то.
Когда она, сполоснувшись и слегка приведя себя в порядок, вышла, он
мельком глянув на нее, флегматично заметил:
- Ух ты. А это, оказывается, девушка. - Он нравился ей все больше. И
запах яичницы тоже нравился - Садись, готово. Меня Игорь, к стати, зовут.
- Мария.
- "Просто Мария"? - улыбнулся он.
- Ага. Только кепочку забыла.
Они принялись за еду.
На краю стола Маша увидела книжку, лежащую обложкой вниз, взяла,
перевернула. "Малыш и Карлсон, который живет на крыше".
- Это ты, что ли, читаешь?
- Ну, - пробурчал он, жуя.
- Не поздновато?
- Ничуть. Любимая книжка. Да!.. - Игорь, не вставая, дотянулся до
дверцы холодильника и извлек початую бутылку "Слънчева бряга". - Давай-ка,
для аппетита. - И он налили ей рюмочку.
- А ты?
- Я за рулем.
Маше стало слегка совестно перед ним. А еще - отступило чувство
опасности. Поэтому она сказала:
- Слушай, вообще-то, если я у тебя могу переночевать без...
глупостей, то утром поедем.
- Случилось чудо! Друг спас друга! - произнес он дурашливым
"карлсоновским" голосом. А затем - нормальным: - А то выпить страсть как
хочется.
Он поднялся и достал из пенала вторую рюмку.
- Буду спать на раскладушке.
...После ужина Маша снова отправилась в ванную, чтобы на этот раз
основательно принять душ.
- Там халатик махровый, можешь одеть, - крикнул Игорь, моя посуду.
Когда она вышла, он курил на кухне.
- Ложись, я постелил.
- Сбросив халатик, она забралась в постель и потянулась от
удовольствия. Она чувствовала бы себя счастливой, если бы не острая заноза
одиночества.
Вошел Игорь и принялся греметь, разворачивая раскладушку.
- Может, не надо? - неожиданно для себя сказала Маша.
- Что?
- Не надо раскладушки.
Он помолчал, снял зачем-то очки и посмотрел на нее беззащитным
близоруким взглядом. Потом сказал неуверенно:
- Вообще-то, это не в моих правилах...
- И не в моих.
- Хорошо. Исключения только подтверждают правило. - Он принялся
сворачивать раскладушку обратно.
- "Хорошо", - передразнила она. - Его еще уговаривать надо.
МАРУСЯ
1
Они не слышали будильника, а потом она гладила платье, и выехали они
только в три часа дня. Маша сосредоточенно размышляла.
Никогда она не считала себя девицей способной спать с первым
встречным. Она ошибалась в себе? Она - шлюха?
Нет, - тут же оборвала она себя, - я просто взрослею. Ничего себе! До
чего же так можно довзрослеться?..
И вдруг ее пронзила мысль: может быть, дело в том, что я уже никого
не люблю? Она попыталась почувствовать - любит она еще Атоса или нет.
Ничего не вышло. Но она сказала себе: "Я должна его любить. Иначе все
теряет смысл. А это... - она покосилась на Игоря, - это не считается. Если
ничего, кроме физического удовольствия не чувствуешь, то не считается..."
Одновременно мелькнули две мысли: "Так ли уж ничего?" и "Сколько
может быть таких "Не считается?", но она подавила их в зачатке и заставила
себя думать о вещах практических.
Скоро будет окраина города. С чего, собственно, она решила, что так
трудно поставить милицейские кордоны и на автострадах, их не так уж много.
Обычная гаишная проверка...
- Игорь, - позвала она.
- Да? - отвлекся он от своих мыслей.
- Если остановит милиция, веди себя так, будто меня нет. - "Как глупо
звучит", подумала она. - Понимаешь...
- Можешь не объяснять, - кивнул он. - Я два-три раза в неделю катаю
девушек-невидимок.
- Маша испуганно уставилась на него и вся напряглась. Ловушка?
- Расслабься. Нужно быть идиотом, чтобы не догадаться, - словно читая
ее мысли, сказал он, - о тебе по всей стране легенды ходят. А на днях слух
прошел, что ты сюда, в родной город вернулась. Народ знает своих героев.
Вот так. Живешь и не ведаешь, что ты - знаменитость.
Но было приятно.
...Никто их не остановил (или никаких кордонов не установлено, или их
уже сняли), и в Новосибирск они прибыли в середине ночи. Поехали по
городу, ища надпись "гостиница".
Остановились возле красивого современного здания "Hotel Novosibirsk".
Причуда архитектора - шестиугольные окна - делали его похожим на пчелиный
улей.
- Я жил тут как-то, - заметил Игорь. - Поляки строили. Очень уютно.
Но дорого.
Маша полезла в сумочку, отсчитала деньги, протянула ему.
- Тебе самой они сейчас не лишние.
- Ой-ой-ой, какие мы благородные!
- Кстати, и такая ночь кое-что стоит.
- Бери, бери. А то я буду чувствовать себя проституткой.
- Ничего, дело-то житейское, - снова голосом Карлсона успокоил он.
- Дурак.
- Дура.
И они засмеялись вдруг.
- Ладно. - Игорь взял деньги. - Мне не помешают.
С полминуты посидели молча.
- Жалко, телефона нет, - нарушил тишину Игорь. - Оставить адрес?
- Писать я тебе не собираюсь. Если вернусь домой, где живешь - помню.
- Зайдешь?
- Может быть.
Она открыла дверцу:
- Все. Привет.
- Подожди, - остановил он. - Ты очень красивая. Очень.
...Устроилась без проблем, хотя и подобралась вся, когда увидела в
фойе двух ментов.
Но это были просто дежурные. В ее сногсшибательный вид не вписывалась
кошмарная сумка, но милиционеры не были большими эстетами и ничего
подозрительного не заметили.
Подавая паспорт, приготовилась к обработке обоих стражей порядка: два
исчезновения подряд были бы хоть и неприятны, но вполне возможны. Но
ничего экстремального не последовало. Значит, розыск не объявлен.
Войдя в номер, она упала на кровать. Только сейчас почувствовала, как
вымотала ее дорога.
Но почему же здесь милиция ею не интересуется? В родном городе -
гоняются по пятам. Или просто до сюда информация просто еще не дошла? Она
чувствовала, что ответ где-то рядом, неспроста ведь она так стремилась за
пределы города...
Допустим, делу был бы дан стандартный ход: объявлен всероссийский
розыск. Она без труда избежала бы ареста, исчезнув. И Зыков понимает это.
А дать команду без суда и следствия расстреливать девчонку, руководствуясь
словесным портретом, он конечно же не в праве.
Может, в этом дело?
Интуиция и логика не подвели ее. Андрей Васильевич Зыков не спал в
эту ночь. Вместо этого он, в компании своего начальника, составлял
подробную докладную записку в Москву - генеральному прокурору.
Это было достаточно сложно: так изложить факты, чтобы "наверху" не
решили, что "на местах" едет крыша.
Нужно отдать ему должное: одновременно с досадой следователь
испытывал и облегчение от того, что их местная инициатива провалилась, и
патрульная машина-убийца не справилась со своей задачей. Хоть это так все
упростило бы.
И еще от того он испытывал облегчение, что ответственность с его плеч
перекладывалась на плечи вышестоящих инстанций.
Зыков не спал. Чего нельзя сказать о нашей героине. Решив утром
перво-наперво позвонить по межгороду Алке, Маша спала мертвым сном.
Проснувшись в одиннадцатом часу, она, не выходя из номера набрала по
коду телефон подруги.
- Алло!
- Слушаю вас, - голос звучал настороженно.
- Алка, это я.
- Слава Богу! Живая! Откуда ты?
- Я из другого города. Называть не хочу - вдруг у тебя телефон
прослушивается.
- Прослушивается? Ну и кашу ты, Машка, заварила!..
- Ты же знаешь, я тут ни при чем. Ладно, слушай, у меня дело к тебе.
Ручка под руками есть?
- Да.
- Тогда записывай.
И она, выговаривая тщательно, с расстановкой, продиктовала цифры.
- Это номер кабинки и номер шифра ячейки камеры хранения в аэропорту.
Съезди туда и забери деньги. Найди Атосу хорошего адвоката, себе возьми
сколько надо, остальное - сдай в милицию.
- Не поняла...
- Сдай в милицию от моего имени. Только обязательно возьми
какую-нибудь бумажку, чек, там, квитанцию, расписку, я не знаю...
- Подожди. Если у меня телефон прослушивается, то я там уже ничего не
найду.
- Ну и ладно тогда. А если нет, сделай, как я сказала. Не хочу, чтобы
на мне "эти" деньги висели.
- Ты собираешься вернуться?
- Когда-нибудь.
- Они убьют тебя.
- Посмотрим.
- Ну, ты даешь... Да! Твоя мама приехала.
- Черт... Скажи ей, что я жива и здорова. Пока звонить ей не буду, а
то расспрашивать начнет. Пусть не беспокоится. И про то, как за мной
гонялись - не рассказывай.
- Она уже знает... Моя мама рассказала. Твоя сегодня собралась в
милицию...
О-о-о... Не хватало еще впутывать сюда маму...
- Отговори ее! Скажи, что я ее просила не вмешиваться. Ничего
хорошего она не добьется, только неприятности себе.
- Ладно. Что ты собираешься делать?
- Я? - Маша нахмурилась. Хотела бы она знать ответ на этот вопрос. -
Я... пока еще не решила.
- А я знаю, Машка. Уезжай за бугор. Любыми путями. Тут тебя в покое
не оставят.
Вот это поворот! Самой ей такое в голову не приходило. За бугор? А
где он, этот бугор?
- Нет, Алка. Там начнется то же самое. Нужны будут деньги, я начну
исчезать, воровать... Какая разница?
- Тогда вот что. Научись становиться видимой. Ты же ни разу не
пыталась этому научиться.
- Но как? Я и исчезать не училась, оно само получается.
- А ты постарайся! Найди психиатра какого-нибудь, гипнотизера или
экстрасенса... Пока ты не научишься, не жить тебе по-человечески. Да хотя
бы ради Атоса своего!
Что-то в этом было. Ведь действительно, после двух-трех неудачных
попыток она отказалась от идеи научиться снимать свои чары. В начале это
было просто ни к чему - досадное, но не слишком уж угнетающее
неудобство... А потом уже просто не задумывалась над этим.
- Ладно. Я подумаю. Я тебе еще позвоню - недели через две. И маме.
Скажи ей. И сделай все, как я сказала. О'кей?
- Я постараюсь. Удачи!
Маша положила трубку и задумалась. Легко сказать - научись, найди...
Все эти Кашпировские и Чумаки - в центре, в Москве да в Питере. Или уже в
Америке давно. Искать можно долго, а как все это время жить? Как жить,
когда просто не с кем перекинуться словом, нет своего угла, а деньги можно
только украсть?..
Внезапно вспомнилась цитата, произнесенная как-то Атосом: "Грабь
награбленное". Пока ничего умнее она не придумала. Единственная
возможность безнаказанно добывать средства к существованию -
"экспроприировать" деньги у воров. Благо, их среди ее знакомых -
достаточно много. Можно сказать, подавляющее большинство. Только они в
Питере.
Отсюда вывод: нужно возвращаться в Ленинград.
2
- Мышонок, я не понял, куда ты положил деньги? - Гога недоуменно
наморщив лоб, стоял возле открытого сейфа.
Его "мышонок" - флегматичная рыжая лярва с неожиданным именем -
Амалия - лениво перекатила дородное тело с боку на бок.
- Тама они. Где всегда. Не по глазам, что ли?
- Да где "тама", дура?! - неожиданно взъярился Гога, - где - "тама"?!
- последнее слово он выкрикнул с привизгиванием, словно собрался плакать.
"Мышонок" установила свое полное веснушчатое тело в вертикальное
положение, протопала босыми ногами к сейфу и Пизанской башней нависла над
Гогой.
- Вот тут они все были. И те, что вчера дал, я сюда поклала, - ткнула
она пальцем в среднюю полочку. - Как ты вчера мне их отдал, так я и
