направлении. Иван поспешил вслед.
...Выйдя из черноморовской хаты, Алеша объявил:
- С хозяйкой все улажено, заходи, располагайся. Она сейчас одна дома,
- он многозначительно подмигнул. - А мы пока пойдем, подвигов поищем.
- Не забудь: в десять - в кабаке! - напомнил Добрыня.
- Не забуду! - заверил Иван и шагнул в сени.
Там и встретила его хозяюшка... Марья-искусница.
Иван так и обомлел. Марья же, приветливо улыбаясь, стояла, держа во
белых руках хлеб да соль.
- Вот и свиделись, добрый молодец. И на сеновал ходить не надобно, -
сказала она игриво. - Ну как, не лишней голова у змея оказалась?
- Ужель твоя работа, красавица?! - воскликнул Иван вне себя от
счастья.
- Моя, не моя, - скромно потупила глаза Марья, - а все таки не зря я
"искусницей" в народе прозвана...
Тут Иван опечалился:
- Ты, значит, дядьки Черномора жена?
Опечалилась и Марья:
- Так это, Ваня. Да только давно уж я при живом-то муже вдовствую.
Сутки напролет Черномор с тридцатью тремя богатырями бражничает. А придет
домой, сразу в ванну лезет: без воды он, понимаешь, не может.
- А на тебя и внимания не обращает?
- Не обращает...
- Да как же он может? На такую бабу!..
Марья Искусница, забыв на миг горести, засмеялась обольстительно:
- А ты, Иван, хоть и дурак, а хитер, хитер! Садись-ка лучше
столоваться.
С этими словами Марья накинула на стол скатерть-самобранку и
принялась дружка своего нового поить да потчевать.
За вкусным обедом, да игривой беседою, преисполненный самых
соблазнительных надежд, Иван и не заметил, как настало ему время мчаться
на условленную встречу с богатырями.
3. ИВАН ЗНАКОМИТСЯ С НЕВЕСЕЛОЙ ИСТОРИЕЙ СВОЕГО НОВОГО ДРУГА
Как на крыльях прилетел Иван в кабак.
- Друзья! - вскричал он, усаживаясь за уставленный снедью дубовый
стол. - Поистине сегодня счастливейший день! Сегодня я приобрел не только
трех прекрасных друзей, но и возлюбленную! Знали бы вы как она хороша!
Как... как...
- Эх Ваня, - остановил его Илья Муромец, кладя тяжелую ладонь ему на
плечо. - Счастье твое просто смешно. - С этими словами свободной рукой он
поднял с пола трехведерную зеленую бутыль и водрузил ее на стол. - Хотел
бы я знать, что бы ты сказал, если бы я рассказал тебе одну любовную
историю.
- Случившуюся с тобой?
- Или с одним из моих друзей, не все ли равно?
Алеша и Добрыня многозначительно переглянулись.
- Расскажи, Илья Муромец, расскажи, - запросил Иван.
- Выпьем, это будет лучше, - попытался сменить тему Илья.
- А ты пей и рассказывай.
- Это действительно вполне совместимо, - заметил Илья, наполняя
кружки богатырям и Ивану.
Как из под земли перед столом вырос благообразный седоватый старец с
гуслями на ремне.
- Ой вы, гой еси, добры молодцы! - приветствовал он сидящих и
протянул откуда ни возьмись взявшуюся в его руке пустую кружку, раза в три
большую объемом, чем у богатырей, - не споможите ль народному сказителю в
созидании вдохновения? - спросил он явно риторически.
- Да ты присаживайся к нам, Боян, чего уж, - предложил Добрыня
приветливо.
Боян погладил ладонью свою белую окладистую бороду, якобы размышляя,
принять ли приглашение, затем ответил с достоинством:
- Что ж, не грех с героями былинными чарку распить. - И опустился на
скамью рядом с Алешей.
Тот вскочил и церемонно обратился к Ивану:
- Знакомься, Ваня, это Боян. Поэт.
Затем повернулся к старцу:
- Боян, это Иван. Дурак.
- Знаю, знаю, - закивал старец, - дуракам на Руси завсегда почет.
Много я о тебе преданий слышал, Ваня. А вот ликом ты каков, еще не
видывал.
"Интересно, чего это он обо мне слышать мог?" - удивился Иван, но
промолчал, решив однако порасспросить еще.
А Боян продолжил:
- Что ж, друзья мои, за удаль молодецкую! - Он опрокинул кружку,
затем смачно крякнул и занюхал выпитое грязным рукавом кафтана.
Богатыри последовали его примеру. Иван осушил свою кружку залпом, и
почувствовал, что его глаза вылезли на лоб. Алеша галантно подал ему
крынку с огуречным рассолом:
- Запей, Ванюша. Царская водка - напиток богатырский, не сразу по
нутру бывает. Не печалься, привыкнешь вскорости.
Иван осушил крынку и лишь после этого сумел с хрипом выдохнуть.
Боян, черпая большой расписной деревянной ложкой черную икру и
намазывая ее на печеные плоды хлебного дерева, вновь обратился к Илье:
- Мне показалось, своим появлением я, богатырь, перебил тебя.
- Да, да, Илья, - обрадовался Иван, к которому дар речи уже вернулся,
- ты начал любовную историю...
- Вы непременно этого хотите? - обвел Илья присутствующих тяжелым
взглядом. Те закивали, набивая рты яствами.
- Хорошо, пусть будет по-вашему... Один из моих друзей, некий
богатырь, родом, как и я, из села Карачарова, что недалече от славного
города Мурома...
- Брось жеманиться, Илюша, - перебил его Баян, - в селе-то Карачарове
только один богатырь и был.
Илья Муромец густо покраснел.
- Что ж, ладно, будь по вашему, - сказал он замогильным голосом. -
Резанем правду-матку... Так вот. Родился я в селе Карачарове, что под
Муромом, отец мой, батюшка, был крестьянином. И сидел я сиднем целых
тридцать лет...
- А чего? - удивился Иван.
- Детский паралич, - шепотом пояснил Алеша.
Тем временем Боян, не дожидаясь приглашения, хряпнул еще кружку, утер
губы ладонью и вмешался:
- Ну, эту-то историю любой дурак знает. Разве что кроме этого, - он
покосился на Ивана. - И как тебя калики перехожие вылечили, и как ты
Святогора-богатыря в гроб загнал. И как жену твою Калин-царь извел. А вот
про любовную интрижку, - он скабрезно хихикнул, - про это мы еще не
слыхивали. Ближе к телу, Илюша!
Илья ударил кулаком по столу так, что огурцы и апельсины запрыгали по
нему, как мячики.
- Слушай, дед, еще раз вякнешь, седин твоих не пожалею я...
- Молчу, молчу, - испуганно затряс головой Боян.
- Не, Илюха, ты кончай, - вмешался Алеша Попович, - старик дело
глаголет. Обещал про бабу, а сам опять про калик своих...
Услышав эту фразу, Добрыня поднялся, держа свою кружку в вытянутой
руке:
- За пр-р-релестных дам!
Выпили.
- Ну ладно, - сказал Илья, - дело, значит, было так. Перебив всю
нечисть вокруг Мурома, собрался я на службу ко Владимиру. Отстоял
заутреннюю, седлал своего добра коня и попер. Еду я еду, вдруг - на дороге
камень, а на камне том надпись...
Боян, желая вставить словечко, открыл было рот, но Илья показал ему
свой волосатый богатырский кулачище, и тот, клацнув зубами, рот захлопнул.
А Илья продолжил:
- "Налево пойдешь, в избу читальню попадешь, - на том камне писано, -
направо пойдешь, славу себе сыщешь, а прямо пойдешь, голову свою сложишь".
Ну, думаю, налево мне не надо, грамоте-то я не шибко обучен. За славой мне
тоже недосуг бегать, пусть она за мной бегает. И двинул я коня прямой
дороженькой. На Киев. И любой богатырь бы так поступил, верно я говорю?
Алеша и Добрыня согласно закивали. И вновь опрокинули на радостях
свои чарки в глотки. Вокруг раздался одобрительный гул. Впервые, доселе
увлеченный беседой, Иван украдкой огляделся. В кабаке за столами дубовыми
сидело по меньшей мере три десятка бравых молодцев. И все устремили свое
внимание к столу его новых товарищей.
- Ну вот, - продолжал Илья, - не прошел мой конь и десятка верст, как
услышал я посвист змеиный, да окрик звериный. Конь мой встал, как
вкопанный, а я, хоть и не робкого десятку уродился, сомневаться стал: туда
ли еду. Кровь от того свиста в жилах, прямо скажу, стынет.
Глянул я по сторонам, никого нетути. Глянул вверх и вижу: на трех
дубах корявых гнездо огромадное свито. Тут слетает с него и встает передо
мной птица-не птица, человек-не человек...
- Соловей разбойник, - не выдержав, вставил словечко Боян и испуганно
прикрыл рот ладонью.
- Точно, - сказал Илья с расстановкой, тяжелым взглядом смерив
старца, - соловей.
- Молчу, молчу, - затравленно втянул голову в плечи сказитель.
- Правильно, - одобрил Илья, - и вот говорит мне соловьище этот
поганый: "Доброго пути тебе, Илья Муромец. А давай мы с тобой, богатырь,
побратаемся. Будь ты мне братом названным. Станем мы по Руси гуляти рука
об руку, подвиги вершить богатырские". Ничего я ему не ответил, только
вынул свой булатный меч, да и срубил чудищу буйну голову...
- За что?! - поразился Иван.
- А так, - объяснил Илья, - что б не лез с любовью со своей.
- Темный ты, - сказал тихонько Боян Ивану на ухо, - былин не знаешь.
У них, у богатырей, заведено так. Вот и Алеша с Тугариным тоже, и
Добрыня...
А Муромец рассказывал дальше:
- Положил я соловьеву голову в чемодан и дальше двинул. (*8)
Чуть-чуть проехал, глядь: терем расписной. Постучал я в дверь, та из
петель-то и выскочила. А в сенях - девица красная стоит, в руках кочерга:
от врага обороняться. Как ударила она мне той кочергой промеж глаз, так и
полюбил я ее сразу.
- Ну наконец-то, до дела добрался, - радостно потер ладони Алеша, а
Добрыня спросил, поблескивая глазами:
- А какая она, девка-то? Опиши, да поподробнее. Ноги, там, у ней
какие, остальное все...
- Какая? - переспросил Илья и тут же ответил: - А мне как раз под
стать. Кочерга-то у ней была в девяносто пуд.
- А ноги-то, ноги? - настаивал Добрыня.
- Ноги?.. - Илья задумался, потом пожал плечами, - ноги как ноги,
шестьдесят восьмой размер.
Добрыня мечтательно закатил глаза к потолку и зачмокал губами. А Иван
вспомнил свою изящную миниатюрную Марью и вновь утвердился в мысли, что о
вкусах не спорят.
- "Красна девица, - спрашиваю я ее, - как звать тебя?" "Алена", -
отвечает. "А будь ты, Алена, женой мне", - говорю. Улыбнулась она в ответ,
словно солнышко взошло ясное, и вижу: полюбился я ей. Взял я ее на руки,
отнес во поле чистое, и тут же мы с ней и повенчались - под ракитовым
кустом.
- Вот это по нашему! - хлопнул себя по коленке Алеша и от избытка
чувств опорожнил очередную чарку. Иван же, разомлев от алкоголя и грез о
Марье мечтательно произнес:
- И жили они долго и счастливо...
- Если бы! - горестно осадил его Илья, - эх, если бы. И умерли бы мы
в один день... Уж кто-нибудь позаботился бы. Так нет, вернулись мы к ее
терему рука об руку, тут и попутал меня нечистый похвастаться. Поставил я
в горнице ее на стол чемодан свой да и говорю: "Глянь, Алена, от какого
чудища я землю русскую избавил!" И крышку-то отворил. Как на голову
соловьиную Алена глянула, закручинилась. "Что ж ты, богатырь, наделал, -
говорит, - это ж батюшка мой, отец родный. Люб ты мне стал, Илюша, да отец
- дороже. Поеду я теперича в Киев-град на тебя, богатыря, управу искать у
князя, у Владимира, у Красно Солнышка". Сказала так, вскочила в седло
моего коня и была такова, только пыль вдалеке заклубилася. Так-то вот.
Не сдержался тут Иван и заплакал во весь голос.
- А дальше, дальше, что было? - спросил он, всхлипывая.
- А дальше вот что было, - ответил Илья, ликом чернее тучи став, -
пошел я во Киев, во стольный град пешим ходом. С чемоданчиком. Три дня и
три ночи шел, да раздумывал: "Не по смерть ли я иду да по скорую? Не
сносить мне головы, коль Алену Владимир послушает..." Вот пришел я в Киев,
двинул сразу в палаты княжеские, прошел во гридни столовые, глядь, князь
со свитой своей пир пирует. Крест я клал по писанному, да кланялся и
Владимиру, и Василисе-княжне, и боярам, и богатырям...
