Ничего смешного нет! Это просто дурак!
- У... у него... у него на штанах... - Несмеяна зашлась в хохоте,
потом зарделась и скромно закончила: - ширинка расстегнута. Вот как
торопился.
Иван-дурак, заслонясь булавой, торопливо приводил штаны в порядок.
Князь Владимир чесал затылок. Потом задумчиво сказал:
- Интересно, почему тебя такая малость насмешила? Видать, и вправду
замуж пора... Иван, ты понял? Несмеяна - невеста твоя отныне!
Иван поднял на князя глаза и неуверенно улыбнулся. Потом перевел
взгляд на царевну, и улыбка погасла. С минуту в душе дурака продолжалась
тяжелая борьба. Затем он спросил:
- А полцарства? Можно получить ту половину, где подвалы с дружками
моими?
- Какие полцарства? - засуетился Владимир. - Комнатку во флигеле
выделю, земли надел - пожалуйста! Мы ж ее, фактически, вместе рассмешили!
Значит, и награду делим. Родную дочь в жены брать уже немодно, так что
поделим все культурно. Тебе - царевну, мне - приданное.
- Тогда не получится, - отрезал Иван. - У меня уже есть милая.
Владимир обомлел.
- От царской дочки, собака, отказываешься?! Позоришь?!
- Сам собака! - взорвался вдруг Иван. - Правы были дружки, собака ты,
князь!
Ох, зря он это сказал. Но было поздно. Владимир махнул рукой, и
отовсюду повалила стража, прятавшаяся до того под лавками, столами и в
кадках с березками. Дурак попробовал сопротивляться, но силы были не
равны. Вскоре его повязали, и остатки стражи уволокли дурака в подвал.
Князь Владимир утешал вновь плачущую Несмеяну:
- Ничего, ничего, жили без мужа и дальше поживем. Не плачь, девчонка.
Пройдут дожди. Дурак найдется. Ты только жди.
Несмеяна ревела.
Князь сказал жалостливо:
- Ну, хочешь, я ширинку расстегну? Посмеешься.
- Не-е-т, - замотала головой Несмеяна, - мне у тебя не смешно-о-о.
Владимир вздохнул, посмотрел вслед полоненому Ивану и печально
сказал:
- Однако, каких людей теряем! Лучших людей...
Сидел за решеткой в темнице сырой, страдая с похмелья, дурак молодой.
Ох и муторно же ему было! Друзей не спас, а еще хуже подставил. Сам в
немилость попал. Царевну обидел, князя оскорбил. Опохмелиться нечем.
- Эй, дурак, передача тебе, - маленькое окошечко в железной двери
камеры открылось, и разукрашенный синяками стражник протянул Ивану бутыль
и огромный каравай. - Девка твоя, Марья-искусница, передала. Я отпил пару
глоточков, ты уж не серчай.
Иван посмотрел на бутыль.
- Глоточки-то у тебя богатырские. Как глотнешь - четвертушечка,
присосешься - поллитровочка... Что, у меня и прав никаких нет?
- Как нет? Есть. Чай, у нас Русь, а не дикая страна половецкая. Есть
у тебя право сохранять постное лицо, есть право кричать благим матом, есть
право на один звонок.
- Насчет лица и насчет мата я понял. А вот насчет звонка...
Стражник молча просунул в окошечко коровий колокольчик. Иван в
сердцах плюнул, но правом воспользовался. Полегчало. Сел в углу темницы на
чугунную богатырскую парашу и откупорил бутыль. После нескольких глотков
почувствовал, что сил прибавилось, а в голове просветлело.
- Ох, Марьюшка, ох, уважила, - нежно прошептал он, лаская бутыль. - И
закусочку не забыла...
Он разломил каравай и с удивлением уставился на выпавшую оттуда
грамотку.
- Неспроста, - прошептал дурак. - Или спроста? Хорошо, что я азбуке
обучен.
Развернув бересту, Иван прочел:
"Миленочек! Сразу два горя у меня. Дядька Черномор в ванне утонул, а
тебя пес В. в тюрьму засадил. Первому горю не помочь, а со вторым
справимся.
В караване спрятаны вещи хитромудрые, что бежать тебе помогут.
Во-первах - пилка-самопилка, во-вторых - лесенка-чудесенка, (*20) а в
третьих - лом-самолом. И еще - кепка-невидимка. Дружок твой, Емеля, с
ейной помощью гнева княжеского избег, у меня под кроватью спрятался. Друг
твой - такой затейник, за тебя горой стоит.
Да учти, милый, вещам мудреным надо в стихах приказывать, иначе не
понимают. Ты уж постарайся. Как убежишь, приходи ко мне. Твоя М."
Заинтригованный Иван растребушил каравай и нашел: маленькую пилку,
вроде тех, какими модницы ноготки полируют, изящный медный ломик в кожаном
чехле и маленькую бамбуковую лесенку. Кепку-невидимку, как не искал, найти
не смог. Видать уж больно невидима была.
Бережно подобрав и съев все хлебные крошки, не от голода, а от
высоких моральных устоев, Иван задумался. Как же пустить в дело хитрую
снасть. И как ей приказывать?
Но не зря Иван-дурак с боянами общался. Смекнул, что любой дурак
может сладко петь, коль нужда заставит. Откашлявшись, Иван приказал:
Ну-ка, пилка-самопилка,
Что моя прислала милка!
Пилка встрепенулась.
Из неволи выручай,
Дырку быстро проточай!
Презрительно фыркнув, пилка улеглась на место. Видать, не те слова
дурак сказал. Но Иван не сдавался:
Пилка, встань передо мной
Словно лист перед травой!
Встала.
Проточи-ка стену, пилка,
Чтоб остались лишь опилки!
Пилка метнулась к стене темницы и с визгом принялась ее распиливать.
Летело каменное крошево, дурак на радостях бил в ладоши. Наконец, в стене
образовалась порядочная дыра, в которую Иван и протиснулся.
- Ну, хорошо, - озадаченно сказал он, оглядевшись. - И что же я буду
делать в соседней камере?
Иван действительно попал в соседнюю камеру. Темно в ней было, хоть
глаз выколи. Ох, точнее надо было указывать пилке задание! А она, тем
временем, не унималась, а все точила и точила камень. Видать, пока все не
разгрызет, как приказано, в опилки, не остановится.
- Дурак я, дурак... - простонал Иван.
- Иванушка! - прогремел троекратный вопль, и из темных углов
бросились к нему друзья - Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович!
Они-то и сидели в соседней камере!
С ног до головы в цепях тяжелых, богатыри радостно били Ивана оковами
по голове, а Добрыня приговаривал:
- Не чаяли и увидеть снова! Уважил стариков, уважил!.. Ослобонил! Ах
ты ж соколик наш! Спаситель!
Когда первая радость утихла, вновь встретившиеся друзья отхлебнули из
марьиной бутыли, и Илья грустно сказал:
- Эх, коли б не цепи чугунные, не удержали б нас стены каменные!
Разнес бы я тюрьму по кирпичику, раскидал бы стражничков по Киеву! А
собаке князю - морду набил!
- Морды будем позже бить, - успокоил его Иван. Достал лом и повелел:
Эх, лом-самолом,
Сотвори крутой облом!
Сбей с дружков оковы на пол,
Так, чтоб пот с них не закапал!
- А при чем тут пот? - удивился Попович, пока лом-самолом освобождал
их от цепей.
- Для рифмы, - туманно объяснил Иван.
Лом-самолом тем временем выполнил работу и с мягким звоном
переломился пополам.
- Одноразовый, - догадался Алеша. - Ничего, все равно неплохо.
Илья Муромец подошел к двери и заорал:
- Охохонюшки!
Одним могучим пинком он вышиб дверь с петель. По коридору забегали
испуганные стражники. Друзья гордо вышли из темницы и в замешательстве
остановились. Темницу-то, оказывается, опоясывала стена чугунная, во сто
сажень вышиной, колючкою железной окутанная,
- Ломать не буду, - заупрямился Илья. - все пальцы заножу.
- Друзья! Я знаю тайный ход! - воскликнул Добрыня и откинул чугунную
крышку, закрывающую глубокую яму.
- Ну и амбре, - брезгливо заметил чистоплюй Попович.
- Естественно. Заморское изобретение, канализация. Сюда параши
выливают, и отсюда по подземному ходу все течет в Днепр. Спускаемся!
- Как? - дельно заметил Илья. - Прыгать-то высоко, расшибемся,
Гордый дурак достал из-за пазухи лесенку-чудесенку и скомандовал:
Эй, волшебное творенье,
Гордость стольных городов,
Ну-ка, всем на удивленье
Нас спусти до дна иль днов!
Лесенка мгновенно вытянулась вниз и приятным девичьим голосом
произнесла:
Заплати-ка пятачок,
Вмиг поедешь, дурачок!
- Чего?! - завопили богатыри, хватаясь за булавы.
- Хочу - шучу, - отбрехалась лесенка. - Не боись - становись!
Друзья встали на перекладины, и те быстро поехали вниз. Добрыня
напряженно поморщил лоб, а потом спросил:
- Слушай, а не могли бы мы с этой лесенкой просто на стену
взобраться?
Покрасневший дурак соврал:
- Не могли... Я высоты боюсь.
Речь его прервало погружение. Когда богатыри вынырнули и отплевались,
Илья укоризненно сказал:
- Что ж ты про дно-то упомянул?! Нам бы и на поверхности дерьма
хватило!
- Ничего, - храбрился Иван. - Нам бы только канал, что к Днепру
ведет, найти...
- Ищем! - приказал всем Добрыня. И работа закипела
...У днепровского берега, на окраине Киева, там, где бабы белье
полощут, а девки по весне голыми купаются, вода забурлила, и на
поверхности показались четыре изрядно перемазанных головушки.
- Халтурщики! - ругался Иван-дурак. - Это ж надо - полдороги до
Днепра самим прокапывать пришлось! Ох, пожалуюсь князю...
Однако, вспомнив, что князь им теперь - не защита, Иван замолчал,
закручинившись. Добрыня, оттираясь, ласково похлопал его по плечу:
- Ничего, Иван! Русь велика! Схоронимся от пса смердячего. Вот
отмоемся маленько и...
- К Марье-искуснице, - докончил Иван.
- Точно! - оживился Алеша. - Дело говоришь. Потри-ка спинку.
7. О ПОЛЧИЩАХ НЕСМЕТНЫХ И СВАДЬБЕ СКОРОЙ
Попарившись в марьюшкиной баньке, похлебав кваску и зажевав на скорую
руку лебедь белую, три богатыря да Иван-дурак отдыхали на лавках дубовых.
Вокруг них суетился Емеля. Стряхивал пыль с булав, отирал пот со лба Ильи
и поминутно спрашивал:
- Так ты говоришь, тут она и рассмеялась?
Дурак кивал.
- Эх, знать бы раньше, штаны бы скинул. Пусть ухохочется, -
сокрушался Емеля. - Эх... Что делать-то будем, братья-богатыри? Бунтовать?
Богатыри презрительно посмотрели на Емелю, но все же снизошли до
ответа.
- Негоже русским богатырям Киев-град разорять, - степенно молвил
Илья.
- Лучше схоронимся, - обронил Добрыня.
- Тем более, что и по шеям надавать могут, - добавил Алеша. -
Вставай, Иван! Пора. Прощайся с Марьюшкой. - И добавил, ухмыльнувшись: -
Я-то теперича вроде как и не знаком с ней вовсе...
Пропустив последнее мимо ушей, Иван прошел в Марьюшкину горницу.
Искусница сидела у окна и, близоруко щурясь, вставляла нитку в иголку.
Рядом лежал прохудившийся сарафан.
- Марья, давай попрощаемся трогательно, - застенчиво сказал дурак.
- Трогательно нельзя, неприлично, - вздохнула Марья. - Черномор еще и
обсохнуть-то не успел после утопления, а ты уже руки распускаешь... Иди, я
тебя без троганий приголублю...
Через несколько часов степь русская гудела под копытами богатырских
коней. Впереди мчались Илья Муромец и Иван-дурак, за ними ехали Добрыня с
Алешей. Замыкал отряд Емеля на саврасой кобыле. Он поминутно вздыхал,
вспоминая то ли печь теплую, то ли - Несмеяну бесстыжую. Долго ли, коротко
ли они ехали, то никому не ведомо. Но вот Илья Муромец насторожился и,
приставив к глазам ладонь, всмотрелся вдаль. Все повторили его жест и
увидели на горизонте сплошную стену пыли.
"Полчища несметные!" - догадались богатыри.
