Селянинович медленно поднялся и переспросил:
- Так ты говоришь, что сын дружка моего старого, Ивана-Черная Рука,
Грозы морей? А где грамотка твоя рекомендательная?
- Нету, - со стыдом признался Иван. - Выкрадена ночью татем лихим.
- Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду похож, только
рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся уже утром один добрый
молодец с грамоткой, где сказано, что он - Иван-дурак!
- То тать ночной! - возопил Иван.
- Возможно, возможно... Но в богатыри он уже зачислен, и дать делу
обратный ход я не в праве. Посуди сам, добрый молодец: обстановка в Киеве
сложная. Владимир Красно Солнышко заботами затуманен, Василиса Премудрая в
сторону Кащеева Царства поглядывает... Поп Гапон воду мутит, интригует.
Бояны песенки крамольные по кабакам поют... И тут такой скандал:
богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на защитников своих
поглядывать? Нет, Иван. То есть, не Иван, а незнакомый мне молодец. Не
могу я тебя в богатыри принять!
- А что же мне делать! - испуганно вскочил дурак. - Деньги как вода
меж пальцев текут, в городе жить лишь три дня разрешили!.. Не могу я к
батьке с позором воротиться! Хворостиной до смерти запорет!
Микула потер лоб.
- Что делать? Подвиг соверши, тогда я тебя и без грамотки в богатыри
зачислю. Будешь прозываться Иван-дурак Второй или Иван-дурак Премудрый.
Как захочешь. А рубли... тьфу! Возьми да свои настругай, сейчас во всех
губерниях так делают. Не захочет трактирщик принимать - так ты его -
булавой! Кстати, если красиво настругаешь, мне принеси, я коллекцию
собираю.
Иван кивнул и грустно поплелся к выходу.
- Эй, постой! - окликнул его Микула. - Можешь просто самозванца в
мать-сыру землю вогнать по маковку, грамотку свою забрать, да и числиться
богатырем. Я виду не подам, а остальные с тем богатырем еще не
побратались.
Воспрянув духом, Иван выбежал на дубовую лестницу. Богатырские игрища
на ней уже кончились, зато - о улыбка судьбы! - посреди лестницы сидел
предатель Емеля!
Иван вытащил булаву, поплевал на ладони, подкрался к Емеле сзади и
завопил:
- Попался, тать ночной! Вставай, то смерть твоя пришла! Выходи со
мной на сыру землю биться, я тебя в три удара в землицу вколочу!
Емеля повернулся и грустно сказал:
- Здорово, Иван... Чего орешь-то?
- Выходи со мной... - на тон ниже начал Иван.
- Банан хочешь?
- Хочу, - признался Иван и, отложив булаву, сел рядышком. Емеля
достал из-за пазухи связку спелых, лишь чуть-чуть мятых бананов, и они
принялись сноровисто очищать излюбленный россиянами фрукт. После второго
банана Иван осведомился:
- Чего ж ты, падла печенежская, грамотку мою спер?
- Как спер? - обиделся Емеля. - Ты ж сам ее подарил! Сам в руки
сунул, да уговорил в богатыри пойти, тобой назваться, чтоб к Несмеяне
допустили.
Иван потер лоб... И вспомнил. Точно. Пихал он Емеле в руки грамотку,
кричал слова задорные, уговаривал, словно девку красную... Охохонюшки...
Сам свое богатырское счастье отдал!
- Ну и как, допустили? - смущенно поинтересовался он.
- Вечером заступаю в караул у ее опочивальни, - грустно сказал Емеля.
- Да, Иван, тяжка служба! Как мне сегодня бока намяли, вспомнить
страшно... Эх, просил же я ее дать мне силу богатырскую! Не пойму, то ли
не дала, то ли я и прежде богатырем был... Оплошала она.
- Кто "она"?
- Да щука моя волшебная, что все желания выполняет...
Иван крепко зажал рот боевой рукавицей. Ему вдруг явственно
вспомнилось, как стоящий в обнимку с полоненым печенегом Мойшей Емеля
вопит: "Закуски нет, Иванушка?! Не беда, исправим! Мне для тебя и ЕЕ не
жалко!" А еще вспомнились Ивану рыбьи кости на трактирном столе.
- У тебя память часто отшибает? - поинтересовался Иван.
- Нет, сегодня впервой такое случилось... Как медовуху пили - помню,
как печенега полонили - тоже. А дальше - хоть убей... К слову, убивать-то
ты меня будешь?
- Что ты, Емелюшка, - ласково сказал Иван, - То шутки наши,
богатырские. Ну, мне пора.
И он тоскливо пошел по коридору, вытирая о кольчугу измазанные в
бананах пальцы. Бедный Емеля! Лишился своей единственной опоры - щуки! А
ради кого? Ради него, дурака! Как тут обижаться...
Иван всхлипнул, промакнул глаза носовым платочком и сослепу налетел
на бредущего по двору богатыря.
О, это был богатырь, так богатырь! Лицо его было отмечено печатью
аристократизма, булава была украшена каменьями самоцветными, а походка -
почти тверда. От толчка Ивана он упал на землю, но сноровисто поднялся и
насупил брови.
- Извиняйте, - буркнул Иван и попытался проследовать дальше. Но
богатырь крепко держал его за кафтан.
- Добрый молодец! Вы скверно воспитаны! Вы толкнули богатыря,
находящегося в состоянии жестокого похмелья, и считаете, что это вам
сойдет с рук?!
- Я толкнул вас нечаянно, а толкнув - извинился, - ответил Иван,
пытаясь освободиться. Богатырь отпустил кафтан, но вслед презрительно
бросил:
- Сразу видно, что вы не киевлянин...
- Да! - взвился Иван. - Из-под Мурома я! Но это не помешает мне
окоротить на голову заносчивого киевлянина!
- Хорошо, - промолвил богатырь довольно. - В полдень на Куликовом
поле. И не забудь мамке с папкой отписать, что погиб от рук Добрыни
Никитича.
- Добрыня! - охнул Иван. Но богатырь уже прошел в казарму.
Продолжая свой путь по двору, Иван прикидывал, как поделикатнее
сообщить родителям горестную весть. Может, сначала написать все свежие
новости, а в посткриптуме упомянуть: так, мол, и так, убит Никитичем...
Или наоборот: сначала сказать, что помер от рук Добрыни, а потом весело
пересказать предшествующие собы...
Сегодня у Ивана был невезучий день. Он не заметил группу богатырей,
едущих наперерез, и был сбит лошадью того самого толстого богатыря,
который давеча так ловко расправлялся с сотоварищами на лестнице.
Наткнувшись на покрытый кольчугой лошадиный бок, Иван-дурак запнулся и
упал под конское брюхо. Богатырь остановился и с хохотом заявил:
- Попал под лошадь! Ну и добры молодцы шастают по нашему двору! Со
смеху помрешь! (*6)
- Дави его, Илюха! - радостно посоветовал ему другой богатырь.
- Да ладно, пущай живет. Тем паче, по роже судя, земляк он мой.
Иван потряс головой и сел под лошадиным брюхом. Посмотрел вверх и
поморщился. Позор! Даже не конь добрый его сбил, а добрая кобыла.
- Славная у тебя лошадь, Илюшенька, - подал тем временем голос тот
богатырь, что советовал задавить Ивана. - Будь эта кобыла конем, была б ей
цена триста рубликов.
- Ха! Эта лошадь отродясь конь, а цена ей - пятьсот рублей! - не
моргнув глазом соврал Илья. - Эй, добрый молодец, долго будешь под моим
конем разлеживаться?
Иван-дурак вылез из-под лошади, раздвинув спускающиеся, видно для
маскировки, до самой земли звенья лошадиной кольчуги, и ехидно ответил:
- Был бы конь - сразу б вылез! Искал я, за что ты пятьсот рубликов
отдал, а нашел только на триста!
Наступило гробовое молчание. Илья поднял булаву, потряс ею, потом
сдержался и коротко произнес:
- Ровно в полдень...
- На поле Куликовом, - поддержал его Иван. И, понимая, что помирать
все равно придется, добавил, куражась:
- Только не подводи своего коня к моему Гнедку. Он у меня, как огонь
жарок, не устоит!
- Не люблю я земляков убивать. Да придется, - со вздохом сообщил
богатырь. - Пока, муромчанин!
"Земляков?.." - понял вдруг Иван.
- Илья Муромец?! Заступничек?!
Но тот уже ехал дальше, сокрушаясь о нынешней молодежи, которая не
способна отличить коня от кобылы.
- Так, доигрался, - пробормотал себе под нос Иван. - Добрынюшка-то
добрый, может и пощадить... А вот Муромца я обидел знатно... Кто ж меня,
дурака, за язык тянул? Ой-ой-ой.
Он взнуздал Гнедка и печально промолвил:
- Теперь буду практиковать хорошие манеры. Без закуски не пить,
матушке письма писать... С богатырями не ссориться. О! Кстати...
Перед Иваном стояла группа о чем-то оживленно беседующих богатырей.
Один из них, тощий и интеллигентный, был дураку знаком. Именно его
использовал Муромец на лестнице в качестве булавы.
Так вот, из кармана этого богатыря случайно вывалилась грамотка. И
рассеянный богатырь, наступив на нее кирзовым сапогом, стал втаптывать
бересту в грязь.
- Расступись, расступись, - заорал Иван и, ловко перегнувшись с коня,
выхватил грамотку из-под сапога богатыря. Тот смерил его гневным взглядом
и заявил:
- Что это вы, молодой человек, в грязи роетесь?
- Вот, - радостно пролепетал Иван, протягивая богатырю грязную
бересту. - Вы письмецо обронили.
- Это не мое письмо.
- Но я же видел, как оно выпало из вашего кармана! - настаивал Иван.
- Ха! - хором воскликнули богатыри, поглядев на бересту. - Почерк
Марьи-искусницы. Уж не шашни ли у тебя с ней, Алешенька?
- Нет. Это не мое письмо. И почерк не Машин. Или вы хотите сказать,
что и сами получали от нее письма?! - заорал богатырь. Его товарищи
сконфуженно опустили глаза.
- Это просто заявка Микуле Селяниновичу на комплект праздничных
кольчуг, - потрясая грамоткой продолжил Алеша угрожающе. - Верите?!
- Верим, верим, - затараторили богатыри.
- Ну хорошо, коли так. Я отдам бересту Микуле... при случае.
Богатыри стали торопливо расходиться. Иван остался один на один с
Алешей.
- Юноша! Вы - убийца! - гневно заявил Алеша.
- Да? - удивился дурак.
- Да! Вы убили мою веру в чистую любовь. Так что...
- В полдень, на Куликовом поле, - обреченно сказал Иван. - Да,
кстати, вы, часом, не знаменитый Алеша Попович?
- Он самый, - удивился богатырь. - Откуда знаешь?
- Догадался, - разворачивая Гнедка, бросил Иван. - До встречи на
поле...
Долго скакал Иван по Киеву. "Ох и дурак, - думал он о себе. -
поссориться с тремя былинными героями, с тремя богатырями!" Он пришпоривал
Гнедка и гнал все дальше и дальше, пока не понял, что его одолевает
сушняк. Подъехав к колодцу, Иван стал ждать.
Через полчаса к колодцу подошла красна девица.
- Красна девица! - позвал ее Иван.
Та лукаво улыбнулась.
- Дай-ка мне испить водицы, от вражьей крови умыться, - продолжил
Иван.
- Какой смешной, - фыркнула девушка и, набрав полное ведро, изящно
протянула его дураку. Второе она поставила перед Гнедком, чем сразу
завоевало его сердце.
Допив водицу, Иван икнул и спросил:
- Как звать-величать тебя, красна девица?
- Марья-искусница, - томно произнесла красавица. - И никакая я не
девица, а вовсе мужнина жена.
- То дело поправимое, - похлопав по булаве, сказал Иван. - Ох,
Марьюшка, люба ты мне! Давай, пофлиртуем легонько?
- Светло еще, добрый молодец, - остановила она его порыв. - Что люди
добрые скажут? Приходи вечером на сеновал.
- Эх, Марья. Не дожить мне до вечера, - грустно сообщил Иван. -
Вызвался я биться с Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем да Алешей
Поповичем... Кранты мне.
- Да, тяжко дело, - облокотившись о колодец, сказала Марья-искусница.
- Со всеми сразу, что ль, биться будешь?
- Выходит, что так. В полдень, на Куликовом поле.
- А победить слабо.
- Слабо, - признался Иван. - Да и не поднимется у меня на
заступничков народных булава.
- Чем бы тебе помочь?.. - задумалась Марья, доставая из кармана
горсть жареных семечек и увлеченно их лузгая. - Будешь?
