удастся - может, задержусь. А то помирать придется.
- Не говорите о смерти, - сказала Милица. - Она может услышать. Мы
слишком слабо связаны с жизнью. Нить тонка.
- Пустое, - сказал Любезный друг. - Вами, Милица, движет любопытство.
Это значит - вы еще живы.
- Там странное, - сказала Милица Федоровна. - Провалилась мостовая.
Волнуются, бегают.
- Суета сует, - сказал старик. - Сколько я вас не видел? Лет
пятьдесят.
- Вы опять за свое.
- Я прям и неделикатен. И жизнь меня ожесточила. Пятьдесят лет -
большой срок.
Милице Федоровне не хотелось расспрашивать гостя о том, что произошло
с ним за эти годы. Для нее они протекли однообразно. Одиноко. Иногда
голодно. Последнее время - лучше. Соседи выхлопотали старухе пенсию. Нет,
лучше не расспрашивать. Пусть будет встреча, хоть и долгожданная, без
времени, вне его пут и шагов.
Старик осмотрелся. Портреты узнали его. Он их признал тоже. Кивнул
вежливо. Те в ответ закивали, взмахнули бакенбардами, бородами, усами,
многократно улыбнулись знаменитой улыбкой Милицы, пожали обнаженными
плечами, качнули локонами и кудрями...
Милица смотрела на него, узнавала то, что уже скрылось под сетью
морщин. Предчувствия и сны указывали верно - Любезный друг пришел.
- Откройте форточку, - сказала Милица, стесняясь своей немощи. - Мне
душно. А встаю редко. Весьма редко.
Старик встал, подошел к окну. Был он высок и до фортки достал, не
поднимая вверх руки. Взглянул, открывая фортку, на улицу, вниз, увидел
дыру в асфальте и книги рядом. И бутылки с ретортами.
- О боже! - сказал он. Сказал, как человек, к которому смерть пришла
за час до свадьбы.
Старик вцепился в раму, и узловатые пальцы заметно побелели. Ноги не
держали его.
- Что с вами? - спросила Милица, не поняв причины смятения. - Вам
плохо?
Старик не смотрел на нее.
- Ничего, - сказал он. - Это пройдет. Все пройдет.
- Кстати, - спросила успокоенная Милица Федоровна, которой знакомы по
себе были приступы слабости и удушья, - куда бы мог вести ход из этого
подвала?
- Куда?
- Ну конечно. Я сначала подумала - не в дом ли отца Серафима? Вы
помните отца Серафима? Он страшно пил, когда дом у него сгорел. Нет,
думаю, не туда. Тот дом в глубине стоял. Еще колонны были покрашены под
мрамор. А на нашей стороне лабаз. Зачем лабазу такой подвал?.. Может, в
лабаз?
- Не в лабаз, - прохрипел старик. - Не в лабаз. Какой еще лабаз?
Подвал к вам шел во флигель. Господи, несчастье-то какое...
"Правильно, - разумно подумала Милица Федоровна, - конечно, выход из
подвала должен быть под флигелем". Но она такого не помнит. Совсем не
помнит. Запамятовала. А может, и не знала о подвале.
А Любезный друг сердился. Глаза его увеличивались, росли и гневались.
И он взлетел под потолок и оттуда грозил сухим пальцем и говорил
беззвучно...
Это Милице Федоровне уже снилось. Она задремала. Старик не взлетал и
не грозил пальцем. Он стоял, прислонившись лбом к стеклу, и тяжко стонал.
6
Елена Сергеевна задерживалась. Шурочка отвечала на Ванины вопросы, и
было это подобно клубку - ниточка тянулась, вопрос за вопросом, и смысла в
них не заключалось. За беготней Шурочка чуть не забыла - обещала с
пионерами прийти на экскурсию к старухе Бакшт.
Кукушка нехотя выползла из деревянных ходиков и два раза скрипнула,
не раскрывая клюва. На третий раз ее не хватило. Стрелки стояли на трех
без пяти. А Елены Сергеевны все не было.
В магазине Шурочку отпустили после обеда. Там не хватятся. Но пионеры
ждут.
- Пошли погуляем, Ванечка, - сказала Шура, подлизываясь. (Ванечка мог
и не пожелать.) - Может, бабушку найдем.
Шурочка убедила Ваню надеть курточку и панаму. Ваня потащил за собой
танк на спичечных коробках, - согласился гулять на таких условиях.
На мосту через Грязнуху Шурочку с Ваней обогнали знакомые из речного
техникума. Дюжие мальчики на велосипедах. Ехали с купания и потому были
бодры. Увидев Шурочку, стали делать вид, что Ваня - ее сын, отчего очень
развеселились. Шурочка обиделась на грубые шутки, Ваня испугался, захотел
вниз к речке - посидеть на берегу. Он бил каблуками по булыжнику и
упирался. Речникам надоело шутить на жаре, нажали на педали. Один отстал,
обернулся, сказал, что купил два билета в кино, на девять, и будет ждать.
Шурочка почти не слушала. Она уговаривала Ваню.
- Ванечка, - говорила она, - пойдем к бабушке. Я тебе конфетку дам
"Золотой ключик".
- Нельзя мне конфеты... - канючил Ваня. - Я хочу ананас. У меня
коренной зуб болит...
- А мы сейчас посмотрим твой зуб, - сказал добрый голое сзади. - И
может, даже вырвем его с корнем.
Провизор Савич поравнялся с ними. Он возвращался с обеда в аптеку.
- Я за Елену Сергеевну посидеть взялась, - сказала Шурочка. - А она
не идет.
Савич посмотрел на внука Елены и пожалел, что нет с собой конфеты или
другого предмета, которые обычно дарят детям. У него детей не было, а
могли бы быть внуки.
- Я хочу золотую рыбку поймать, - сказал Ваня, не испугавшись
доктора.
- Золотая рыбка достается трудом, мальчик, - сказал Савич. Он не умел
говорить с детьми.
- Я буду с трудом, - согласился Ваня.
Шурочка воспользовалась разговором и сдвинула Ваню с места. Савич шел
рядом и старался быть хорошим с ребенком, но отвечал невпопад. Провизор в
это время думал о жизни, которая не удалась.
От снесенных торговых рядов осталась башня с часами. Сначала ее
использовали как каланчу, а потом пристроили четырехэтажный дом для
исполкомовцев и прикрепили электрические часы, что висят на столбах в
больших городах, - круглые и неточные. Часы показывали десять минут
четвертого.
- Ой! - испугалась Шурочка. - Нас пионеры ждут. Мы побежали...
Ваня бежать согласился: Савич ему надоел.
Шурочка с Ваней побежали к школе, и за ними по пустой, горячей
мостовой запрыгал танк, сделанный из тома "Современника" и спичечных
коробков. Один из коробков вскоре оторвался и остался лежать на мостовой.
Провизор поднял его. Повертел рассеянно в пальцах. На коробке было
изображено дерево без листьев и написано: "Себялюбивый человек засыхает,
словно одинокое бесплодное дерево. Тургенев".
Шурочка увлекла Ваню в переулок. У новой кирпичной школы стоял дуб.
Дуб был очень стар. Завуч школы любил повторять древнее предание о том,
как землепроходец Бархатов, перед тем как уйти открывать левые притоки
Амура, посадил дуб в родном городе. Завуч сам это предание и выдумал.
Новому директору музея оно нравилось. Он надеялся найти ему документальное
подтверждение.
В тени дуба маялись шесть пионеров из исторического кружка. Летом
кружок не занимался, но Шурочка разыскала его активных членов, оставшихся
в городе, и уговорила пойти к старухе Бакшт.
Стояла жара, и пионеры беспокоились. Они любили историю, но им
хотелось купаться.
Золотая челка Шурочки Родионовой прилипла ко лбу. Рядом семенил
дошкольник.
Пионеры зашевелились и достали записные книжки.
- Пошли, ребята, - сказала Шурочка, - а то опоздаем.
Пионеры нехотя выползли на солнцепек.
Путь их лежал мимо провала, и потому начало экскурсии пришлось
отложить еще на несколько минут. Пионеры влились в толпу у ямы, через
минуту были уже в курсе всех событий, и Шурочка даже если захотела бы
увести их в дом к Бакшт, не смогла бы этого сделать.
Удалов под наблюдением Елены Сергеевны заворачивал в оберточную
бумагу принесенные вещи. Эрик с Грубиным вынимали из подземелья последние
предметы, Миша Стендаль принимал их, складывал на асфальт.
Пахло тройным одеколоном. Запах испускал высокий костлявый старик с
желтоватой, недавно подстриженной бородой. Старик нервничал, ломал корявые
пальцы.
Провизор Никита Савич, обогнавший Шурочку, увидел Ваню и вернул ему
спичечную коробку.
- Баба, - сказал Ваня, - пошли домой.
- Ты что тут делаешь? - удивилась Елена Сергеевна. - Где Шурочка?
- Я здесь, - сказала Шурочка. - Я беспокоиться начала, куда вы
пропали, но потом пошла с Ваней и вспомнила: у меня экскурсия и пионеры
ждут и мы пошли в школу и зашли к вам.
Ваня тем временем заинтересовался дыркой в земле, подошел поближе,
нагнулся и свалился в провал.
Толпа ахнула.
Но с Ваней ничего страшного не случилось. В этот момент кверху
поднимался стул. Ваня встретился с ним на полпути, упал на него и через
несколько секунд уже вернулся на поверхность.
Однако его падение послужило завязкой других событий.
К провалу бросились провизор Савич, старик, пахнувший тройным
одеколоном, Миша Стендаль и Удалов, который понял, что его видение
оказалось вещим. Четверо столкнулись над провалом и помешали друг другу
подхватить ребенка. Удалов, самый несчастливый, натолкнулся на старика,
потерял равновесие и кулем свалился вниз.
В замешательстве, вызванным возвращением Вани и исчезновением
Удалова, старик с палкой неожиданно подхватил одну из бутылей, отбросил
самшитовую палку и, взметывая колени, побежал по улице.
Елена Сергеевна прижимала к груди ничуть не испуганного Ваню. Она
этого не видела.
Провизор Савич хотел было крикнуть "Стой!", но счел неудобным. Только
Миша Стендаль, быстро сообразивший, что к чему, бросился вслед. Старик
нырнул за угол.
За углом был двор. Во дворе стояла бутыль. Старик прислонился к
стенке. Он дышал редко, втягивая воздух, как чай, - с хлюпаньем.
- Возьмите, - сказал он. - Я пошутил. Только не разбейте.
Стендаль все-таки сделал шаг к нему, не к бутылке. Бутыль сама не
уйдет.
- Не трогайте меня, - сказал старик строго. - Возьмите бутыль и идите
обратно.
В глазах старика вспыхнули яростные огни, и Стендаль не посмел
ослушаться.
Он обнял бутыль, тяжелую и согревшуюся под солнцем. Повернулся и
шагнул за угол. И встретил остальных преследователей. Он шел быстро,
решительно, и никто не подумал, что преступник не задержан. Люди послушно
последовали за бутылью. Так и вернулись к провалу.
Тем временем Грубин с экскаваторщиком вытащили Удалова, у которою
была повреждена рука. Первую помощь ему оказали в аптеке.
Добычу понесли в музей. Идти недалеко, и помощников достаточно.
Впереди шла Елена Сергеевна, вела за руку Ваню и несла одну из книг,
потоньше прочих, порастрепанней. За ней Миша Стендаль с двумя бутылями.
Темная жидкость полоскалась в них и раскачивала Мишу. Фотоаппарат бился
между бутылями и стучал в грудь.
Потом шли пионеры с Шурочкой во главе. Каждому досталось по находке.
Последним шел экскаваторщик Эрик и нес стул.
Музей был заперт по случаю выходною дня. Но сторожиха вышла с ключами
- она хранила верность старому директору, хотя и дотошной, но
образованной.
Елена Сергеевна прошла прямо в кабинет директора. Там все и сложили
частично на пол, частично на кожаный диван для посетителей из области.
Когда все ушли, Елена Сергеевна уложила Ваню на диван, подвинув
находки, а сама провела еще час, проглядывая книги и разбирая надписи на
бумажках, приклеенных к бутылям костяным клеем. Потом две малые бутылки
заперла в сейф, а с собой взяла потрепанную тетрадку.
Ваня все время хныкал, требовал мороженого. Елена Сергеевна была
задумчива, вспоминала прочитанное, недоуменно покачивала головой.
...Удалову Савич наложил шины и спросил, дойдет ли сам до больницы
сделать рентген. Но Удалову стало совсем худо. Он лежал в комнате, где
делают лекарства. Обе молоденькие помощницы Савича ему сочувствовали, и
