Кир БУЛЫЧЕВ
МАРСИАНСКОЕ ЗЕЛЬЕ
1
Корнелий Удалов не решился один идти с жалобой в универмаг. Он
спустился вниз, позвал на помощь соседа. Грубин, услыхав просьбу, долго
хохотал, но не отказал и даже был польщен. Отодвинул микроскоп, закатал
рисовое зернышко в мягкую бумагу, положил в ящик стола. Потом шагнул к
трехсотлитровому самодельному аквариуму и взял наброшенный на него черный
пиджак с блеском на локтях. Пиджаком Грубин спасал тропических рыбок от
говорящего ворона. Ворон их пугал, болтал клювом в воде.
- Ты, Корнелий, не робей, - говорил Грубин, надевая пиджак поверх
голубой застиранной майки. - В ракетостроении перекосов быть не должно.
Ворон забил крыльями, запросился на волю, но Грубин его с собой не
взял, напротив - сунул в шкаф, запер.
Удалов подхватил большой прозрачный мешок, в котором покоилась
оказавшаяся дефектной красная пластиковая ракета на желтой пусковой
установке, купленная в подарок сыну Максимке, пониже надвинул соломенную
шляпу и первым направился к двери.
Грубин, превосходивший Корнелия ростом на три головы, шагал
размашисто, мотал нечесаной шевелюрой, посмеивался и громко рассуждал.
Удалов шел мелко, потел и боялся, что его увидят знакомые.
Жена Удалова, Ксения, крикнула им вслед со двора:
- Без замены не являйся!
- Ну-ну, - сказал Грубин негромко.
Они пошли по улице.
Двухэтажный, большей частью каменный, некогда купеческий, а теперь
районный центр, город Великий Гусляр к концу июня раскалился от затяжной
засухи. Редкие грузовики, газики и автобусы, проезжавшие по Пушкинской
улице, тянули за собой длинные конусы желтой пыли и оттого напоминали
приземлившихся парашютистов.
Был второй час дня и самая жара. На улицах показывались только те
люди, которым это было крайне необходимо. Потому Корнелий и выбрал такое
время, а не вечер. Он даже пожертвовал обеденным перерывом: надеялся,
универмаг пуст и не стыдно будет поднимать разговор из-за чепуховой
игрушки.
Миновали аптеку. Грубин поздоровался с сидевшим у окна провизором
Савичем.
- Не жарко, - спросил Савич, поглядев на Грубина поверх очков.
Сам Савич был потный и дышал ртом.
- Идем на конфликт! - громко сказал Грубин. - Вменяем иск против
государства!
Удалов уже жалел, что позвал Грубина. Он дернул соседа за полу
пиджака, чтобы тот не задерживался.
- И вы тоже, товарищ Удалов? - Провизор обрадовался случаю отвлечься.
- У вас опять неприятности?
Удалов буркнул невнятное и прибавил ходу. Головой повертел, чтобы
поглубже ушла в шляпу, и даже стал прихрамывать: хотел быть неузнаваемым.
Грубин догнал его в два шага и сказал:
- Правильно он тебе намекнул. Я давно задумываюсь, как с помощью
материализма объяснить, что половина всех невезений в городе падает на
тебя?
- Архив покрасить надо, - уклончиво сказал Корнелий.
Грубин удивился и посмотрел на церковь Параскевы Пятницы, в которой
размещался районный архив.
- Твое дело, - сказал Грубин. - Ты у нас начальник.
По другую сторону улицы стоял Спасо-Трофимовский монастырь, отданный
после революции речному техникуму. Дюжие мальчики на велосипедах выезжали
оттуда и катили на пляж. Монастырь, в отличие от Параскевы Пятницы, был
хорошо покрашен, и купола главного собора сверкали, как стеклянные адские
котлы, наполненные лавой.
- Мне твоя жена говорила, - продолжал Грубин, - что тебе в десятом
классе на экзамене по истории тринадцатый билет достался и ты медаль не
получил. Правда?
- Я бы ее и так не получил, - возразил Удалов.
А сам подумал: "Зря Ксения такие сплетни распространяет. Это дело
старое, счеты с Кастельской, тогдашней историчкой. Если бы можно жизнь
повторить сначала, выучил бы все про Радищева". Сколько лет прошло, не
думал тогда, что станет директором ремстройконторы, а видел перед собой
прямую дорогу вдаль.
- Я жизнью удовлетворен, - сказал Удалов твердо, и Грубин хохотнул,
глядя сверху. То ли не поверил другу, то ли сам неудовлетворен.
Универмаг находился в бывшем магазине купца Титова. Купец перед самой
первой мировой получил потомственной дворянство и герб с тремя кабанами:
Смелость, Упорство, Благополучие. Теперь кабаны с герба осыпались, а
рыцарская шляпа с перьями над щитом осталась. И купидоны по сторонам.
У входа в универмаг сидели в ряд обалдевшие от жары бабки из
пригородного совхоза. Сидели с ночи - поддались слухам, что будут давать
трикотажные кофточки по низким ценам.
Удалов отвернулся от бабок и боком постарался вспрыгнуть на три
ступеньки. Очень хотел сделать это легко, спортивно, но споткнулся о
верхнюю ступеньку и упал животом на прозрачный пакет с пластиковой
ракетой.
Грубин только ахнул.
Бабки очнулись и зашептались. Ракета жалобно скрипнула и распалась,
как пустой гороховый стручок. Пусковая установка желтого цвета сплющилась
в квадратную лепешку.
Корнелий, не смея обернуться, вскочил, взглянул дико на останки
ракеты, закинул мешок за спину и, пригнувшись, вбежал в полутьму магазина.
- Ну, что я говорил? - спросил у бабок Грубин.
Те оробели от дикого вида и значительного роста Грубина и затихли.
- Задача осложняется, - сказал им Грубин и поспешил за Корнелием в
нутро магазина.
Удалов передвигался по магазину медленно, будто по колени в воде.
Свободной рукой растирал ушибленный бок. Так дошел до прилавка с
игрушками, остановился и подождал, прислушиваясь, пока не подошел Грубин.
- Плохо дело, - сказал Грубин. - Может, пойдем домой?
- Жена, - прошептал Корнелий.
Шурочка Родионова, продавщица игрушек, ждала обеденного перерыва и
читала переводную книгу Зенона Косидовского "Библейские сказания". Шурочка
собиралась быть археологом и три года занималась в историческом кружке у
Елены Сергеевны Кастельской, которая была тогда директором музея. Школу
Шурочка кончила хорошо, но в Вологду в институт поступать не поехала: с
деньгами плохо. Пошла на год в продавщицы, хотя от планов не отказалась,
читала книги и учила английский язык. К девятнадцати годам стала Шурочка
так хороша, что многие мужчины, у которых не было детей, ходили в
универмаг покупать игрушки.
Шурочка слышала шум у дверей, но не отвлеклась - читала комментарий
про ошибки автора. Только когда Грубин с Удаловым подошли вплотную, она
подняла голову, поправила золотую челку и сказала: "Пожалуйста". А
мысленно еще оставалась вблизи города Иерихона на Ближнем Востоке и
переживала его трагедию.
Обоих посетителей она знала. Один, маленький, толстый - Удалов
директор ремконторы. Второй - длинный, колючий, лохматый - заведовал
пунктом вторсырья у рынка и принимал пустые бутылки.
- Здравствуйте, - сказали посетители.
Удалов поморщился и вытащил из-за спины большой прозрачный мешок с
жалкими остатками пластиковой ракеты.
- Ой! - сказала Шурочка. - Что же у вас случилось?
- Замените! - сказал Удалов. - Брак!
- Как же так?
Шурочка положила книжку на прилавок и забыла об Иерихоне.
- Не видите, что ли? - все так же сердито спросил Удалов.
Шурочка не знала, что говорит он строго от робости и сознания своей
неправоты. Она обиделась и отвечала:
- Я вам, гражданин, такого не продавала. Я сейчас заведующую
позову... Ванда Казимировна!
Корнелий совсем оробел и сказал:
- Ну-ка дайте мне жалобную книгу!
Он хотел отодвинуть шляпу на затылок, но не рассчитал, шляпа слетела
и шмякнулась об пол. Удалов пошел за шляпой.
- Вы нас поймите правильно, - сказал Грубин. - Брак заключался в
ракете раньше, чем случился инцидент.
Пришла заведующая, Ванда Казимировна, женщина масштабная,
решительная, и жена провизора Савича.
- Такое добро, - сказала она Грубину с намеком, - надо в утильсырье
нести, а не в универмаг.
Бабки от входа пришли на разговор, и одна сказала:
- Чем торгуют! Постыдились бы.
Другая спросила:
- Кофточки сегодня будут давать?
- Спокойствие, - сказал Грубин. - Я вам все покажу.
Он вынул из мешка две половинки ракеты, сложил их в стручок и показал
заведующей:
- Трещину видите в хвостовой части? Вот с этой трещиной нам товар и
продали.
Трещин в хвостовой части было несколько, и найти нужную было нелегко.
Шурочка совсем обиделась.
- Они издеваются, что ли? - спросила она.
- Алкоголики, - сказала одна из бабок.
- Вот чек, - сказал, подходя, Корнелий. Шляпу он держал под мышкой. -
Только вчера покупали. У меня чек сохранился. Пришел домой - вижу,
трещина.
- Какая там трещина! - сказала заведующая. - Шурочка, не
расстраивайся. Мы им на работу сообщим. Это не ракета, а результат
землетрясения.
- Вы не обращайте внимания, что ракета расколота, - сказал Грубин. -
Это потом уже случилось. А землетрясений у нас не бывает. Людям доверять
надо.
И в этот момент в Великом Гусляре началось землетрясение. Глухой шум
возник на улице. Земля рванулась из-под ног. Дрогнули полки. Стопки
тарелок, будто выпущенные неопытным жонглером, разлетелись по магазину,
чашки и чайники, хлопаясь о прилавки, разбивались гранатами-лимонками,
целлулоидные куклы и плюшевым медведи поскакали вниз, цветастые платки и
наволочки воспарили коврами-самолетами, стойки с костюмами и плащами
зашатались - казалось, пожелали выйти на улицу вслед за бабками,
убежавшими из универмага с криками и плачем. Разбившиеся пузырьки с духами
и одеколоном окутали магазин неповторимым и фантастическим букетом
запахов. С потолка хлопьями посыпалась известка...
Грубин одной рукой подхватил прозрачный мешок с остатками ракетной
установки, другой поддержал через прилавок Шурочку Родионову. Он
единственный не потерял присутствия духа. Крикнул:
- Сохранять спокойствие!
Корнелий вцепился в шляпу, будто она могла помочь в эти жуткие
секунды. Быстрое его воображение породило образ разрушенного стихией
Великого Гусляра, развалины вдоль засоренных кирпичами улиц, бушующие по
городу пожары, стоны жертв и плач бездомных детей и стариков. И он,
Корнелий, идет по улице, не зная, с чего начать, чувствуя беспомощность и
понимая, что как руководитель ремконторы он - основная надежда засыпанных
и бездомных. Но нет техники, нет рабочих рук, царит отчаяние и паника.
И тут над головой рев реактивных самолетов - белыми лилиями
распускаются в небе парашюты. Это другие города прислали помощь. Сборные
дома, мосты и заводы спускаются медленно и занимают места, заранее
запланированные в Центре, сыплется с неба дождем калорийный зеленый
горошек, стукаются о землю, гнутся, но не разбиваются банки со сгущенным
молоком и сардинами. Помощь пришла вовремя. Корнелий поднимает голову выше
и слушает наступившую мирную тишину...
И в самом деле наступила мирная тишина.
Подземное возмущение окончилось также неожиданно, как и началось.
Тяжелое, катастрофическое безмолвие охватило универмаг и давило на уши,
как рев реактивного самолета.
- Покинуть помещение! - оглушительно крикнул Грубин.
Он бросил на пол мешок, взял одну из половинок ракетного стручка,
вторую сунул Удалову и повлек всех за собой раскапывать дома и оказывать
помощь населению.
Корнелий послушно бежал сзади, хоть ничего перед собой не видел -
скатерть опустилась ему на его голову и сделала его похожим на бедуина или
английского разведчика Лоуренса.
К счастью, раскапывать никого не пришлось. Стихийное бедствие,
