на голову ему свалится каменная глыба. И это его не устраивало.
- Ты пойдешь первым, - сказал он.
- Почему? - удивился Старший. Гребень шерсти на голове у него
приподнялся.
- Мне здесь нравится, - сказал Павлыш. - Я пойду вниз, в деревню.
- Нельзя, - сказал Старший.
- Старший! - раздался крик сверху.
- Что?
По тропе, большими прыжками, приближался воин. Старший сделал шаг ему
навстречу, и воин, сообразив видно, что новости, которые он несет, не
предназначаются для духов, наклонился к уху Старшего и прошептал что-то.
Новости пришлись Старшему не по душе. Шерсть на загривке стала
торчком, перекатились под волосами мышцы плеч, согнулись в коленях ноги,
словно для прыжка.
- Х-ех! - крикнул он. Рванулся вперед, когтями вцепился в лицо воину,
тот выпустил копье, упал на колени и отрывал от лица когти. Старший пинал
его ногами, потом неуловимым движением подхватил с земли копье и метнул в
воина. Воин успел отскочить и наконечник разбился о камень, брызнув
осколками.
Старший уже бежал вверх по тропе, забыв о корчащемся в пыли воине, о
Павлыше, отпрянувшем в сторону.
Рычание Старшего исчезло за поворотом, будто проглоченное скалой.
Павлыш подошел к воину. Тот оскалился, угрожая.
- Ну и черт с вами, - сказал Павлыш. - Мы воспитывались в разных
колледжах.
Отправиться в храм? Этого хотел Старший. Старшему Павлыш не верил.
Лучше спуститься к деревне. Черт его знает, что еще придумает Старший,
когда вспомнит о Павлыше. Воин зализывал разодранную руку.
Павлыш пошел вниз, через широкую осыпь, к хижинам.
Площадка перед ним была пуста, утоптана, пыльна. От кучи отбросов к
Павлышу бросились насекомые, засуетились над шлемом. Ребенок с обглоданной
костью в лапке выполз на солнце и при виде человека замер в ужасе. Шерсть
на ребенке была редкой, светлой, личико пряталось под выпуклым лбом,
посреди которого можно было разглядеть третий глаз. Ребенок был хвостат -
хвост был закручен крючком - в нем еще одна кость. Длинные руки высунулись
из хижины и втащили ребенка за хвост внутрь. Оттуда сразу донесся визг.
Дверь в другую хижину была задвинута большим камнем. Павлыш нагнулся к
камню, прислушался. Кто-то часто и неровно дышал.
Павлыш пошел дальше. Хижины были похожи одна на другую, даже не
хижины, а примитивные убежища, кое-как перекрытые сучьями и сухими
листьями.
Павлыш отошел к берегу ручья и оттуда снял панорамный вид деревни.
Потом оглянулся, поглядел наверх. Вход в пещеру, через которую он проник в
долину, был не виден. Ниже, на площадке у храма темнело пятно - воин так и
остался лежать у ступеней.
Павлышем вдруг овладело беспокойство. Что могло так разозлить
Старшего? Может быть воины сделали что-нибудь дурное с пленниками. Может
быть Жало с девушкой убежали? Как он не подумал об этом раньше?
Павлыш повернул обратно к осыпи и у ручья столкнулся со старой
женщиной. Она спускалась вдоль ручья и видно не знала еще о появлении в
деревне страшного духа. Женщина удивила Павлыша тем, что сильно отличалась
от прочих, виденных им аборигенов. Она шла, касаясь земли кончиками
пальцев, и руки ее были так длинны, что ей не приходилось для этого
нагибаться. Неровно слепленный большой горшок покачивался на плоской
голове, казалось, что старуха придерживает его бровями - лба у нее совсем
не было. Глаза, скрытые в глубоких глазницах, горели желтым светом.
Старуха присела, словно ее не держали ноги, и забормотала невнятно, подняв
трясущиеся руки к лицу.
- Не бойся, - сказал Павлыш. - Я не сделаю тебе дурного.
- Дух, дух, великий дух... - бормотала старуха. Лингвист потрескивал,
силясь перевести ее слова... - дай... мясо... дай, пощади.
Старуха упала на камни, локоть попал в ручей, вода с журчанием
обтекала мокрую шерсть.
- Можно подумать, что встреча со мной, хоть и страшна, но не
неожиданна, - сказал Павлыш вслух, отходя от старухи и поднимаясь к храму.
Воин поднялся, увидев Павлыша. Песок вокруг него потемнел от крови.
- Иди домой, - сказал ему Павлыш. - А то истечешь кровью.
Воин как будто не понял его, хоть лингвист внятно прощебетал перевод.
Павлыш поглядел на вход в храм, возникло желание заглянуть туда на
минутку, но он решил отложить визит.
Провал, ловушка, в которую чуть было не угодил Павлыш, разрезала
тропу. На этот раз Павлыш разбежался так, чтобы с запасом перепрыгнуть
его. Звякнули за спиной баллоны.
На площадке перед пещерой и жилищем Старшего не было ни души.
- Эй, хозяева, - позвал Павлыш. - Куда вы запропастились?
Никто не откликнулся. Лишь испуганная криком выскочила из темного
лаза летучая тварь и улетела, подхваченная порывом ветра.
Павлыш включил шлемовый фонарь и осторожно вступил в темный коридор,
ведущий к комнатам перед подземным ходом. Он ступал медленно, но песчинки
хрустели под подошвами и оттого тишина была еще более гулкой и глубокой.
Павлыш обошел все помещения, но и воины и их пленники словно сквозь землю
провалились. Дверь в подземелье была приоткрыта, но как ни вслушивался
Павлыш в темноту, ни шороха, ни звука не донеслось до него.
4. ЮНОША
Могучий дух ушел за Старшим. Жало понял, что погиб. Смерть была
непостижима, но реальна в его мире и обитатели долины редко доживали до
зрелых лет. Смерть таилась в болезнях, подстерегала на охоте и в поле, она
могла обернуться лавиной, ядовитой гусеницей, сухим кашлем, немилостью
Старшего. И тогда Старший прикажет взять тело умершего в храм, за крепкую
дверь. И воины, унесшие труп, вернутся к входу и будут петь страшные песни
о смерти, из которой нет пути обратно. И лишь Старший останется в храме. А
потом воины вновь войдут в храм и вынесут тело, разрезанное, чтобы
выпустить злых демонов, что прячутся в мертвых и больных. И тело сожгут.
Еще недавно, деды помнят, мертвых съедали и лучшие куски доставались
воинам. Но это было в дикие времена.
Жало знал о смерти, видел ее, но это была чужая смерть. Своя смерть
далека, своя смерть должна уйти, как уходит утренний дождь. Она уйдет
обратно, в тот мир духов, в бесплотный мир, в котором нет долгоногов,
яркого солнца и чистой воды.
- Теперь ты больше не убежишь, - сказал сизый воин, которого звали
Тучей и которого Старший взял мальчишкой из деревни. Туча толкнул юношу в
спину, к темноте и засмеялся.
- Туча, - сказала Речка, - ты помнишь, что у нас с тобой одна
бабушка?
- Я воин храма, - сказал Туча, - у меня нет матери и отца.
- Так было раньше, - сказал Жало. - Теперь у каждого есть мать и
отец. Так говорил Немой Ураган.
- Ты чего с ним разговариваешь? - прикрикнул на Тучу главный воин,
косой Иней.
От толчка Жало упал на каменный пол. Дверь заскрипела. Слышно было,
как Туча устраивается у двери, с той стороны, стеречь пленников.
- Я пошел, - сказал Иней. - Не спи.
- Иди, - ответил Туча. Стало тихо.
В темноте Жало отыскал руку Речки и уселся рядом, прижался, чтобы
стало теплее. Стены нависали, сходясь к низкому потолку. Жало чувствовал
их.
- Туча, - сказал он, - наш дух вернется за нами. Он накажет тебя.
- Не знаю, - сказал Туча. - Старший пошел с ним в храм. Старший знает
пути богов.
Речка вскрикнула - скользкая слепая змейка скользнула по ступеням.
- Не бойся, - сказал Жало.
Туча запел песню о Великой тайне, о дороге к Темному ручью. Желтый
лучик света, проникавший в щель двери, переместился. Туча подвинул поближе
светильник, потому, что как и все люди долины, боялся темноты.
Речка когтем впилась в ладонь.
- Что ты? - прошептал Жало.
- Тише. Здесь кто-то есть.
- Здесь только змеи.
- Здесь есть кто-то большой. Он следит за нами.
Речка втиснулась в угол, к сырой стене, шерсть на спине вздыбилась.
Теперь и Жало почувствовал чужое присутствие. Чуткие уши не доносили
не звука. Не было запаха. Не было ничего. Было присутствие. Кто-то стоял в
углу пещеры и разглядывал пленников.
- Уйди, дух, - сказал Жало. - Уйди, если ты не хочешь нам помочь.
- Может это наш дух? - спросила Речка.
- О чем вы там разговорились? - спросил Туча из-за двери.
Оттуда, из угла пещеры, где стояло что-то, раздался короткий смешок.
Туча распахнул дверь и сунул внутрь руку со светильником.
- Что здесь? - крикнул он.
Светильник на секунду вырвал из темноты человеческую фигуру, неясную,
смутную, уходящую в стену, растворяющуюся в ней.
- Это не наш дух, - сказала Речка.
Но Жало думал о другом. Рука воина держала светильник. Рука была
близка. Жало рванул Тучу за руку и тот, ударившись о косяк, влетел в
камеру, охнул, упал на каменный пол. Жало ударил его еще раз, подобрал
копье и, не оглядываясь, побежал вглубь пещеры, по пути, который недавно
они прошли все вместе - воины, их пленники и добрый дух с блестящей
головой. В долине, на свету, их поймают сразу же. Воины едят мясо и хорошо
бегают. Только в темной пещере можно было скрыться и отыскать потом дорогу
к реке. Речка бежала сзади. Память привела к деревянной двери. Страж возле
нее приподнялся испуганно, услышав глухой топот, выставил копье, щурясь в
темноту, и Жало, выскочивший из-за угла, опрокинул его, навалился плечом
на дверь. Та треснула и поддалась. Жало чуть не упал на каменной лестнице.
- Речка едва успела поддержать его. Слабый отблеск света падал сверху,
впереди ждала Большая Тьма, надежда была на слух и обоняние, и память,
цепкую память первобытного существа, сохранившую повороты, спуски, подъемы
долгого пути от реки.
Сзади были крики, рассерженный вой воинов и стук окостеневших подошв.
Жало бежал, вытянув вперед руку с копьем, угадывая нависший камень или
трещину и иногда, не поворачивая головы, говорил о них Речке, потому что
Речка была слабее и бежала, доверяясь ему.
Преследователи не отставали. Они тоже знали эту пещеру, знали ее куда
лучше беглецов, они были рассержены и должны были догнать, потому что в
ином случае их ждал гнев Старшего. И они боялись его гнева.
Был большой зал с камнями, вылезающими из пола, и камнями, подобными
сосулькам, свисающим сверху. Воины были ближе.
- Скоро мы выйдем? - спросила Речка. - Я устала. Я скоро упаду.
Жало понял, что не добежать. Догонят. Он свернул в сторону, в
неизвестную темноту, забежал за большую глыбу и упал навзничь. Речка
опустилась рядом.
- Мы отдохнем?
- Теперь молчи, - прошептал Жало. - Совсем молчи. Не дыши.
Топот и крики были так близки, что Жало с трудом удерживал себя,
чтобы не метнуться дальше, в глубь, куда угодно, лишь дальше от смерти, от
страшных воинов. Он прижался к земле и придавил рукой Речку, которая
вздрагивала, задыхалась и пыталась вскочить.
- Тише, - молил он беззвучно. - Тише.
Шаги пронеслись совсем близко, прерывистое дыхание, хрип и крики,
несущие смерть.
Потом стало тише.
- Мы будем ждать? - спросила Речка, приподняв голову.
- Немного, - сказал Жало. - Они вернутся и будут искать нас.
- А потом?
- Мы отдохнем и будем ползти к выходу. Но не главным путем, а здесь,
среди камней. Ты помнишь сколько бежало воинов?
- Нет. Много.
- Может шесть. Может семь. Надо знать. Мы будем бежать потом узкой
пещерой. Если они не все вернутся, мы попадем между ними.
- Ты убьешь их, Жало?
- Если один, может быть убью. Если два - они убьют меня.
Жало устал, ему хотелось прижаться к Речке и заснуть.
- Ты великий охотник, Жало, - сказала Речка.
В отдаленных, гулких криках была растерянность.
- Жало, - сказала Речка. - А может мы побежим обратно, пока они там?
