бросить работу. И бросил три недели спустя, чтобы поехать на чтения в
Мичиган. Отпуск свой он уже израсходовал на поездку в Новый Орлеан.
Помню, как-то раз он мне поклялся:
- Никогда не буду читать перед этими блядскими пиявками, Чинаски. Так и
сойду в могилу, не проведя ни одного вечера. Это все от тщеславия, от
продажности. - Я не стал напоминать ему о том заявлении.
Его роман Смерть В Жизни Всех Глаз На Земле выпустило маленькое, но
престижное издательство, платившее стандартные гонорары. Обзоры критики
были хороши, даже тот, что напечатало Нью-Йоркское Книжное Обозрение. Но
он по-прежнему был мерзким пьянчугой и множество раз ссорился со Сьюзан по
поводу своего пьянства.
Наконец, после одного кошмарного запоя, когда он бесился, матерился и
орал всю ночь, Сьюзан его бросила. Я увидел Рэндалла через несколько дней
после ее ухода.
Харрис странно притих, почти не сволочился.
- Я любил ее, Чинаски, - сказал он мне. - Не переживу я этого, малыш.
- Переживешь, Рэндалл. Вот увидишь. Еще как переживешь. Человек -
гораздо более выносливая тварь, чем ты думаешь.
- Блядь, - ответил он. - Твоими бы устами. У меня вот такенная дыра в
брюхе.
Много хороших мужиков оказалось под мостом из-за бабы. А они этого не
чувствуют так, как мы.
- Чувствуют. Она просто с твоими запоями справиться не могла.
- Еб твою мать, чувак, да я почти все свое под газом пишу.
- Это что, тайна?
- Да, блядь. Когда я трезвый, я - всего-навсего экспедитор, да и то не
очень хороший...
Я ушел тогда от него, а он все нависал над своим пивом.
Три месяца спустя я снова его навестил. Харрис все так же жил в своем
переднем дворе. Он представил меня Сандре, приятной блондиночке 27 лет. Ее
отец работал судьей Верховного Суда, а она доучивалась в Университете
Южной Калифорнии.
Помимо того, что она была хорошо оформлена, в ней присутствовала та
клевая изощренность, которой недоставало остальным бабам Рэндалла. Они
распивали бутылку хорошего итальянского вина.
Козлиная бороденка Рэндалла превратилась в настоящую бороду, а волосы
стали еще длиннее. Одежда на нем была новая, последних фасонов. На ногах -
туфли за 40 долларов, новые часы, а лицо, кажется, похудело, ногти
чистые... хотя нос по-прежнему краснел, когда он пил вино.
- Мы с Рэндаллом переезжаем на этих выходных в Западный Лос-Анжелес, -
сообщила она мне. - Здесь все заросло грязью.
- Я тут много чего хорошего написал, - отозвался он.
- Рэндалл, дорогой мой, - сказала она, - не место пишет, пишешь ты. Я
думаю, нам удастся выбить Рэндаллу местечко - преподавать три дня в неделю.
- Я не умею учить.
- Дорогуша, ты можешь научить их всему.
- Хуйня, - сказал он.
- По книге Рэндалла собираются снимать фильм. Мы видели сценарий. Очень
хороший.
- Кино? - переспросил я.
- Ни фига у них не выйдет, - сказал Харрис.
- Дорогуша, работа уже пошла. Поверь немножечко.
Я выпил с ними еще бокал вина и ушел. Прекрасная девушка - Сандра.
Адреса Рэндалла в Западном Лос-Анжелесе мне не дали, а я сам и не
пытался их отыскать. Только год спустя я прочел рецензию на фильм Цветочек
Аду Под Хвост.
Экранизация его книги. Отличная рецензия, сам Харрис даже снялся в
небольшой роли.
Я сходил на него. Над книгой хорошо поработали. Харрис выглядел еще
суровее, чем в последний раз. Я решил его найти. Проведя небольшую
детективную работу, как-то около 9 вечера я постучался в дверь его хижины
на Малибу. Рэндалл открыл дверь.
- Чинаски, старый ты пес, - сказал он. - Заходи давай.
На тахте сидела восхитительно красивая девчонка. На вид лет 19, она
просто испускала естественную красоту.
- Это Карилла, - сказал он. Они распивали бутылку дорого французского
вина. Я сел к ним и выпил бокал. Несколько бокалов. Возникла еще одна
бутылка, а мы спокойно беседовали. Харрис не надрался, не хамил и,
казалось, так много, как раньше, не курил.
- Работаю над пьесой для Бродвея, - сказал он мне. - Говорят, театр
умирает, но у меня для них кое-что есть. Один из ведущих продюсеров
заинтересовался. Сейчас довожу до ума последний акт. Театр - хорошее
средство. Сам знаешь, у меня всегда великолепно получались диалоги.
- Да, - ответил я.
В тот вечер я ушел около полдвенадцатого. Беседа была приятна... у
Харриса на висках начала проступать респектабельная седина, и он произнес
слово "блядь" не более четырех-пяти раз за вечер.
Пьеса Пристрели Отца, Пристрели Бога, Отстегни Привязанности имела
успех. Едва ли не самая длинная сценическая жизнь в истории Бродвея. В ней
было все:
кой-чего для революционеров, кой-чего для реакционеров, кой-чего для
любителей комедии, кой-чего для любителей драмы, даже кое-что для
интеллектуалов было - и все-таки пьеса не вышла пустышкой. Рэндалл Харрис
перебрался с Малибу в дом побольше и повыше на Голливудских Холмах. Теперь
о нем читали в во всех колонках светских сплетен.
Я взялся за работу и отыскал местонахождение его дома в Голливудских
Холмах - трехэтажный особняк, выходивший окнами на огоньки Лос-Анжелеса и
Голливуда.
Я поставил машину, вылез и пошел по дорожке к парадной двери. Времени
было около полдевятого, прохладно, почти холодно. Сияла полная луна, а
воздух был свеж и чист.
Я позвонил в колокольчик. Ждал целую вечность, как мне показалось.
Наконец, дверь открылась. Там стоял дворецкий.
- Слушаю вас, сэр? - осведомился он.
- Генри Чинаски к Рэндаллу Харрису, - ответил я.
- Одну минуточку, сэр. - Он тихо закрыл дверь, и я остался ждать. Опять
долго.
Затем дворецкий вернулся.
- Прошу прощения, сэр, но мистера Харриса в это время тревожить нельзя.
- О, ну ладно.
- Не изволите ли оставить сообщение, сэр?
- Сообщение?
- Да, сообщение.
- Да, передайте ему: "поздравляю".
- "Поздравляю"? И это все?
- Да, это все.
- Спокойной ночи, сэр.
- Спокойной ночи.
Я вернулся к машине, сел. Она завелась, и я поехал по длинному спуску с
холмов.
У меня с собой был один из первых номеров Безумной Мухи, и я хотел,
чтобы он его подписал. Тот самый номер с десятью стихотворениями Рэндалла
Харриса. Он, наверное, занят. Может быть, подумал я, если отправить ему
журнал по почте и приложить конверт с обратным адресом и маркой, он
подпишет.
Времени было всего около девяти. Можно поехать еще куда-нибудь.
ДЬЯВОЛ БЫЛ ГОРЯЧ
Ну что, поругались мы с Фло, и ни напиваться, ни идти в массажный салон
мне совсем не хотелось. Поэтому я сел в машину и поехал на запад, в
сторону пляжа.
Смеркалось, и ехал я медленно. Дотелепался до пирса, поставил машину и
пошел по нему гулять. Заглянул в игральный зал, сыграл на нескольких
автоматах, но там воняло мочой, поэтому я вышел. Для карусели я был
слишком стар, поэтому ее я пропустил. По пирсу бродила обычная толпа -
сонные безразличные типы.
И тут я заметил, что из ближнего строения несется какой-то рев. Пленка
или пластинка, вне всякого сомнения. Перед входом гавкал зазывала:
- Да, дамы и господа, Сюда, Вот сюда вовнутрь... мы на самом деле
поймали дьявола! Можете полюбоваться собственными глазами! Только
подумайте, всего за четвертачок, за двадцать пять центов вы действительно
можете увидеть дьявола...
самого большого неудачника всех времен! Проигравшего единственную
революцию, когда-либо затеянную на Небесах!
Н-да, я был готов развеяться небольшой комедью после всего, что
вытерпел от Фло.
Я уплатил свой четвертак и вошел вместе с шестью или семью
разнообразными обсосами. Парня этого упаковали в клетку. Обрызгали красной
краской и засунули что-то в рот, отчего тот испускал клубочки дыма и
язычки пламени. Актеришка из него был паршивый. Он просто расхаживал
кругами, снова и снова повторяя:
- Черт возьми, я должен отсюда выбраться! Как я мог вообще попасть
такую сраную засаду? - Что ж, могу засвидетельствовать: он действительно
выглядел опасным.
Неожиданно он сделал шесть обратных сальто подряд. Потом точно
приземлился на ноги, огляделся и произнес:
- Вот говно, ужасно себя чувствую!
И тут увидел меня. Подошел в аккурат к тому месту, где я стоял у самого
каната.
Он был теплый, как электрокамин. Уж и не знаю, как они это сработали.
- Сын мой, - сказал он, - ты пришел, наконец! Я ждал тебя. Тридцать два
дня уже я торчу в этой ебаной клетке!
- Я не знаю, о чем это вы.
- Сын мой, - продолжал он, - не шути со мною. Возвращайся сегодня
вечером попозже с кусачками и освободи меня.
- Только не надо мне тюльку вешать, чувак, - ответил я.
- Тридцать два дня провел я здесь, сын мой! Наконец, я буду свободен!
- Так ты хочешь сказать, что ты в самом деле дьявол?
- Да я кошку в жопу выебу, если нет, - ответил он.
- Если ты дьявол, то сможешь включить свои сверхъестественные силы и
сам отсюда выбраться.
- Мои силы временно испарились. Вон тот парень, зазывала, оказался
вместе со мной в вытрезвиловке. Я сказал ему, что я дьявол, и он меня
выкупил. В той темнице я утратил свои силы, иначе он был бы мне не нужен.
Он снова подпоил меня, а когда я очнулся, то меня уже заперли в эту
клетку. Жадный ублюдок, кормит меня собачьими консервами и бутербродами с
ореховым маслом. Сын мой, помоги мне, умоляю тебя!
- Ты спятил, - ответил я, - ты, наверное, какой-нибудь псих.
- Ты только приди сегодня вечером, сын мой, вместе с кусачками.
Вошел зазывала и объявил, что сеанс с дьяволом окончен, а если мы хотим
посмотреть на него еще, то это будет стоить еще двадцать пять центов. Мне
уже хватило. Я вышел вместе с шестью или семью другими разнообразными
обсосами.
- Эй, а он с вами разговаривал, - сказал мне какой-то старичишка,
шедший рядом.
- Я прихожу на него смотреть каждый вечер, и вы - первый, с кем он
заговорил.
- Хуйня, - ответил я.
Зазывала меня остановил.
- Что он тебе сказал? Я видел, как он с тобой разговаривал. Что он тебе
сказал?
- Он рассказал мне все, - ответил я.
- Так вот, руки прочь, приятель, он - мой! Я столько бабок не
зарабатывал с тех пор, как у меня была трехногая бородатая леди.
- А что с ней стало?
- Сбежала с человеком-осьминогом. Теперь купили ферму в Канзасе.
- Мне кажется, вы тут все чокнутые.
- Я просто тебя предупредил: я нашел этого парня. Не лезь!
Я дошел до своей машины, влез и поехал обратно к Фло. Когда я зашел,
она сидела в кухне и хлестала виски. Сидя вот так, она несколько сот раз
повторила мне, что я за бесполезный шмат человечины. Я немного повыпивал с
ней, не особенно распуская язык. Потом встал, сходил в гараж, достал
кусачки, положил в карман, сел в машину и поехал на пирс.
Я взломал заднюю дверь, задвижка вся проржавела и отскочила сразу. Он
спал на полу клетки. Я начал было перекусывать прутья, но куда там.
Слишком толстые. Тут он проснулся.
- Сын мой, - сказал он, - ты вернулся! Я знал, что ты придешь!
- Слушай, чувак, я не могу перекусить прутья этой фигулькой. Они
слишком толстые.
Он поднялся на ноги.
- Давай сюда.
- Господи, - сказал я, - ну и горячие же у тебя руки! У тебя, наверное,
лихорадка.
- Не называй меня Господом, - ответил он.
Он перекусил прутья кусачками как нитки и шагнул наружу.
- А теперь, сын мой, - к тебе. Мне нужно вернуть свою силу. Несколько
бифштексов - и все придет в норму. Я сожрал уже столько собачьих
консервов, что боюсь, в любую минуту залаю.
Мы дошли до моей машины, и я отвез его к себе. Когда мы вошли в дом,
Фло по-прежнему сидела в кухне и пила виски. Я поджарил ему грудинки с
яйцом для начала, и мы подсели к Фло.
- Твой кореш - смазливый чертяка, - сообщила она мне.
- Он утверждает, что он и есть чертяка, - ответил я.
- Давненько уже, - сказал он, - не было у меня хорошенького куска тетки.
Он перегнулся через стол и запечатал Фло долгий поцелуй. А когда
отпустил, она, казалось, была в шоке:
- Это был самый горячий поцелуй в моей жизни, - пролепетала она. - А
