"А что, разве у меня есть выбор? Тогда я предпочла бы сидеть
вот у этой лужи и рыдать, пока нас не схватят".
Она с трудом поднялась с бревна.
- Зависит от того, что нас ждет по истечении этих четырех
часов. - - Мой дом. С развозкой почты до него добираться еще часов
десять, но если мы поедем прямо туда, то можем уложиться и в
четыре. Там по-настоящему тихо. А оставшиеся письма развезу с
утра.
Интересно, что значит "прямо туда"? Но Кли прав: чем
уединеннее, тем безопаснее. Чем скорее они скроются с чужих глаз,
тем лучше.
- Ведите нас, майор.
Добирались они часов шесть. Где-то на полпути у Ботари
захромала лошадь. Сержант спешился и повел ее в поводу. Корделия
тоже пошла пешком, чтобы немного согреться. Грегор, задремав, упал
с лошади и заплакал, зовя маму, но снова заснул, когда Кли посадил
его перед собой. На последнем подъеме Корделия едва не
задохнулась. Сердце бешено колотилось, хоть она и цеплялась за
стремя, чтобы легче было идти. Обе лошади ползли, как артритные
старухи, спотыкаясь на каждой кочке. Только врожденное стадное
чувство заставляло их держаться за выносливой пегой лошадкой
почтальона. Внезапно подъем сменился головокружительным спуском с
хребта в долину. Лес поредел, перемежаясь с горными лугами.
Корделия ощутила окружавшие их огромные пространства: дикие горы,
черные провалы ущелий, массивы скал, молчаливые, как вечность. Три
снежинки растаяли на ее обращенном к небу лице. На краю какой-то
рощицы Кли остановился.
- Вот мы и дома, друзья.
Корделия внесла на руках так и не проснувшегося Грегора в
крошечную хижину, ощупью нашла постель и уложила ребенка. Когда
она укрывала его одеялом, мальчик тихо всхлипнул во сне. Она
немного постояла, совершенно ничего не соображая, потом из
последних сил, скинув тапочки, забралась под одеяло и прижала к
себе Грегора. Ноги у нее были холодные, как у замороженного трупа.
Пока она согревала их одну о другую, малыш перестал всхлипывать и
задышал ровно и глубоко. Сквозь обволакивающий сон она услышала,
как Кли - или Ботари - разжигает огонь в очаге. Бедняга Ботари, он
не спит так же давно, как и она. Сейчас он ее подчиненный, и она в
ответе за него. Ей следовало бы проследить, чтобы он поел,
подлечил ноги, поспал... Следовало бы... Следовало бы... Внезапно
проснувшись, Корделия не сразу поняла, что ее разбудило. Маленький
император сидел на постели рядом с ней, растерянно протирая сонные
глазенки. Утреннее солнце врывалось в грязное окошко, озаряя
закопченные бревенчатые стены хижины. В сложенном из серых камней
очаге на углях стоял чайник и котелок, закрытый крышкой. Корделия
еще раз напомнила себе, что на этой планете деревянный дом -
свидетельство бедности, а не богатства. Вчера они, должно быть,
проехали не меньше миллиона деревьев. Она села, охнув от боли в
перетруженных мышцах, и осмотрела ложе, на котором провела эту
ночь. Кровать - веревочная сетка, натянутая на раму, поверх брошен
соломенный тюфяк, а на него - пуховая перина. В этом гнездышке им
с Грегором было тепло и уютно. В хижине пахло пылью и деревенским
дымком.
По дощатому крыльцу протопали сапоги. Вздрогнув от страха,
Корделия сжала ручонку Грегора. Бежать она не сможет... Вон стоит
черная чугунная кочерга. Слабоватое оружие против парализатора или
нейробластера... Но это оказался Ботари. Мешковатую бежевую куртку
он, видимо, позаимствовал у Кли, судя по тому, как торчат из
рукавов его костлявые запястья. Он легко сойдет за горца, если
будет помалкивать - выговор у него явно городской.
- Миледи, ваше величество, - присев на корточки перед
очагом, сержант заглянул под крышку котелка, проверил, достаточно
ли горяч чайник. - Есть каша и сироп. Горячая вода. Травяной чай.
Сушеные фрукты. Масла нет. Силясь проснуться, Корделия растерла
лицо и спустила ноги с кровати. - Что слышно?
- Ничего. Майор дал передохнуть лошадке и выехал перед
рассветом, чтобы выдержать расписание. С тех пор все тихо.
- Вы спали?
- Наверное, пару часов.
С чаем пришлось повременить: Корделия проводила императора
вниз по склону к дощатой уборной. Грегор сморщил нос и с опаской
посмотрел на сиденье, рассчитанное на взрослого. Вернувшись на
крыльцо, Корделия проследила, чтобы он вымыл руки и лицо над
помятым металлическим тазиком. Она умылась, протерла глаза и
наконец смогла ясно видеть все вокруг.
Открывшаяся панорама ошеломила ее: казалось, внизу
расстилается половина провинции Форкосиганов: бурые предгорья, а
еще ниже - равнины, усеянные зелеными и коричневыми пятнами.
- Наше озеро вон там? - спросила Корделия, указывая на
серебристый отблеск у самого горизонта.
- Кажется, да, - ответил Ботари, щурясь.
Как далеко они забрались - и за такой короткий срок! Но до
ужаса близко, если есть флайер. Ну, по крайней мере отсюда они
сразу заметят преследователей.
Горячая каша с сиропом, поданная на выщербленной белой
тарелке, показалась удивительно вкусной. Корделия жадно
набросилась на травяной чай, почувствовав, что обезвоживание
организма достигло опасных пределов. Она попыталась уговорить
Грегора выпить побольше, но тому не понравился резкий вкус отвара.
Ботари готов был сгореть со стыда из-за того, что не смог
раздобыть молока, хотя его и просил об этом сам император.
Корделия вышла из положения, подсластив чай сиропом, после чего
мальчик выпил целый стакан.
К тому времени как они позавтракали, вымыли немногочисленную
посуду и выплеснули грязную воду через перила, солнце уже
достаточно прогрело воздух, чтобы можно было посидеть на крыльце.
- Почему бы вам не вздремнуть, сержант? Я подежурю.
Кстати... Кли не говорил, что нам делать, если сюда кто-нибудь
пожалует? А то мне сдается, что бежать нам больше некуда.
- Не совсем так, миледи. Вон в том леске за хижиной -
пещеры. Старое убежище партизан. Майор вчера ночью водил меня туда
показать вход. Корделия вздохнула.
- Так. Поспите, сержант - вы наверняка понадобитесь нам
позже.
Она устроилась на солнышке, в деревянном кресле, отдыхая
телом, но не душой, чутко реагируя на каждый звук, стараясь не
пропустить отдаленного воя двигателей. Обнаружив в хижине какие-то
лоскутки, она смастерила Грегору некое подобие обувки, и теперь
маленький император бродил вокруг, все рассматривая. Она проводила
его к сараю навестить лошадей. Лошадь сержанта по-прежнему сильно
хромала, а Роза вообще старалась не шевелиться. Перед ними был
стожок сена и вода из ручья, протекавшего у края загона. Вторая
лошадь Кли - бодрая поджарая гнедая - отнеслась к появлению
новичков спокойно и только отгоняла Розу, когда та пыталась
подобраться к ее стороне стожка.
Солнце миновало зенит, и Корделия с Грегором, совсем
согревшись, уселись на ступенях крыльца. Единственным звуком во
всей огромной долине, если не считать легкого шума ветра в ветвях,
был раскатистый храп Ботари, слышный даже через стены хижины.
Подумав, что более удобного случая может и не представиться,
Корделия наконец осмелилась расспросить Грегора о том, что он
видел во время переворота в столице - единственное доступное ей
свидетельство очевидца. Но узнать ей удалось немного, поскольку
смысл событий, происходивших на глазах у пятилетнего ребенка, был
ему не слишком понятен. Корделия печально призналась себе, что
сама она хоть и взрослая, но испытывает почти те же затруднения.
- Пришли солдаты. Полковник сказал маме и мне, чтобы мы шли
с ним. Вошел охранник. Полковник в него выстрелил.
- Из парализатора или из нейробластера?
- Из нейробластера. Голубой огонь. Он упал. Они привели нас
на Мраморный дворик. Там стояли флайеры. Тут вбежал капитан Негри,
и еще люди. Какой-то солдат меня схватил, а мама тоже схватила, и
тут я потерял сандалию. Она осталась у мамы в руке. Мне надо было
бы... Получше ее застегнуть утром. Тогда капитан Негри застрелил
солдата, который меня нес, а другие солдаты начали стрелять в
капитана Негри...
- Из плазмотронов? Это тогда капитана так обожгло? -
спросила Корделия, стараясь, чтобы ее голос оставался очень
спокойным.
Грегор молча кивнул.
- Какие-то солдаты увели маму - те, другие, не солдаты
Негри. Капитан Негри схватил меня и побежал. Мы прошли по туннелям
под дворцом и вышли в гараж. Там мы сели во флайер и взлетели. В
нас стреляли. Капитан Негри все говорил мне, чтобы я заткнулся,
чтобы молчал. Мы летели и летели, и он все кричал мне, чтобы я
молчал - но я ведь молчал! А потом мы приземлились у озера. -
Мальчик снова задрожал.
- Угу.
Корделия явственно представила себе Карин, ее невозмутимое
лицо, которое наверняка исказилось нестерпимым гневом и ужасом,
когда у нее вырвали сына, в таких муках рожденного ею для
Барраяра. От ее ненадежной жизни и иллюзорной власти не осталось
ничего, кроме детской сандалии... Значит, люди Фордариана
захватили принцессу... Как заложницу? Или как жертву? Жива она или
погибла?
- Как вы думаете, мама жива?
- Конечно, - заверила его Корделия, чувствуя себя до ужаса
неуютно. -Она - очень важная госпожа. Они не сделают ей ничего
плохого.
"Пока им это не понадобится".
- Мама плакала...
- Конечно... Корделия и сама готова была разреветься.
Картина, которую она гнала от себя весь вчерашний день, снова
встала у нее перед глазами: тяжелые сапоги вышибают дверь
засекреченной лаборатории. Опрокидывают столы и подставки. Никаких
лиц, только сапоги. Приклады смахивают со стеллажей приборы, те со
звоном разлетаются на куски. Грубо вскрытый маточный репликатор -
стерильные мембраны вспороты, содержимое разлилось по полу... Даже
не нужно традиционно хватать младенца за ножки, чтобы разбить ему
голову о стену: Майлз такой крошечный, что сапог, наступив на
него, просто расплющит... Корделия судорожно втянула в себя
воздух.
"Майлз цел и невредим. Его не узнали, как и нас. Мы
крохотные, мы совсем незаметные - и в безопасности. Молчи, малыш".
Она крепко обняла Грегора.
- Мой маленький сынок остался в столице, как и твоя мама. А
ты со мной. Мы будем друг за другом присматривать. Не тревожься.
Кли так и не появился, и после ужина Корделия сказала
Ботари:
- Покажите мне ту пещеру, сержант.
Над очагом нашлась коробка с люминофорами. Ботари вскрыл
один из них и, освещая путь холодным зеленоватым огнем, повел
Корделию и Грегора по едва заметной каменистой тропинке,
взбиравшейся в гору. Из Ботари вышел отличный, хотя и страшноватый
светлячок.
Площадку перед пещерой когда-то расчистили, но она уже
начала зарастать. Вход никоим образом нельзя было счесть скрытым:
зияющий проем в скале, вдвое выше Ботари и такой широкий, что в
него без труда можно было бы завести флайер. Внутри свод резко
поднимался вверх, а стены раздвигались, образуя пыльный зал. Здесь
мог бы разместиться не один отряд - и, судя по кучам мусора, так
оно когда-то и было. В скалах были вырублены ниши для постелей,
стены покрывали имена, инициалы, даты и незатейливые солдатские
шутки.
Остывшему кострищу в центре соответствовало почерневшее
дымовое отверстие. Воображение Корделии сразу же нарисовало
призрачную толпу горцев, партизан - они ели, шутили, жевали гам-
листья, чистили оружие и строили планы следующих операций.
Появлялись и исчезали разведчики, призрачные даже среди призраков,
спеша доложить кровью добытые новости молодому генералу,
расстилавшему свои карты вот на том плоском камне... Она стряхнула
видение, взяла люминофор и пошла осматривать ниши. Из пещеры
выходило по крайней мере пять туннелей, тремя из которых явно не
раз пользовались.
- Сержант, майор Кли не сказал вам, куда они ведут, где
выходят на поверхность?
- Нет, миледи. Только упомянул, что эти ходы тянутся в глубь
горы на многие километры. Он опаздывал и очень торопился.
- Он не сказал, это вертикальная или горизонтальная система?
- Простите, миледи?
- Все туннели идут на одном уровне, или есть неожиданные
перепады? Много ли тупиков? По которому из туннелей мы должны
