Девять сорок семь...
Задыхаясь, я ворвался в сад. Как я и ожидал, доктор
спокойно покуривал трубку, мирно беседуя с двойником Лукаса
Флореса.
- Привет, Адольфо! -поздоровался со мной писатель.- На
космодроме к тебе было не пробиться... Девять сорок восемь...
- Уходите отсюда! Все в дом! - закричал я.
В сад, прерывисто дыша, вбежала Паула.
- Что с тобой, мой мальчик? - пристально глядя на меня,
спросил доктор.
Девять сорок девять...
Я услышал вдали шум мотора: из-за поворота выехал
грузовик, который неотвратимо приближался к нам. Я кинулся на
отца Паулы и, как он ни сопротивлялся, затолкал его в дом.
Девять пятьдесят!
Клаксон грузовика загудел угрожающе близко. Забор затрещал
и...
Произошло все, что должно было произойти,- с той
единственной разницей, что здесь, на Земле II, доктор не умер.
Лукаса Флореса я вытолкнул прямо из-под колес разбушевавшегося
мастодонта, но, как ни странно, падая, он все-таки сломал себе
ногу. Он и сейчас глубоко благодарен мне за спасение, но я
считаю, что не имею права на его благодарность: ведь, несмотря
на все мои старания, с ним случилось то же, что и с его
двойником...
После неудачного полета я прожил фантастический год и стал
национальным героем. Героем может стать даже человек робкий и
малоэнергичный, если только он, как я, знает заранее, что
должно произойти в мире.
В последовавшие за приземлением дни меня всесторонне
обследовали специалисты. Они хотели знать, вызвал ли полет хоть
какие-нибудь изменения в моем организме. Но ничего не- удалось
обнаружить, и единственными, кто заметил различие между двумя
Адольфо Суаресами, были Паула и ее отец. Они считали, что
изменение наступило под действием неизвестного фактора
космического происхождения, но так как для всех нас перемена
эта была к лучшему, то особенно много о ней и не говорили. А я
молчал еще и потому, что у меня возникла идея...
Незадолго до розыгрыша тиража национальной лотереи я
попросил Лукаса Флореса написать и напечатать в газете статью,
где говорилось, что после полета на "Конкистадоре" я чувствую
себя иным, чем прежде, и в состоянии теперь предсказывать
будущее. Далее Флорес рассказал, как я, предчувствуя несчастный
случай, спас жизнь ему и доктору Баррьосу, а потом, сославшись
на меня, назвал номера билетов, на которые в предстоящей
лотерее выпадут три главных выигрыша.
Да... Все насмешки, которыми со дня моего поступления на
работу в Центр на Земле I осыпали меня шутники, сослуживцы,
были ничто в сравнении с общенациональным хохотом,
разразившимся после выхода в свет статьи Лукаса Флореса. Надо
мной потешались все, и Паула очень переживала из-за этого.
В день тиража я стал мультимиллионером: три выигрышных
билета были заранее мною куплены.
И если статья Флореса вызвала смех у всей нации, то весть
о моем выигрыше послужила поводом для всеобщей истерии. Доктор
Баррьос, как и другие, ничего не понимал, но все равно
торжествующеулыбался: ведь именно такой "потенциал успеха" еще
раньше зафиксировали у меня его психокатализаторы и
психозонды...
Потом я предупредил, что 7 декабря состоятся три
покушения. Дело в том, что 7 декабря 2002 года на Земле I
куклуксклановцы очередью из пулемета оборвали жизнь сенатора
Энсона, направлявшегося на завтрак с делегатами от
негритянского населения, бомбой замедленного действия был
взорван самолет, на котором летел английский премьер-министр
(ни один из пассажиров не спасся), и, наконец, в Перу участники
военного заговора при помощи ручных гранат покончили с
президентом страны.
При других обстоятельствах после такого предупреждения
меня бы отправили в сумасшедший дом. Но сейчас... Седьмого
декабря агенты служб безопасности застали террористов врасплох,
и те, остолбенев от изумления, смотрели, как у них на глазах
рушатся безупречно, казалось бы, продуманные заговоры.
Мы с Паулой поженились в январе, через два дня после того,
как я спас население Тегерана, предупредив его, что 21 января в
одиннадцать часов вечера будет землетрясение.
Научные учреждения возымели Желание заново меня
обследовать. Я отказался, угрожая прекратить предсказания, если
они будут настаивать .на своем. Как и следовало ожидать, на
меня было совершено несколько покушений, их предприняли
преступные организации, боявшиеся, что я разоблачу их
планы,-что я, кстати сказать, и сделал: все, что они намечали,
содержалось в списке событий, которыми я набил себе голову до
отказа, готовясь к телеконкурсу.
Я победно шествовал из одной недели в другую, то
предотвращая биржевой крах, то предупреждая воздушную
катастрофу-доказывая тем самым, что не Случайно Машина на Земле
I из двадцати миллионов введенных в нее анкет выбрала именно
мою...
Так истекли двенадцать месяцев, о которых, я знал так
много. Сейчас у нас, на Земле II, 2004 год. Но если вы думаете,
что счастье мне изменило, что моя звезда закатилась,- вы очень
ошибаетесь.
Я занимаю роскошный кабинет в здании Министерства обороны.
Я стал чем-то вроде оракула, о моей маленькой тайне по-прежнему
никто не знает. То одно, то другое государство обращается ко
мне за советом, а я всегда советую то, что кажется самым
разумным. И так как они безропотно подчиняются вещающему моими
устами гласу разума (да и кто бы не подчинился после того, как
я изо дня в день в течение целого года доказывал, что знаю все
наперед?), дела у всех идут прекрасно, горизонт международных
отношений безоблачен, а преступный мир, увидев, что его песенка
спета, решил самоликвидироваться.
Паула подарила мне замечательную девчушку. На Земле нет
супружеской пары счастливее нас, и думаю, что еще долго не
будет-потому что я никогда не поднимусь на борт космического
корабля, который мог бы вернуть меня в соседнюю Вселенную.
И лишь об одном я жалею: жаль, нельзя узнать, что же
произошло с моим двойником.
Земля I, 12 Ноября 2003 года. 18.30. Все те, кто смотрел
на экраны телевизоров, увидели:
после того как Суарес ударился головой об одну из панелей,
изображение на экране будто растаяло на миг. А потом
"Конкистадор" появился снова.
Первым к приземлившемуся кораблю подбежал Рауль Конвэй,
вторым - телерепортер.
Люк открылся, и появился Суарес. Рауль повернул голову,
убедился, что Паула смотрит на него, и бросился, сжав кулаки,
на двойника знакомого ему Адольфо Суареса.
Он полупил удар под ложечку и прямой в ухо, а потом был с
силой брошен на твердую землю.
Когда Паула наконец поняла, что это не сон, она стала
пробиваться поближе к Суаресу.
-Не до тебя,-холодно отстранил ее Суарес и, повернувшись к
растерянному Мендиоле, процедил сквозь зубы:
- Сейчас я научу вас, как вычислять орбиту корабля,
взлетающего с нарастающим ускорением!
Так началась жизнь Адрльфо Суареса II на Земле I.
Источник: журнал "Вокруг света"
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 95
Новиков Василий Иванович
вторник 1 Сентября 1998
Артур Селлингс. Рука помощи
- Доброе утро, мистер Грант,- приветствовал его доктор
Майер.-- Рад вас здесь видеть.
- Доброе утро,- буркнул Грант, опускаясь в предложенное
кресло.-Не могу сказать, правда, чтобы это так же радовало и
меня.
- Вас можно понять,- мягко сказал врач.
- Но раз уж я здесь - так и быть, спрашивайте, ревновал ли
я своего отца.
- Вы считаете, что любая попытка к самоубийству
обязательно связана именно с такого рода вещами? -улыбнулся
психиатр.
- Нет, не считаю. Но разве не с этого начинают ваши
коллеги? Вы под стать, юристам - все усложняете, чтобы было
больше работы. А ведь все равно не докопаетесь. Я мог бы
сказать вам и сам, но чего ради? Все равно вы не сможете мне
помочь. Никогда бы я к вам не пришел, если бы меня не заставил
суд.
Доброжелательные карие глаза психиатра глядели на Гранта с
сочувствием. Когда он наконец умолк, доктор Майер сказал:
- Я понимаю вас, мистер Грант.
- И не думайте,- теперь Грант почти кричал,- что если меня
послал суд, то я нуждаюсь в чьей-то благотворительности! Дайте
счет, когда закончите, и я уплачу вам сполна!
- Спасибо,- с улыбкой ответил психиатр,- побольше бы таких
больных. Но дело не в этом. Без вашей помощи я не смогу ровным
счетом ничего для вас сделать. Мне придется написать на вашей
карте: "От лечения отказывается", и вас, мистер Грант, поместят
в психиатрическую больницу. Не я помещу, а закон, чтобы
обезопасить вас от самого себя. Вы это понимаете?
Грант смотрел на него исподлобья. Вдруг лицо его
дернулось, и он закрыл глаза руками.
Потом отнял руки от лица и сказал:
- Ваша взяла, Простите меня. Бога ради,-тот наглый
субъект, который только что с вами разговаривал, на самом деле
вовсе не я.
-Я знаю. Я видел, что это только личина- мы все ее носим.
- А если она приросла и от нее не избавиться?- с горечью
спросил Грант.- Вот в чем моя беда. Ведь я...-Он
запнулся.-Простите-вы, верно, хотите спрашивать меня сами.
-- Нет-нет, говорите! Выбросьте из головы представление,
будто мы, психиатры, склонны все усложнять. Конечно, может
оказаться, что рассказанное вами не имеет прямого отношения к
подлинным вашим трудностям... но посмотрим. Говорите, прошу
вас.
- Хорошо, но мой рассказ вам покажет, как мало общего у
меня с тем грубияном, которого вы только что перед собой
видели. Преуспевающий бизнесмен, энергичный делец - да ведь все
это обман! Знаете, кто я на самом деле? Человек, который себя
предал. Человек, который зря прожил жизнь.
- Никто не живет зря.- Взгляд психиатра скользнул по
раскрытой перед ним папке.-Агент по продаже типографского
оборудования - разве это не полезная, нужная обществу работа?
- Оставьте, мне приходится это слышать на каждом банкете.
- Но разве это не правда? Грант пожал плечами.
-- Да-для тех, кто в это верит. Но не для тех, кто мог бы
добиться в жизни чего-то действительно стоящего.
- Стоящего? Что вы имеете в виду?
- Стать художником, например.
- Понимаю. Но не кажется ли вам, что это неизбежное
следствие выбора пути - чувствовать порой, что путь выбран не
тот?
- Я не чувствую - знаю. И это не мимолетное ощущение - я
испытываю его уже много лет, и оно все крепнет. Сначала, когда
я еще только пробивал себе дорогу, оно меня особенно не
тревожило. Но теперь, когда я кое-чего достиг и у меня все
больше свободного времени для размышлений, теперь я могу
оглядеться в мире, который сам для себя создал, и меня тошнит
от него, от его пустоты, от его абсолютной, дьявольской,
бесцельности.
Доктор сочувственно кивнул:
- Наверное, вы и в самом деле очень хотели стать
художником. Что же вам помешало?
- Что мешает вырасти на камне цветку? Как будто ничто не
мешало, разве что бедность. Бедность настоящая, отчаянная. Отец
был не бог весть какой работник. Он часто болел - так, во
всяком случае, он, называл свое состояние. Заработка ему
хватало только на выпивку. Выпьет-и "заболеет" снова. Ничто,
кроме выпивки, его не интересовало. Для него не было различия
между картиной и... чем угодно другим. Он знал одно: чтобы
заниматься искусством, нужны холсты, краски и кисти, а они
стоят денег. Ну, а мать... она работала столько, что ни на что
другое сил у нее не оставалось.
- А в школе вас разве не поощряли? Грант презрительно
