- Я знаю,-сказал Грант и прикусил язык, увидев, с какиМ
удивлением посмотрел на него мальчик.- То есть-они и мой
любимые. Возьми еще. Да бери весь кулек.
- Но ведь вы тоже их любите?
- Пустяки, куплю еще, если захочу.
К тому времени, когда они дошли до угла, мальчик уже
рассказывал о своих занятиях живописью. Чтобы добиться этого,
Грант спросил, чем он любит засниматься, и, не дожидаясь
ответа, высказал предположение, что, вероятно, он занимается
живописью.
- Как вы догадались?-спросил мальчик, от изумления широко
открыв глаза.
Гранту почему-то вдруг стало стыдно - как будто его
уличили в обмане.
- У тебя вид... как у мальчика, который занимается
чем-нибудь таким, творческим,- сказал он, отчаянно себе твердя,
что это не обман, а нечто совершенно обману
противоположное-исправление несправедливости.
- Вы художник? - взволнованно воскликнул мальчик.
- Нет,- ответил. Грант, и собственные слова зазвучали для
него так, словно доносились откуда-то издалека.-Но всегда хотел
им быть. Всю жизнь жалел, что не стал художником.
- А почему не стали?
-. Потому что... считал более важным другое. Но важнее
этого нет ничего на свете, ты понимаешь? Даже если трудно, даже
если над тобой смеются.
- Вы и вправду так думаете? Мальчик смотрел на него
восторженно и благодарно. Грант отвернулся. ;
- Что-нибудь... что-нибудь не так? - встревоженно спросил
мальчик.
-;- Нет, ничего,- ответил Грант, поворачиваясь к нему
снова.-Мне хотелось бы взглянуть на твои работы. Покажешь?
Мальчик вспыхнул:
- Что вы, это же не настоящая живопись! То есть... пока не
настоящая.
- Но ведь ты еще очень молод. Ну так как, ты мне ее
покажешь?
- Отец сейчас дома, а он не любит чужих.
- А ты мне вынеси. Я подожду здесь, на углу.
- Хорошо.
Мальчик вернулся минуты через две с пачкой больших листов
под мышкой. Грант взял их дрожащей рукой-он был не в силах
унять охватившую его дрожь. Эти работы,его собственные
бесценные попытки к самовыражению, давным-давно были
заброшена"}, забыты, уничтожены. А теперь,.,
Грант раскрыл одну.
-О!-сказал он.
Мальчик поднял глаза, посмотрел на него снизу вверх, и
углы детского рта опустились от внезапного разочарования.
- О! -изменив тон, сказал Грант.
Он быстро перелистал остальные. Они были вовсе не? такими
хорошими, какими он их помнил. Но это, наверное, неизбежно -
расхождение воспоминаний с действительностью? В конце концов,
для двенадцатилетнего подростка не так уж и плохо.
- Вам не нравится? - обеспокоенно спросил мальчик.
- Что ты, очень нравится! По-моему, превосходно.- Гранта
снова охватило чувство вины, только на этот раз еще более
острое. Усилием воли он прогнал его.-Надо работать дальше-у
тебя талант.
Тут из окна над ними раздался хорошо знакомый ему голос, и
вниз, на них с мальчиком, посмотрело столь же хорошо знакомое
ему лицо. Грант закинул голову и увидел своего давно умершего
отца. На него же, но со страхом смотрел и мальчик.
- Что ты там делаешь? - грубо крикнул отец.
- Я просто... Сейчас иду.-И мальчик повернулся к Гранту
спиной. , ; Отец пристально посмотрел на Гранта и отошел от
окна.
- До свиданья,- сказал мальчик,- мне надо идти.
- Хорошо,- сказал Грант, а потом вдруг заговорил с
лихорадочной поспешностью и настойчиво: - Но помни, что я тебе
сказал. Ты не должен бросать своих занятий живописью - не
должен, слышишь? Я здесь только... проездом, больше не
появлюсь. Так обещай мне, что не бросишь занятий. Обещаешь?
- Обещаю,-ответил мальчик.-Честное слово. Уже растворяясь
в темноте парадного, он обернулся и сказал:
- Спасибо за леденцы.
И исчез.
Грант постоял секунду, глядя ему вслед, а потом повернулся
и пошел с этой улицы, из своего прошлого, во тьму будущего.
Он увидел над собой карие глаза доктора Майера.
Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, где он и что с
ним происходит. Потом...
- Но ведь я не должен здесь быть! - воскликнул он,
приподнимаясь и садясь на кушетке.-- Это какой-то трюк!
- Но разве вы не побывали в прошлом?
- Д-да. Нет. Черт возьми, я не знаю! Как будто побывал. Но
это ни к чему не привело-я такой же, как прежде.
- Вы уверены?
Грант растерянно повертел головой.
- А ваша память?-тихо сказал доктор Майер.- Загляните в
свою память.
- Подождите,-выдохнул Грант.- Да, верно! Странно. Будто
смотришь на что-то сразу с двух точек. С одной - я только что
встретил мальчика, выходившего из школы. С другой -
воспоминание о том, как лет сорок назад меня остановил
незнакомый человек... и угостил леденцами. Я отчетливо помню
все.-Он задрожал.- Как жутко!
- Надеюсь, это доказывает, что никакого трюка не было?
- Может быть. Не знаю. Но ведь вполне могло быть и
что-нибудь другое. Скажем, препарат меня одурманил,, я говорил
сам с собой, как говорят во сне, и зарыл где-то глубоко в себе
ложное воспоминание. Все как на самом деле, но...
Внезапно Грант замолчал .Он облизал губы, и снова
почувствовал приторный до тошноты вкус леденцов.
- Я вас слушаю,-сказал психиатр.
--Не знаю... может быть, вы и правы. Но почему -тогда я не
изменился? Если не считать:.того воспоминания, я такой же,
каким был всегда; Кое в чем, может, и изменился, но не
настолько, чтобы это имело значение. Иначе бы меня здесь не
было.
- У меня был когда-то больной, страдавший манией
преследования,-сказал доктор.-Он считал себя непризнанным
гением.
- Какое это имеет отношение ко мне? Психиатр улыбнулся.
-Я сказал ему, что такого не бывает. Ни один человек не
может сказать: "Я гений, которому не дают ходу". Гений может
сказать: "Когда-то мне пытались не, дать ходу",- но и только.
Сама природа гениальности такова, что не дать ходу гению
невозможно.
-И все-таки я не понимаю, при чем тут.;.;- Грант
запнулся.-То есть, по-вашему, даже, при таком поощрении... во
мне просто не было того, что нужно? - Он встретил взгляд Майера
и сник.-Да, теперь вспоминаю. Вспоминаю, как ожил, когда
незнакомый человек сказал мне, чтобы я не бросал занятий
живописью. И я обещал ему, что не брошу,- обещал я, я сам.-Он
судорожно схватил психиатра за рукав.- Но я должен, обязательно
должен этого добиться! Вы можете отправить меня туда еще раз? .
- Могу. Но... вы продолжаете думать, что из этого вышел бы
толк?
Грант как будто собирался что-то сказать, но только пожал
плечами и растерянно покачал головой,
-Даже при второй попытке,-сказал врач,:- мы бы не изменили
Вселенной в нужной мере. .Теперь понимаете? Мы совершаем те же
ошибки, избираем тот же, по-нашему ложный, курс. Но только это
.вовсе не ошибки, и курс не был ложен. И то и другое-
единственное; что нам было под силу.
Грант резко поднял голову:
-.Но в таком случае -мы просто марионетки! Получается, что
у нас нет свободы выбора. А не вы ли мне говорили, что у нас
есть возможность изменять нашу жизнь?
- Да, такая возможность у нас есть - в пределах, которые
устанавливает для каждого из нас наша собственная натура, и в
пределах, которые мы устанавливаем :для самих себя. Если нам
удается выйти за эти пределы, значит, мы уже за них вышли. .
-Д-да... кажется, я понимаю.
Грант с трудом, покачиваясь, поднялся на ноги.
- Как вы себя чувствуете? - спросил врач.
- Скучно. Скучно и грустно.- Но на губах Гранта уже
появилась улыбка.- Удивительно, но... у меня нет того горького
чувства, которое было раньше. Сейчас я чувствую... как бы это
сказать? Будто с моих плеч сняли Тяжелую ношу. И вот что
любопытно: когда я к вам пришел, я только предполагал, что не
сдержал данного когда-то себе слова, а сейчас знаю это
наверняка - я дал себе обещание, но выполнить его не смог. Дал
в действительности, на самом деле. Казалось бы, это должно было
меня огорчить, однако я почему-то чувствую себя лучше.
Доктор Майер положил руку ему на плечо:
- Просто вы освободились от чувства вины перед самим
собой. Вы думали, что дали себе обещание и не смогли его
выполнить" отсюда - чувство вины, Ну, а теперь знаете, что
выполнить это обещание было невозможно.
Неожиданно Грант расхохотался:
- Вы это предвидели! Вот почему вы не тревожились по
поводу гонорара. Вы знали, что я все равно к вам вернусь.
В глазах у доктора Майера сверкнул веселый огонек:
- Да, предвидел. Я говорил вам, что это лечение новое...
но вы не были первым.
- С другими было то же самое? Майер негромко рассмеялся.
- До вас был всего лишь один больной, и с ним произошло то
же самое. Он мечтал в детстве стать знаменитым пианистом... а
стал психиатром.
Источник: журнал "Вокруг света"
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 95
Новиков Василий Иванович
вторник 1 Сентября 1998
Хуан Хосе Арреола. Истинно говорю вам
Всем лицам, заинтересованным в том, чтобы верблюд прошел
через игольное ушко, следует внести свое имя в список
содействующих эксперименту Никлауса.
Покинув некую смертельно опасную группу ученых (из тех,
что имеют дело с ураном, кобальтом и водородом), Арпад Никлаус
ныне посвятил свою исследовательскую работу достижению благой и
глубоко гуманной цели: спасению душ богачей.
Согласно разработанному Арпадом Никлаусом плану, для этого
нужно будет превратить верблюда в пучок элементарных частиц и
пропустить этот пучок через игольное ушко. Приемное,
устройство, очень похожее принципом действия на кинескоп
телевизора, мгновенно соберет элементарные частицы в атомы,
атомы в молекулы, а молекулы в клетки, и верблюд будет
воссоздан в его первоначальном виде. Никлаусу уже удалось, к
ней не прикасаясь, переместить каплю тяжелой воды. Оказалось
также возможным измерить (с разумными допущениями) энергию
верблюжьего копыта, превращенного в кванты. Нет смысла
обременять память читателя соответствующей астрономической
цифрой.
Единственную серьезную трудность создает для профессора
отсутствие у него собственного атомного реактора. Эти установки
величиной с целый город очень дорогостоящи. Однако Специальный
комитет уже работает над разрешением денежных проблем путем
сбора пожертвований. Первые приношения, еще несколько робкие,
расходуются на издание тысяч брошюр, проспектов и рекламных
листков, и они также обеспечивают профессору Никлаусу скромное
жалованье, позволяющее ему, пока возводятся огромные
лаборатории, продолжать теоретические изыскания и расчеты.
В настоящий же момент комитет располагает лишь иглой и
верблюдом. Поскольку общества защиты животных одобряют этот
проект, не только не опасный, но даже полезный для здоровья
любого верблюда (Никлаус говорит о вероятной регенерации всех
клеток организма), верблюдов из зоопарков страны поступило на
целый караван. Нью-Йорк без колебаний предоставил своего
всемирно известного белого верблюда.
Что же касается иглы, Арпад Никлаус очень ею гордится и
считает ее краеугольным камнем эксперимента. Это не простая
иголка, а чудо, подаренное миру талантом и трудолюбием
профессора. На первый взгляд, иголка эта совсем обыкновенная.
Госпожа Никлаус, обнаруживая незаурядное чувство юмора, находит
удовольствие в том, чтобы штопать ею одежду мужа. Однако
ценность ее, по сути, беспредельна. Сделана эта игла из
