научился игре, которая состоит в том, чтобы улыбаться, когда
тебе хочется укусить, расточать ласку, когда рад бы
задушить.
Фроман пришел. Могучий, некрасивый, толстощекий, с
жестким взглядом и повелительными жестами. Я был
всего-навсего бедным маленьким Давидом, попранным этим
Голиафом из мультфильма. Но уже с первого взгляда я
определил, что он обречен. Употреблю на это столько
времени, сколько понадобится. Хоть целую жизнь. Но
разделаюсь с ним. Уж отблагодарю его за его щедрость.
Катастрофа? Что теперь об этом говорить. Рок! Это я
превысил скорость. "Что ж, мы с признательностью примем
ваше гостеприимство. Вы мне уже приготовили комнату?
Весьма любезно с вашей стороны". Иза не могла нарадоваться,
слушая нас. Она так боялась этой первой встречи!
- Правда, он мил? - спросила она, когда Фроман уехал.
- Он боится меня.
- Ну что ты. Поставь себя на его место. У него
положение не из приятных.
- Чувствует, что я зол на него.
- Еще бы. Он такой любезный, так полон внимания. Не
можешь себе представить.
Через несколько дней она как ни в чем не бывало сказала
мне:
- Шарль хочет подарить тебе коляску.
Она уже называла его Шарлем. И он милостиво делал мне
этот королевский подарок. Я решил промолчать. К тому же ей
надо было так много рассказать... Замок... Марсель де
Шамбон... Существование в новом мире, где столько цветов и
приятных сюрпризов. Слово "радость" не было произнесено, но
она сама излучала радость.
- Ну так что, этот самый Марсель, он придет? - спросил я.
- Он совсем оробел.
- С чего бы это? Он ведь не виноват в катастрофе.
- Дело не в этом... Твое ремесло... Для него это нечто
экстраординарное. У него своя жизнь, свои привычки, свой
кабинет, телевизор... И вот ты сваливаешься на него, будто
с неба, из каких-то запредельных далей... Представляю, ему
даже страшновато. Кстати, его мать - сестра Шарля -
настраивает его против нас.
Я постепенно узнавал их. Будто разыгрывая передо мной
отрывки мизансцены, они готовили мой выход на семейные
подмостки. До своего появления Шамбон прислал коробку
шоколадных конфет. Он не знал, как держаться, и поначалу
избрал тон холодной вежливости. Как последний глупец
спросил меня о здоровье, попытался понравиться, выразил
удовлетворение тем, что я не испытываю боли, будто это
означало, что мои ноги оживут. Подошел к доставленной
накануне инвалидной коляске, сверкающей как игрушка, тряхнул
головой с видом знатока. Я же постарался усилить его
замешательство.
- Коляска сделает меня другим. Вы это хотели сказать, не
так ли?
Он сильно покраснел.
- Я глубоко сострадаю, - пробормотал он. - Если вы
позволите, я помогу вам. Вывезу в парк.
- Оставьте, - сказал я. - Это- дело садовника.
Смутившись, он теребил перчатки, судорожно пытался
придумать что-нибудь любезное, лишь бы добиться моего
расположения.
- Возьмите стул и не волнуйтесь, - сказал я.
Он неловко сел, я же продолжал:
- В моем ремесле риск - дело каждодневное. Ноги я мог бы
потерять уже не один раз.
- Да что вы говорите? - спросил он с какой-то боязливой
надеждой, словно я только что отпустил ему немыслимые грехи.
- Делая в прошлый раз сальто мортале, я едва не разбился
насмерть. Пролетел восемьдесят метров над автострадой.
Я лгал, плел всякую всячину, лишь бы посмотреть, как он
бледнеет. Едва заметная жилка билась в углу рта. Он был
одним из тех молодых людей, выросших в одиночестве, которых
мучают кошмары собственного воображения. Коль скоро они во
власти таких мук, им требуется мучитель. В мгновение ока я
понял, что околдовал его.
- Вы никогда не занимались спортом? - спросил я. - Я не
имею в виду теннис или что-то вроде того. Я говорю о боевых
видах спорта, например, о дзюдо или боксе.
- Нет, - пролепетал он. - Нет... Мама не...
- Вы единственный сын? И не женаты?
- То есть...
- Ну, это ваше право. Впрочем, как и право на защищенную
жизнь. Не у всех одинаковые шансы. Несколько минут назад,
когда вы так мило предложили мне прогулку по парку, я вас
грубо оборвал... Но если бы... Словом, я был не прав. Вас
я принимаю, вас, но не вашего дядю.
Он был взволнован, бедняга. С признательностью пожал мою
руку.
- Я был в ужасе, - начал он. - Но мадам...
мадемуазель...
- Иза. Зовите ее просто Иза. Я разрешаю.
Он ерзал, смущаясь все больше и больше.
- А она не будет против, если...
- Если вы уделите мне внимание? Разумеется, нет. Более
того, она будет в восторге. У нее так много дел...
Приходите, когда вам захочется.
В тот вечер я словно стал различать дорожку, по которой
мне следовало идти, и впервые не принял снотворного.
- Как самочувствие с утра? - спросил Др°.
- Право, кроме вас, здесь никто не показывался, - заметил
Ришар.
- Я бы охотно не ездил, - продолжал комиссар. - Но
"королева-мать" не дает нам покоя, а так как у нее солидные
покровители, полагается угождать. Она вбила себе в голову,
что ее брата убили... Что прикажете делать?.. Глупо, но я
продолжаю следствие. То есть делаю вид.
- И мы по-прежнему относимся к тем, на кого в первую
очередь падает ее подозрение?
- Нет. Или, точнее, теперь она подозревает всех на свете
и хочет нанять ночных сторожей с полицейскими собаками. Я
ее выслушиваю, успокаиваю, так как она уверена, что ее
собственная жизнь в опасности. Затем, как видите, забегаю
сюда перевести дух.
Др° закурил сигарету, сплюнул табачную крошку.
- Заметьте, - продолжал он, - то, что она рассказывает,
не так уж глупо. Да я и сам в какой-то момент додумал, не
приходил ли кто посторонний... В таком случае, число
гипотез разрастается неимоверно. Но факты - упрямая вещь.
Он хитро улыбался. Ришар тоже улыбался.
- Если бы я только знал, зачем ему понадобилось
переделывать завещание! - размышлял комиссар вслух.
- О да! - подхватывал Ришар, включаясь в игру.
- Ну, конечно, вам это неизвестно.
- Я уже вам ответил.
- А, в самом деле. Я переливаю из пустого в порожнее.
Кстати, как-то вечером я пересмотрел один из ваших фильмов.
О нападении на центральный банк, помните?
- Ну как же! "Тайна камеры сейфов". Не бог весть какой
шедевр. Но сама по себе идея довольно хитроумная.
- Кто в таких случаях ставит трюки?
- Как когда. Здесь сценарист задумал, что мне следовало
использовать тросы грузового лифта. Но сам я предусмотрел
каждое движение, каждую мелочь.
- В общем, всю операцию в деталях.
- Совершенно верно. Если хоть одну мелочь упустишь,
пусть самую ничтожную, будьте уверены: сломаешь себе шею.
Поэтому я привык все отрабатывать на макете. Даже для того,
чтобы совершить обыкновенный прыжок, я рассчитываю
траекторию... учитывается все: вес, скорость, угол, даже
ветер.
- Черт возьми! К счастью для нас, с точки зрения закона
вы безупречны. Иначе...
Комиссар вставал, прогуливался по комнате.
- Каковы ваши отношения с Шамбоном? Корректные?
- Почему вы хотите, чтобы они были плохими?
- Кто вас знает! Теперь, когда его дядя умер,
присутствие молодой вдовы под одной крышей...
- Вы ведь не из тех, кто собирает сплетни, комиссар.
- Между нами, - настаивает Др°, - госпожа Фроман в самом
деле убита горем?
- Признайтесь, на что вы намекаете.
- Какой вы прыткий! Прежде чем намекать, надобно думать
о чем-то определенном. До свидания, господин Монтано.
- Я провожу вас.
Ришар делает на костылях несколько шагов вслед за
комиссаром, смотрит, как тот удаляется.
- Ищи; ищи, ищейка, - шепчет он. - Тебе еще долго
придется покрутиться.
Фроман был в отъезде, когда санитарная машина привезла
меня из клиники в замок. Моим размещением занялся Шамбон.
Он предложил нам посмотреть несколько комнат на выбор.
Возможно, Изе хотелось, чтобы я был поближе к ней, но я
выбрал эту комнату на отшибе. Я хотел показать всем, что
мое присутствие в Ля Кодиньер будет насколько возможно
незаметным. Шамбон сказал, что в моем распоряжении телефон
и я могу звонить прямо в город. Я был столь же независим,
как клиент роскошного отеля. Вплоть до коляски! А я уже
научился ловко управлять ею, на руках пересаживаться с
кровати на сиденье и наоборот. Мне еще требовалась помощь,
чтобы надеть брюки, но я делал такие успехи, наловчился так
быстро цепляться, виснуть, протаскивать и проталкивать
самого себя, что приобрел прямо- таки проворность обезьяны в
клетке.
- Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь! -
сказал Шамбон. - Дядя повторяет, что вы у себя дома.
Глупости, само собой. Я находился в покоях своего
палача. Поляна, расстилавшаяся перед моими окнами на фоне
Луары и открывавшая обширное пастельных тонов пространство,
была его поляной; все принадлежало ему - и бабочки, и птицы,
и облака, и небо, поднимавшееся над холмами. Моему взору
открывалась картина, воплощавшая радость жизни и движения.
У меня было привилегированное кресло на авансцене, дабы
созерцать, как течет жизнь. Благодарю вас, месье Фроман.
Когда Иза убрала мою комнату по своему вкусу, я удержал
ее.
- Постой минутку, Иза.
С чего начать? Я тщательно подготовил маленький доклад,
и вдруг грудь мою пронзила дикая боль.
- Ты подумала о нашем положении?
- Да.
- Тебе известно, почему он меня здесь оставил?
- Да. Из-за меня.
- Как ты думаешь, сколько времени он будет влюблен в
тебя? Ведь речь идет именно об этом.
- Да.
Нас сближало слишком многое - риск. Не было нужды много
говорить.
- Я не уступлю, - сказала она.
- Само собой.
Она замолчала, покусывая кончик пальца.
- Ты хочешь, чтобы я вышла за него? - выговорила она
наконец.
- Да. Я хочу, чтобы ты вышла за него.
Она склонила голову и тихо продолжила:
- Ты понимаешь, что делаешь?
- Разумеется. Хочу обеспечить тебя.
- И когда это произойдет?
Она смотрела на меня пристально и тревожно.
- Замужество - это ведь только начало, - прошептала она.
- Я права?
Я поцеловал ей руку.
- Доверься мне. Прежде всего обеспеченность. Мы не
должны оставаться здесь на положении жильцов. А потом...
потом я тебе объясню.
- Объясни сейчас же.
- Замужество - дело хрупкое.
- Развод?
- Почему бы нет? Не зря придумано.
- И ты полагаешь, что такой человек, как он, допустит,
чтобы им манипулировали? Ты что-то от меня скрываешь.
- Нет, Изочка. Уверяю тебя. Я не более тебя знаю, чем
все это кончится. Но мы его перехитрим. Положись на меня.
Оставалось только предоставить событиям идти своим
чередом. Иза занималась Фроманом. Я надумал приручить
Шамбона. Нетрудно было заметить, что Иза нравилась ему.
Если бы только мне удалось натравить племянника на дядю!..
С одной стороны - старуха, с другой - Фроман, а посредине
Шамбон, бедняга, этакий трусливый девственник, занимавший в
цементной промышленности второстепенный, как я потом узнал,
пост. Этот тип был мало на что способен и привык
покоряться. Но ведь бараны, если их довести до бешенства,
становятся опасными. Оставалось довести его до бешенства.
Я взялся за это без промедления. Он стал бегать ко мне,
едва выдавалась свободная минута.
- Я забираю вас, - предлагал он. - Прогуляемся по парку,
вам нужно подышать. Давайте. Ну, сделайте усилие.
Он осторожно толкал коляску к ближайшим деревьям. Там,
на площадке, стояла скамья, откуда можно было созерцать
сверкающую гладь реки, терявшейся в голубых далях. Мне
казалось, я открываю сказочный край из-за плеча Моны Лизы.
- Вам удобно? Не холодно?
Шамбон воображал, что у меня мерзнут ноги.
- Видишь ли. Марсель, - начинал я.
Это произошло, как нечто само собой разумеющееся с
первого дня моего переселения в замок.
- Видишь ли, Марсель...
Он был взволнован как мальчишка, которому поставили
хорошую оценку. Я же продолжал разговор, вдаваясь в более
или менее вымышленные воспоминания, рассказывая о себе с
видом спортсмена, которому особенно приятно наконец найти
собеседника, компетентность которого он ценит.
- Это было в Эз, в Приморских Альпах. Ты никогда там не
