где еврей дополняет ее мысленным ее отрицанием, могущим совершенно
изменить ее смысл. И он приводит следующий пример: "Рабби Иоханан
выслушал от одной благородной дамы признание тайны; он заранее клялся,
эту тайну не разглашать. "Богу Израиля, я ее не открою", заявил раввин. Дама
подумала, что ого, обязуется не разглашать ее тайны даже Богу Израиля; но
рабби Иоханан мысленно добавил: "но я открою ее еврейскому народу".
Таким образом он мог открыть тайну, не нарушив клятвы; ловкость, за
которую его громко превозносит талмуд". Прием рабби Акибы, этого
второго Моисея, был еще проще. Про него рассказывают, что он, произнося
клятвы, про себя оговаривался, что "эта клятва не будет действительна", чего
было вполне достаточно, что бы успокоить его совесть. Талмуд разрешает
поступать таким образом всякий раз, когда какая либо гоевская власть
требует от еврея принесения клятвы. Обвиняется ли еврей в уголовном
преступлении, другой еврей, принужденный показывать то, что он по этому
делу знает, имеет право дать под присягой ложное показание лишь с
мысленной оговоркой, его отрицающей, чтобы этим путем оправдать своего
собрата. Если правитель гоев требует от еврея клятвенного обещания не
выезжать из страны, то еврей, давая клятву, должен думать: "сегодня я не
уеду". Правитель настаивает, чтобы еврей клялся, что не убежит никогда.
Еврей в уме должен добавить: "да, но лишь на таких-то условиях!" и должен
придумать неисполнимые условия. Таким образом, он может покинуть
страну, не нарушая клятвы.
Впрочем, талмуд спешит к этому добавить: "все это должно делать
лишь в случае, когда можно свою клятву не исполнить так, чтобы гои об этом
не догадались. Если же они могут в этом усомниться, то делать это
запрещается, дабы не был нанесен ущерб имени Иеговы". Понятно, что это
разъяснение не такого характера, чтобы очень нас убедить в ценности
клятвы, приносимой евреями в суде или при других обстоятельствах...
Что же касается присяги, дополняемой ритуальными проклятиями,
употребляемой в синагоге, то она также не представляет никаких гарантий.
Действительно, не надо забывать, что еврей глубоко уверен, что гой есть
только животное, присвоившее себе лишь видимость и права настоящего
человека. Если был убит гой, еврей всегда может клясться, что человеческая
кровь не была пролита, если гой был ограблен, еврей может утверждать, что
ничего подобного не было, ибо только еврей имеет законное право владеть
имуществом, а гой является лишь временным хранителем своего
собственного достояния. Таким образом, единственным действительным
средством было бы запрещение постановлением закона придавать равное
значение показанию еврея или показанию христианина, мусульманина и даже
язычника.
Эта предосторожность тем более необходима, что синагога установила
ежегодный праздник "Йом Кипур" или день великого прощения, дабы вперед
освободить всех евреев от всех клятв, которые они могут дать в течение
грядущего года, даже с намерением их исполнить и без всякой мысленной
оговорки. В этот день во всех странах, где живут евреи, т. е. во всем мире,
еврейское население собирается вокруг синагоги, и в момент, появления на
небе первой звезды, великий раввин или председательствующий на празднике
громким голосом провозглашает нижеследующее: "Пусть все обеты, все
обязательства, все обещания и все клятвы, которые мы произнесем и которые
поклянемся соблюдать, с этого дня великого прощеная до такового же дня
будущего года, будут отложены и уничтожены, пусть они не имеют силы и
цены. Мы хотим, чтобы наши обеты не были бы обетами и наши клятвы
клятвами". Нельзя более определенно высказать, что клятва еврея не имеет
никакой цены, даже в его собственных глазах. Почему же она должна иметь
более цены в глазах не-евреев?
ГЛАВА XI
СОВРЕМЕННОЕ ЗНАЧЕНИЕ ТАЛМУДА
Задача передачи нашим друзьям фарисейского учения талмуда и
опасностей, которыми угрожает это учение всей нашей цивилизации, очень
сложна. Действительно, даже те из нас, христиан, которые холодны и
равнодушны к вере, тем не менее бессознательно так проникнуты учением
церкви Христовой, что не могут допустить существования религии,
основанной на нравственных устоях, совершенно противоположных основам,
освященным христианством. Каждое религиозное учение, им кажется,
должно иметь своей целью развивать добрые побуждения души и личное
спасение путем дел милосердия. Человеческое воображение могло, конечно, в
зависимости от климата, ткать разнообразные узоры на божественное здание,
но оно никогда не изменяло его внутренней сущности. Вот, во что многие из
наших соотечественников склонны верить, и их ошибочное мнение является
невольной данью, приносимой христианству, так как оно убило в них даже
самую возможность верить, что может, существовать религия, не имеющая
своей основой добро.
Тем не менее в древних цивилизациях, как мы уже об этом упоминали в
начале этого труда, существовали вероучения, имевшая в своей основе зло,
обоготворенное, например, в виде, жестокосердия и сладострастия. Даже
теперь существует, в особенности в Африке и наиболее отдаленных частях
Азии некоторое количество этих мрачных вероучений. Но то, что мы склонны
допустить, как возможное, для народов, живших три тысячи лет тому назад
или для дикарей Конго и Полинезии, мы затрудняемся считать допустимым
для евреев - евреев, живущих среди нас, вошедших в нашу политическую и
частную жизнь, занимающих в нашей современной цивилизации должности
судей, офицеров, чиновников, адвокатов, докторов, не говоря уже о купцах и
промышленниках, занятиях, в нашем представлении, не отделимых от идеала
служения общему благу, или самое меньшее от понятия о чести и честности.
Нужно усилие воли, чтобы заставить себя понять, что этот, народ,
проникший в нашу среду, внешне слившийся с нами, имеет нравственный и
религиозный закон, не только чуждый законам христианских народов, но
являющийся их прямым отрицанием и постоянным противоречием; закон
говорящий: "убей" там, где христиане говорят: "не убий", "воруй" там, где
сказано "не укради", и "лги" там, где говорится "не лжесвидетельствуй".
Убедить себя в этого тем менее затруднительно, что существует
некоторое внутреннее противоречие. Закон Христов есть развитие и
дополнение закона Моисеева, и евреи, начиная с самого Богоубийства до
наших дней, не перестают всенародно заявлять себя последователями закона
Моисеева. "Если они это делают с полным правом, то как допустить столь
коренное развращение их вероучения, раз источник его неоспоримо чистого
происхождения?" Это рассуждение часто смущало даже самых закоренелых
евреененавистников, возмущенных правилами, заключающимися в талмуде.
Чтобы окончательно устранить это противоречие, мы и предпослали
нашему изложению талмудических текстов исторический образ развитая
фарисейской секты, составившей талмуд.
Те, кто сделали нам честь, прочтя нашу книгу, теперь уже знают, что
нет ничего общего между законом Моисея, древней религией еврейского
народа, и законом талмудическим, современной религией того же народа.
Закону справедливости и любви, который в продолжение пятнадцати
столетий проповедовали пророки, пятисотлетняя деятельность тайной секты
фарисеев противопоставила постепенно учение ненависти и лжи. Со времени
Богоубийства этот закон неправды является единственным проповедуемым,
изучаемым и почитаемым в синагогах бывшего народа Божия.
Тем не менее, мы от себя не скрываем, что задача наша еще не
закончена, так как остается еще два возражения, которые нам можно сделать.
Первое из них есть то, что как бы ни был отвратителен талмуд, он
является древнейшим памятником, который, может быть, окружаем
синагогою лишь внешним, основанным на предании уважением,
исключающем всякое намерение применить к жизни его учение; в таком
случае еврейский народ не являлся бы обязательно развращенным талмудом,
и не был бы им обращен в постоянного и ожесточенного врага всех народов.
Второе возражение то, что, если даже современная синагога признает
все основы учения талмуда и подчиняет им формирование всего
нравственного миросозерцания еврейского народа, все же личностям
добродетельным всегда возможно исправить приобретенное учение и, не
порывая при этом отношения с еврейством, сообразовать свое общественное
и частное поведение с общепринятыми правилами честности и чести.
В этой последней главе мы разберем оба эти возражения.
Ту мысль, что талмуд является для современных евреев чем либо
почитаемым лишь потому, что он древнейший памятник их истории, хотя бы
и изъеденный червями и пережившей сам себя, серьезно нельзя
поддерживать. Наоборот, существует большое количество доказательств того,
что современные евреи сохраняют к талмуду, его мировоззрению и его
учению то же безграничное уважение и послушание, как и евреи средних
веков. Мы уже ссылались (глава VI) на голос передового еврейства, "Les
archives Israelites", заявляющего: "Что же касается талмуда, то мы
признаем его полное превосходство над Библией Моисея". Мы можем также
сослаться на голос консервативного Иудейства, "L'Univers Israelites",
объявляющего от лица великого раввина R. Trenel, ректора раввинской
семинарии, что "талмуд во все времена встречал жестоких хулителей и
страстных защитников. В течение двух тысяч лет он был и есть предмет
почитания для Израильтян, для которых он является сводом религиозных
законов. С другой стороны, он часто служил основанием для отступников
нашего учения, черпавших в этом кладезе оружие для борьбы с нами".
Следовательно, оба главных течения, разделяющие Иудейство, согласны в
вознесении на пьедестал талмуда и его учения. Что же касается Сионистов,
проповедующих восстановление государства еврейского предпочтительно в
Палестине, то они ярые талмудисты, гордящиеся этим. Таким образом,
первое из возражений отпадает: талмуд, осмеивающий традиционного Бога
Израиля; талмуд, воздвигший оккультную и пантеистическую веру фарисеев;
талмуд, проповедующий ненависть ко всем не-евреям и рекомендующий
бороться против них обманом, воровством, убийствами и вероломством, - и
по сие время является религиозным сборником евреев; его преподают в
еврейских семинариях, и им обрабатывают души еврейских детей. Этим
многое объясняется.
Остается второе возражение: честный еврей всегда может, опираясь на
свою совесть, противоборствовать вероломным велениям талмуда и
руководствоваться в жизни законами честности и чести. Мы не можем
безусловно отрицать эту возможность. Но мы знаем, что такая независимость
относительно религиозного учения Израиля способна навлечь на такого еврея
самые тяжкая затруднения и подвергнуть его серьезной опасности.
Действительно, не надо забывать, что еврейский народ, внутри стран, в
которых он обитает, объединяется в общины, гораздо более однородные и
более крепко спаянные, нежели у представителей других вероисповеданий, не
имеющих к тому же такой поддержки в чувстве национализма. Эти общины
(кагалы) без сомнения преследуют религиозные задачи; но они имеют также
целью поддерживать, несмотря на рассеяние, национальное единство евреев и
их управление приобретает благодаря этому основу исключительной
крепости. Еврей, открыто отрекшийся от этой власти, рассматривается
одновременно как отступник с религиозной точки зрения, и как изменник с
точки зрения национальной. Синагога карает его немедленно еврейским
отлучением, самым жестоким из всех, когда-либо налагавшихся
религиозными сектами.
Талмуд точно устанавливает случаи, когда это отлучение должно
быть налагаемо и последствия, им за собою влекомые. Еврей может быть
отлучен от синагоги за неповиновение приказаниям своего раввина, за
пренебрежение, оказанное религиозным обрядам, за привлечение другого
еврея к нееврейскому суду, за данное показание, даже самое добросовестное,
направленное против своего единоверца и т д. Отлучение имеет три степени.
Третья и последняя влечет за собою побитие камнями, производимое всей
