закрыта раньше. Но прежде чем уйти, он заметил охотничий нож, лежавший на
полу. Он поднял его и взял с собою, чтобы показать своим товарищам.
Едва только он вступил в джунгли, как из тени низкого куста встала пред
ним огромная фигура. Сначала он принял ее за обезьяну своего племени, но
через мгновение сообразил, что перед ним Болгани, громадная горилла.
Мальчик стоял так близко к ней, что бежать было уже невозможно, и
маленький Тарзан понял, что единственный выход -- остаться на месте и
биться, биться насмерть, потому что эти большие звери были смертельными
врагами его соплеменников и, встретившись с ними, никогда не просили и не
давали пощады.
Если бы Тарзан был взрослым самцом обезьяньего племени Керчака, он был
бы серьезным противником для гориллы, но он был лишь маленьким английским
мальчиком, правда -- необычайно крепким и мускулистым для своего возраста, и
конечно не мог сравниться со своим страшным противником.
Но в его жилах текла кровь того народа, в среде которого много могучих
бойцов и ловких спортсменов, к тому же у него была еще и собственная
тренировка, приобретенная им в его жизни среди хищных зверей джунглей.
Тарзану было чуждо понятие страха так, как его понимаем мы; его
маленькое сердце билось учащенно, но от одного возбуждения. Если бы
представилась возможность бежать, он конечно воспользовался бы этой
возможностью, но только потому, что рассудок ему говорил, что он неровня
громадному зверю. Когда же разум подсказал ему, что бегство немыслимо,
Тарзан смело и храбро встретил гориллу. Ни один мускул не дрогнул на его
лице, -- бесстрашно встретился он с ужасной обезьяной. Он схватился со
зверем, едва тот прыгнул на него, и бил его громадное тело своими кулаками,
разумеется -- столь же безрезультатно, как если бы муха ударила слона. Но в
одной руке Тарзан все еще держал нож, подобранный им в хижине отца, и когда
зверь, кусаясь, опять бросился на него, мальчик случайно ударил острием ножа
волосатую грудь гориллы. Нож глубоко вонзился в тело, и зверь завыл от боли
и бешенства.
В один миг мальчик узнал употребление своей острой блестящей игрушки.
Он немедленно воспользовался этим новым знанием, и когда терзающий,
кусающийся зверь повалил его на землю, он несколько раз погрузил ему нож в
грудь по самую рукоять.
Горилла, сражаясь по приемам своей породы, наносила мальчику ужасающие
удары лапой и терзала ему горло и грудь своими могучими клыками. Некоторое
время они катались по земле в диком бешенстве сражения. Истерзанный и
залитый кровью ребенок все слабее и слабее наносил удары длинным лезвием
своего ножа, затем маленькая фигурка судорожно вытянулась, и Тарзан, молодой
лорд Грейсток, покатился без признаков жизни на гниющую растительность,
устилавшую почву его родных джунглей.
Племя Керчака услышало издалека свирепый вызов гориллы, и, как всегда,
когда угрожала опасность, Керчак сейчас же собрал свое племя отчасти для
взаимной защиты от общего врага, так как горилла могла быть не одна,
отчасти-- чтобы сделать проверку, все ли члены племени налицо.
Скоро выяснилось, что отсутствует Тарзан. Тублат, страшно обрадовавшись
случаю, изо всех сил противился посылке помощи. Сам Керчак, тоже
недолюбливавший странного маленького найденыша, охотно послушал Тублата и,
пожав плечами, вернулся к груде листьев, на которых приготовил себе постель.
Но иначе думала Кала. Не успела она узнать, что Тарзан исчез, как она
уже мчалась по спутанным ветвям к тому месту, откуда еще ясно доносились
крики гориллы.
Темнота окутала землю, и только что взошедшая луна струила свой
неверный свет, бросая уродливые тени на пышную листву.
Редкие матовые лучи ее проникали до земли, но этот свет только сгущал
кромешную тьму джунглей.
Неслышно, подобно огромному призраку, перебрасывалась Кала с ветви на
ветвь. Она то быстро скользила по большим сучьям, то кидалась далеко в
пространство с одного дерева на другое и быстро приближалась к месту
происшествия. Ее опыт и знание джунглей говорили ей, что место боя близко.
Крики гориллы извещали, что страшный зверь находится в смертельном бою
с каким-то другим обитателем дикого леса. Внезапно крики эти смолкли, и
гробовая тишина воцарилась по всему лесу.
Кала ничего не могла понять: крик Болгани был несомненно криком
страданий и предсмертной агонии, но до нее не доходило ни единого звука, по
которому она могла бы определить, кто же был противником гориллы?
Было совершенно невероятным, чтобы ее маленький Тарзан мог уничтожить
большую обезьяну-самца. И потому, когда она приблизилась к месту, откуда
доносились звуки борьбы, Кала стала продвигаться осторожнее, а под конец
совсем медленно и опасливо пробиралась по нижним ветвям, тревожно
вглядываясь в обрызганную лунным светом темноту и отыскивая хоть
какой-нибудь признак бойцов. Вдруг на открытой полянке, залитой ярко
блестевшей луной, она увидела маленькое, истерзанное тело Тарзана и рядом с
ним большого самца-гориллу, уже совершенно мертвого и окоченевшего.
С глухим криком бросилась Кала к Тарзану, прижала белое окровавленное
тело к своей груди, прислушиваясь, не бьется ли в нем еще жизнь, и с трудом
расслышала слабое биение маленького сердца.
Осторожно и любовно понесла его Кала через чернильную тьму джунглей к
своему племени. Долгие дни и ночи пришлось ей просидеть около него, принося
ему пищу и воду и отгоняя мух от его жестоких ран.
Бедняжка не имела понятия о медицине; она могла только вылизывать раны
и таким способом держала их в относительной чистоте, пока целительные силы
природы делали свое дело.
Первое время Тарзан не принимал пищи и метался в бреду и лихорадке. Но
он поминутно просил пить и она носила ему воду тем единственным способом,
который был Б ее распоряжении, т. е. в собственном рту.
Ни одна женщина не сумела бы проявить большего самозабвения и
самоотверженной преданности к маленькому найденышу, чем это бедное, дикое
животное.
Наконец лихорадка прошла, и мальчик начал поправляться. Ни одной жалобы
не вырвалось из его крепко сжатых губ, хотя его раны мучительно болели.
Часть его груди оказалась разодранной до костей, и три ребра были
переломлены могучими ударами гориллы. Одна рука была почти перегрызена
огромными клыками, и большой кусок мяса вырван из шеи, обнажив главную
артерию, которую свирепые челюсти не перекусили лишь чудом.
Со стоицизмом, перенятым от воспитавших его зверей, Тарзан молча
выносил боль, предпочитая уползти в заросли высоких трав и безмолвно лежать
там, свернувшись в клубок, чем выставлять напоказ свои страдания.
Одну лишь Калу Тарзан был всегда рад видеть около себя. Но теперь,
когда ему стало лучше, она уходила на более продолжительное время для
поисков пищи. Пока Тарзану было плохо, преданное животное питалось кое-как,
чтобы только поддержать свое существование. И теперь Кала от худобы стала
тенью самой себя.
VII
СВЕТ ПОЗНАНИЯ
Прошло много времени, и оно показалось целою вечностью маленькому
страдальцу, -- пока, наконец, он встал на ноги и мог снова ходить. Но с этих
пор выздоровление его пошло уже так быстро, что через месяц Тарзан был таким
же сильным и подвижным, как прежде.
Во время своего выздоровления он много раз восстанавливал в памяти бой
с гориллой. И первой его мыслью было снова отыскать то чудесное маленькое
оружие, которое превратило его из безнадежного слабого и хилого существа в
победителя могучего зверя, наводившего страх на джунгли.
Кроме того, он всей душой стремился снова побывать в хижине и
продолжать осмотр тех диковинных вещей, которые находились там.
Однажды рано утром он отправился на розыски. Он скоро увидел начисто
обглоданные кости своего противника, и тут же, рядом, прикрытый опавшими
листьями валялся его нож, весь заржавленный от запекшейся крови гориллы и от
долгого лежания на влажной почве.
Ему не понравилось, что прежняя блестящая поверхность ножа так
изменилась, но все-таки в его руках это было достаточно грозное оружие,
которым он решил воспользоваться при первом случае. У него мелькнула даже
мысль, что отныне он уже не должен будет спасаться бегством от наглых
нападений старого Тублата.
Через несколько минут Тарзан был уже около хижины, опять открыл ее
дверь и вошел. Его первой заботой было изучить механизм замка, и пока дверь
была открыта, он внимательно осмотрел его устройство. Ему хотелось точно
узнать, что собственно держит дверь закрытой и каким образом она
открывается, как только прикоснешься к замку?
Тарзан увидел, что изнутри тоже можно притворить и запереть дверь на
замок. Он так и сделал, чтобы никто не мог потревожить его во время занятий.
Тогда он приступил к систематическому осмотру хижины; но его внимание
было опять главным образом приковано к книгам. Казалось, они имели на него
какое-то странное, непреодолимое влияние. Он не мог сейчас заняться ничем
иным -- до такой степени захватила его увлекательная сила и изумительная
тайна книг.
Здесь был букварь, несколько элементарных детских книжек, какие-то
многочисленные книги с картинками и большой словарь. Тарзан рассмотрел их
все. Больше всего ему понравились картинки, но и маленькие странные букашки,
покрывавшие страницы, где не было рисунков, возбуждали в нем удивление и
будили его мысль.
Сидя с поджатыми ногами на столе в хижине, построенной его отцом,
склонившись своим стройным и нагим телом над книгой, этот маленький
первобытный человек с густой гривой черных волос и блестящими умными глазами
представлял собою трогательную и прекрасную живую аллегорию первобытного
стремления к знанию сквозь черную ночь умственного небытия.
Лицо его поражало выражением напряженной мысли. Каким-то не поддающимся
анализу путем, он уже нащупал ключ к столь смущавшей его загадке о
таинственных маленьких букашках.
Перед ним лежал букварь, а в букваре был рисунок, изображавший
маленькую обезьяну. Эта обезьяна походила на него самого, но, за исключением
рук и лица, была покрыта каким-то забавным цветным мехом. Тарзан принимал за
мех костюм человека! Над картинкой виднелись семь маленьких букашек:
М-а-л-ь-ч-и-к.
И он заметил, что в тексте, на той же странице, эти семь букашек много
раз повторялись в том же порядке.
Затем он постиг, что отдельных букашек было сравнительно немного, но
что они повторялись много раз -- иногда в одиночку, а чаще в сопровождении
других.
Он медленно переворачивал страницы, вглядываясь в картинки и текст и
отыскивал повторение знакомого сочетания м-а-л-ь-ч-и-к. Вот он снова нашел
его под другим рисунком: там опять была маленькая обезьяна и с нею какое-то
неведомое животное, стоявшее на всех четырех лапах и походившее на шакала.
Под этим рисунком букашки слагались в такое сочетание:
М-а-л-ь-ч-и-к и с-о-б-а-к-а.
Итак эти семь маленьких букашек всегда сопровождали маленькую обезьяну!
Таким образом шло вперед учение Тарзана. Правда, оно шло очень, очень
медленно, потому что, сам того не зная, он задал себе трудную и кропотливую
работу, которая вам или мне показалась бы невозможной: он хотел научиться
читать, не имея ни малейшего понятия о буквах или письме и никогда не слыхав
о них.
Тарзану долго не удавалось справиться с поставленной им себе задачей.
Прошли многие месяцы и даже годы, пока он разрешил ее. Но спустя долгое
время, он все-таки постиг тайну маленьких букашек. И когда ему исполнилось
