Долго бесновался ураган, и обезьяны в смятении жались друг к другу,
подвергаясь постоянной опасности от падающих стволов и ветвей,
парализованные яркими вспышками молний и раскатами грома. Они притаились в
ужасе и безмолвно страдали, выжидая конца бури.
Конец был такой же внезапный, как и начало. Ветер прекратился
мгновенно, выглянуло солнце, и природа снова улыбнулась.
Мокрые листья и влажные лепестки чудесных цветов засияли в лучах
солнца. Природа смягчилась, и все живое простило ей гнев и причиненное ею
зло и занялось своими обычными делами. Хлопотливая жизнь опять потекла своей
чередой, как до наступления бури.
Но для Тарзана забрезжил свет неожиданного откровения:
он постиг тайну одежды. Как ему было бы тепло и уютно во время дождя
под тяжелой шкурой Сабор! И эта мысль была еще одной побудительной причиной
выполнить затеянный замысел.
В продолжение нескольких месяцев племя бродило близ отлогого берега,
где находилась хижина Тарзана, и он посвящал большую часть своего времени
учению. Но когда он скитался по джунглям, то постоянно держал наготове
веревку, и немало мелких животных попалось ему в петлю.
Однажды аркан обвил жесткую шею кабана Хорта. Зверь бешено прыгнул в
попытке сбросить его и стащил Тарзана с ветки, на которой тот лежал в это
время.
Зверь услышал шум падения, обернулся и, увидев легкую добычу -- молодую
обезьяну, нагнул голову и кинулся на захваченного врасплох юношу.
Но Тарзан, к счастью, не пострадал; он по-кошачьи упал на четвереньки,
широко расставив ноги. Очутившись перед кабаном, он мгновенно вскочил,
прыгнул с обезьяньей ловкостью на дерево и оказался в безопасности в то
время, как разъяренный Хорта тяжело промчался под ним.
Благодаря этому случаю, Тарзан на опыте узнал, чего можно ждать и чего
следует бояться при употреблении петли.
Он лишился своей длинной веревки, но зато понял, что если бы с ветки
стащила его Сабор, то исход был бы совсем иной, и он несомненно был бы убит.
Ему потребовалось довольно много дней, чтобы свить новую веревку. Когда
она была наконец готова, Тарзан отправился на затеянную охоту и залег
настороже среди густой листвы на большой ветке, как раз над звериной тропой
к водопою. Много мелких зверей прошло под ним невредимо. Мелкая дичь сейчас
не интересовала Тарзана. Для достижения своей цели ему надо было крупное
животное.
И вот, наконец, появилась та, которую он ждал. Играя мышцами под
бархатной пышной шкурой, жирная и блестящая, шла львица Сабор.
Ее большие лапы мягко ступали по узкой тропе. Она шла с высоко поднятой
головой, чутко и зорко следя за каждым движением и шорохом; медлительными и
красивыми движениями извивался ее длинный хвост.
Ближе и ближе подходила львица к месту, где Тарзан подстерегал ее на
ветке, уже держа наготове сложенный кольцами длинный аркан.
Тарзан сидел неподвижный, как бронзовый идол, и непреклонный, как
смерть. Сабор прошла под ним. Она сделала шаг, другой, третий -- и длинная
веревка взвилась над ней.
Широкая петля со свистом охватила ее голову. И когда Сабор,
встревоженная шумом, подняла голову, петля уже обвилась вокруг ее горла.
Тарзан крепко затянул аркан на глянцевитой шее, а затем отпустил веревку и
уцепился обоими руками за поддерживавшую его ветку.
Сабор была поймана.
Испуганный зверь кинулся бешеным прыжком в джунгли. Но Тарзану не
хотелось терять веревки, как в первый раз. Наученный опытом, Тарзан крепко
привязал конец аркана к стволу, на котором сидел. Не успела львица сделать
скачок, как почувствовала, что веревка стягивает ей шею. Она перевернулась в
воздухе и тяжело свалилась на землю.
План его, по-видимому, был удачен. Но когда он схватил веревку,
упираясь в разветвление двух могучих суков, то увидел, что очень трудно
подтащить к дереву и повесить тело такого мощного зверя, и притом зверя,
который яростно сопротивлялся, кусался, царапался и выл.
Тяжесть старой Сабор была громадная, и когда она упиралась своими
огромными лапами, пожалуй, только слон Тантор мог бы стащить ее с места.
Львица стала метаться на веревке и снова попала на ту тропинку, откуда
она могла видеть виновника нанесенной ей обиды. Воя от бешенства, она
внезапно прыгнула высоко вверх по направлению к Тарзану. Но когда она всей
тяжестью ударилась о ветку, на которой он сидел, ее обидчика там уже не
было.
Он успел перебраться на более тонкую ветку, футов на двадцать выше, и
его разъяренная пленница опять оказалась под ним. Одно мгновение Сабор
висела поперек ветки, а Тарзан издевался над ней и бросал сучья и ветки в ее
ничем не защищенную морду.
Затем животное снова соскочило на землю, и Тарзан быстро схватил
веревку; но Сабор догадалась уже, что ее держало, и, схватив тонкую веревку
в свои огромные челюсти, она перегрызла ее прежде, чем Тарзан успел вторично
затянуть петлю.
Тарзан был очень огорчен; так хорошо задуманный план пропал. Он сидел
на ветке, бранился и визжал на рычавшее под ним животное и, издеваясь над
львицей, строил ей гримасы.
Сабор целых три часа расхаживала взад и вперед под деревом. Четыре раза
приседала она и прыгала на кривлявшегося вверху, высоко над нею,
оскорбителя. Но это было столь же бесцельно, как гоняться за ветром, который
шептался и шелестел в верхушках деревьев.
Наконец, мальчику приелась эта забава. С пронзительным вызовом, он
ловко запустил в львицу спелым плодом, который густо и клейко размазался на
ее огрызающейся морде. Затем Тарзан быстро помчался по деревьям на вышине
ста футов над землей и в скором времени оказался среди своих соплеменников
Он рассказал им о своем приключении. Грудь его вздымалась от гордости,
и он так фанфаронил и хвастался, что произвел впечатление даже на своих
самых заядлых врагов, а Кала простодушно плясала от радостной гордости.
IX
ЧЕЛОВЕК И ЧЕЛОВЕК
Тарзан, обезьяний приемыш, продолжал жить своей первобытною жизнью в
джунглях еще несколько лет почти без перемен. Перемена была лишь в том, что
он становился сильнее и умнее, и многое узнал из своих книг о диковинных
краях, находящихся где-то за пределами его леса.
Его жизнь никогда не казалась ему ни однообразной, ни бесплодной. У
него всегда находилось занятие. Всегда можно было охотиться, искать плоды,
ловить в многочисленных ручейках и озерках рыбу Низу. Кроме того приходилось
постоянно остерегаться Сабор и ее свирепых сородичей. И эта постоянная
опасность придавала остроту и вкус каждой минуте жизни.
Часто звери охотились за ним, а еще чаще он охотился за зверями. И хотя
их жестокие, острые когти еще ни разу не коснулись его, однако бывали жуткие
мгновения, когда расстояние было так мало, что едва можно было просунуть
толстый лист между их когтями и его гладкой кожей.
Быстра была львица Сабор, быстры были и Нума и Шита, но Тарзан был
настоящей молнией.
Он сдружился со слоном Тантором. Как? Об этом не спрашивайте. Но
обитатели джунглей знали, что часто, в лунные ночи, Тарзан, обезьяний
приемыш, и слон Тантор подолгу вместе гуляли. И там, где путь по лесу был
свободен, Тарзан ехал, сидя высоко на могучей спине Тантора.
Но все остальные звери в джунглях были его врагами, -- все, за
исключением его собственного племени, среди которого он теперь имел много
сторонников.
За эти годы Тарзан много дней провел в хижине своего отца, где все еще
лежали нетронутыми кости его родителей и маленький скелет детеныша Калы.
Восемнадцати лет отроду Тарзан уже свободно читал и понимал почти все в
разнообразных книгах, которые хранились на полках в хижине.
Он мог также и писать, и писал отчетливо и быстро, но только
по-печатному. Рукописных букв он почти не усвоил, потому что, хотя среди его
сокровищ и было много тетрадей, но он считал лишним затруднять себя этой
другой формой письма. Позднее, впрочем, он кое-как научился разбирать
рукописи, но лишь с большим трудом.
Итак, в восемнадцать лет это был молодой английский лорд, который не
мог говорить по-английски, но тем не менее умел читать и писать на родном
языке. Никогда не видел он никакого другого человеческого существа, кроме
себя, потому что та небольшая область, где кочевало его племя, не была
перерезана ни одной большой рекой, по которой могли бы спуститься к ним хотя
бы дикие туземцы из глубины страны.
Высокие холмы закрывали ее с трех сторон, и океан -- с четвертой. Она
была населена лишь львами, леопардами, ядовитыми змеями. Девственные леса
джунглей до той поры не видели еще ни одного существа из породы тех зверей,
которые зовутся людьми.
Но однажды, когда Тарзан-обезьяна сидел в хижине своего отца,
погруженный в тайны книги, произошло роковое событие, и прежнее безлюдие
джунглей было нарушено навсегда.
Он увидел вдали на восточной окраине странное шествие:
оно двигалось гуськом по гребню невысокого холма.
Впереди шли пятьдесят черных воинов, вооруженных длинными копьями, с
железными остриями; кроме того, каждый нес большой лук с отравленными
стрелами. На спинах висели овальные щиты, в носах были продеты большие
кольца, а на сбитых, как шерсть, волосах красовались пучки ярких перьев.
Лбы их были татуированы тремя параллельными цветными полосками, а грудь
тремя концентрическими кругами. Их желтые зубы были отточены, как клыки
хищников, а большие и отвислые губы придавали еще более зверский вид их
внешности.
За ними плелись несколько сотен детей и женщин. Последние несли на
головах всевозможный груз: кухонную посуду, домашнюю утварь и большие тюки
слоновой кости. В приергарде шла сотня воинов, точно таких же, как и
неродовой отряд. Они, по-видимому, больше опасались нападения и погони
сзади, чем встречных врагов. Об этом свидетельствовало самое построение
колонны. Так оно и было. Чернокожие спасались бегством от солдат белого
человека, который так грабил и притеснял их, отнимая слоновую кость и
резину, что в один прекрасный день они восстали на своих насильников, убили
белого офицера и перебили весь маленький отряд его черного войска. После
того они несколько дней объедались их мясом; но внезапно ночью другой, более
сильный, отряд солдат напал на их поселок, чтобы отомстить за смерть своих
товарищей.
В ту зловещую ночь черные солдаты белого человека, в свой черед, в
изобилии поели мяса, а жалкий остаток когда-то могущественного племени
скрылся в мрачных джунглях-- на пути к неизвестности и свободе.
Но то, что означало свободу и поиски счастья для этих чернокожих
дикарей, несло ужас и смерть для многих из диких обитателей их новой страны.
Три дня медленно пробирался отряд сквозь дебри непроходимого леса.
Наконец, рано утром на четвертый день они добрались до небольшого участка
близ речки, который казался менее густо заросшим, чем все местности,
встреченные ими до тех пор.
Здесь чернокожие пришельцы занялись постройкой жилищ. Через месяц ими
уже была расчищена большая площадка, были выстроены хижины, кругом поселка
вырос крепкий частокол; было посеяно просо, ямс и маис, и дикари зажили
прежней жизнью в своей новой отчизне. Здесь не было ни бедных людей, ни
черных войск; не было сборов ни слоновой кости, ни резиной для жестоких и
корыстных хозяев.
Но прошло немало месяцев прежде, чем черные отважились забраться
подальше в леса, окружавшие их новый поселок. Многие из них уже пали
жертвами старой Сабор. Джунгли были полны свирепыми и кровожадными кошками,
