глубокий мрак. Однако человек-обезьяна был уверен, что кто-то крадется к
нему впотьмах.
Это не мог быть воин, возвращающийся с празднества, потому что праздник
еще продолжался: дикие крики плясунов и шум тамтама все еще доносились с
улицы. Кто же это мог быть?
Тарзан-обезьяна вскочил и бесшумно и легко отпрыгнул в противоположную
сторону хижины, держа наготове копье.
-- Кто подкрадывается ко мне? Кто ползет, как голодный зверь? --
спросил он.
-- Тише, бвана! -- ответил старческий голос. -- Это ста-рая Тамбуджа,
которую ты не захотел выгнать на холод из ее хижины.
-- Что хочет Тамбуджа от меня? -- спросил человек-обезьяна.
-- Ты был ко мне добр, -- ответила старуха, -- поэтому и я хочу сделать
тебе добро. Я пришла предупредить тебя.
-- Предупредить? О чем? -- спросил Тарзан.
-- М'ганвазам приказал нескольким молодым воинам лечь спать в твоей
хижине. Когда пляски поутру кончатся, они придут в эту хижину. Если ты
будешь спать, М'ганвазам приказал убить тебя. Если же ты не будешь спать,
они будут ждать, пока ты не заснешь, и тогда они набросятся на тебя и убьют.
М'ганвазам непременно хочет получить награду, которую обещал за тебя белый
человек.
-- Я совсем забыл про награду, -- промолвил Тарзан. И прибавил:
-- Но как же М'ганвазам надеется получить награду, если белые ушли, и
он даже не знает, где они теперь находятся?
Тамбуджа возразила:
-- Они еще недалеко ушли и идут медленно. И наши гонцы могут легко
догнать их. Я не могу объяснить тебе, где их лагерь, но могу отвести тебя к
ним.
Занятые разговором, они не заметили, как в хижину прокрался в темноте
какой-то мальчуган и так же бесшумно и незаметно выскользнул.
Это был маленький Булао, сын предводителя от одной из его младших жен
-- мстительный, скверный мальчишка, всегда шпионивший за Тамбуджой и
наушничавший на нее отцу.
-- Так пойдем же скорее! -- воскликнул Тарзан.
Этих последних слов Булао не слышал, так как он уже бежал со всех ног
по деревенской улице на площадь, где его свирепый родитель пил туземное пиво
и восхищался танцами своих подчиненных. Они дико орали, кружились и высоко
прыгали, размахивая копьями. Тамтам и три священных барабана аккомпанировали
их пляске.
Когда Тарзан и Тамбуджа осторожно вышли из деревни и скрылись во мраке
джунглей, почти одновременно с ними два стройных и легких черных гонца
отправились в том же направлении, хотя и по другой дороге.
Через некоторое время, уже отойдя достаточно далеко от деревни, Тарзан
спросил старуху, видела ли она сама белую женщину и ребенка?
-- Да, бвана, -- ответила Тамбуджа. -- Я видела их: у нас в деревне
была белая женщина и маленький ребенок. Ребенок умер от лихорадки, и они
похоронили его здесь!
XII
ЧЕРНЫЙ НЕГОДЯЙ
Когда Джэн Клейтон пришла в себя после продолжительного обморока, ее
снова охватило отчаяние. Она с ужасом и тоской смотрела на Андерсена,
который держал на руках ребенка.
-- Что с вами? -- спросил он. -- Ви больная?
-- Где мой сын? -- закричала несчастная женщина, не обращая внимания на
его вопрос.
Андерсен протянул ей ребенка, но она, покачав головой, сказала:
-- Это не мой сын, вы это прекрасно знали! Вы такой же негодяй, как и
Роков.
Маленькие глазки Андерсена расширились от удивления.
-- Не ваша сын? -- спросил он. -- Ви сам сказаль, что ваша ребенок на
"Кинкэд".
-- Это не мой ребенок! -- печально возразила Джэн. -- Где же мой?
-- Там не буль другая ребенка. Я тумаль этот ваша. Я ошень жаль.
Андерсен беспокойно переступал с ноги на ногу. Было очевидно, что он
действительно не знал, что ребенок чужой.
Ребенок на руках у Андерсена запищал и потянулся ручонками к молодой
женщине.
Никакая мать в мире не могла бы противостоять этому призыву. И схватив
чужого ребенка, она прижала его к груди и, спрятав свое лицо в платьице
ребенка, тихо заплакала.
Слезы немного облегчили ее. После первого сильного потрясения,
вызванного разочарованием, в ней пробудилась надежда: может быть, в
последнюю минуту, перед самым отходом "Кинкэда" из Англии, каким-нибудь
чудом Джек был вырван из рук Рокова и подменен этим ребенком.
-- Вы не знаете, чей это ребенок? -- спросила она Андерсена.
Швед покачал головой.
-- Если ета не ваша сын, я не знаю, чей ета ребенка. Мистер Роков
говорила ета ваша сын! Я не могу ходить на "Кинкэд": Роков меня убиваль! Но
ви может туда ходить: я вас буду проводить до моря, а там чернокожий возиль
вас до "Кинкэд".
-- Нет, нет! -- закричала Джэн. -- Ни за что на свете! Лучше умереть,
чем опять попасть в руки этих негодяев. Нет, пойдемте дальше и возьмем с
собою этого ребенка. С божьей помощью мы как-нибудь отыщем моего Джека!
***
И они пустились в дальнейший поход через дикую страну!
С ними шло шесть туземцев. Эти "сафари" несли провизию и палатки,
захваченные предусмотрительно Андерсеном с "Кинкэда".
Дни и ночи беспрерывных мучений, которые переживала молодая женщина,
слились для нее в один непрерываемый кошмар. Она потеряла всякий счет
времени. Единственным утешением в этой жизни, полной непрерывных страхов и
страданий, был ребенок, к которому Джэн успела привязаться. Он до некоторой
степени заполнил пустоту в ее сердце после того, как она была лишена своего
ребенка. Джэн нашла существо, на которое могла изливать свою материнскую
любовь. Иногда она закрывала глаза и мечтала в сладком и печальном
самообмане, что ребенок у ее груди ее собственный.
Первое время они продвигались внутрь страны чрезвычайно медленно. Время
от времени случайно попадавшиеся им навстречу туземцы доставляли кое-какие
сведения, по которым можно было предполагать, что Роков еще не напал на их
след. Это последнее обстоятельство, а равно и желание Андерсена как можно
более облегчить молодой и нежной женщине тяготы путешествия, заставили их
идти медленнее, чем следовало, и часто останавливаться на отдых.
Швед проявлял свою заботливость к Джэн, чем только мог.
Он до сих пор был очень огорчен и страдал от своей невольной ошибки с
ребенком. И Джэн была вполне убеждена в его благородных побуждениях.
При остановках Андерсен тщательно следил за тем, чтобы палатка для Джэн
и ребенка была разбита на самом удобном месте; колючая изгородь -- бома --
вокруг нее изготовлялась как можно прочнее и непроницаемее.
Все, что было лучшего в их скромных продовольственных запасах, Андерсен
предоставлял Джэн и ребенку. Но более всего успокаивало и трогало ее его
почтительное и вежливое с ней обращение.
Она часто удивлялась, как могло такое врожденное благородство характера
скрываться под такой отталкивающей внешностью? В конце концов Джэн даже
перестала замечать его уродливость. Швед казался ей почти красавцем.
***
Однажды им пришлось испытать большое волнение.
Прохожие дикари сообщили им сведения, из которых несомненно следовало,
что Роков напал на их след и находится уже в нескольких переходах от них.
Беглецы тогда решили изменить направление и повернули к реке Угамби.
Купив в одной деревне, лежавшей на притоке Угамби, лодку, они двинулись
по этой речонке к Угамби, а затем поплыли вверх по этой реке. Они так быстро
продвигались вперед, что долгое время ничего не слышали о своих
преследователях. Достигнув места, где река переставала быть судоходной, они
покинули лодку и опять вошли в джунгли. И здесь их путь снова стал опасным и
трудным.
На второй день после того, как они покинули Угамби, случилась новая
беда: ребенок захворал лихорадкой. Андерсен хорошо знал, что печальный исход
неизбежен, но не решался сказать это Джэн. Он видел, что молодая женщина уже
всем сердцем привязалась к ребенку.
Вскоре ребенку стало так плохо, что пришлось сделать остановку.
Андерсен немного отступил в сторону от главной дороги, по которой они
следовали, и разбил лагерь на лужайке, на берегу небольшой речки.
Джэн ухаживала за маленьким больным, и вся была поглощена этим делом. А
между тем ее ожидало новое испытание. Один из черных носильщиков вдруг
прибежал с известием, что "белый дьявол" Роков со своим караваном находится
здесь, совсем близко! Чернокожий "сафари" едва не натолкнулся на их лагерь.
Очевидно, Роков каким-то образом напал на их след.
Беглецам пришлось немедленно сняться с лагеря и спешно продолжать
бегство, несмотря на то, что ребенку становилось все хуже и хуже. Джэн
Клейтон достаточно хорошо знала Рокова. Она была уверена, что первым же его
делом при их поимке было бы разлучить ее с ребенком; а это означало бы
верную смерть последнего.
Они двинулись вперед через густые заросли по старой, почти заросшей
тропе. Туземные носильщики один за другим покинули их и куда-то таинственно
исчезли. Они служили им верно и преданно только до тех пор, пока не было
опасности попасть в руки Рокову. Они так много слышали о его жестокости и
чувствовали к нему такой неопределенный страх, что без малейшего угрызения
совести бросили своих хозяев, едва только узнали, что "белый дьявол" гонится
за ними.
Тем не менее Андерсен и молодая женщина продолжали свое путешествие.
Швед шел впереди, чтобы прорубать дорогу в тех местах, где тропа совершенно
заросла; молодая женщина с ребенком держались сзади.
Так шли они весь день, а к вечеру поняли, что все их усилия спастись
напрасны. Временами ветер доносил до них совершенно отчетливо голоса
приближавшегося каравана.
Скорбные, изнемогавшие от усталости и волнения, они остановились.
Андерсен приступил к последним приготовлениям.
Он посоветовал Джэн приютиться позади большого дерева и тщательно укрыл
ее и ребенка сухим валежником и травой.
Оставив ей на всякий случай ружье и сумку с патронами и немного пищи,
он дал ей кое-какие указания относительно дальнейшего. После прохода
каравана Рокова Джэн должна была направиться в деревушку на расстоянии одной
мили отсюда, а затем пройти обратно к устью Угамби и ждать попутного
парохода, чтобы можно было оттуда пробраться на родину.
-- А теперь прощайте, леди! -- сказал Андерсен. -- Желаю вам счастья!
И он протянул ей руку.
-- Но куда же вы идете, Свэн? -- спросила удивленно Джэн. -- Почему вы
не хотите тоже спрятаться здесь? Почему вы не хотите идти со мной к океану?
-- Я хочу сказать Рокову, что вы умираль, и он больше вас не искаль! --
сказал швед. Джэн воскликнула:
-- Но вы идете на верную смерть! Остановитесь! Мы найдем какой-нибудь
способ к побегу!
-- Это не помогайт! -- возразил Андерсен. -- Они нас оба будут поймаль,
и тогда я не могу вам ничего сделайт, леди.
Указав на тропинку, по которой они только что пришли, он посоветовал
хранить полное молчание и тишину.
Через мгновение он уже шел спокойно и уверенно по этой тропинке
навстречу приближающемуся каравану Рокова. Она следила за ним, пока поворот
тропы не скрыл его из ее глаз...
Первым ее побуждением было бежать за ним, возвратить ему ружье или
уговорить вернуться. Ей было до отчаяния жаль его. Да и мысль остаться
одной, без друга, в страшных африканских джунглях, была слишком ужасна.
Джэн тихонько приподнялась, чтобы вылезти из своего убежища. Прижав
ближе к себе ребенка, она взглянула ему в личико. Оно было багрово-красного
цвета. Ребенок горел как в огне.
С криком ужаса Джэн Клейтон вскочила на ноги. Ружье и сумка с патронами
лежали забытые под валежником. Она забыла все: и Андерсена, и Рокова, и
страшную опасность, которая ей угрожала. Ее мозг сверлила только одна мысль:
