девочкой и своим поверженным врагом; она попирала его ногами, испуская дикое
ворчанье. Мартышки с визгом разбежались. Лев снова завыл вдалеке.
Обезьяна подошла к Мериэм и прислушалась, дышит ли девочка. Девочка
была жива. Мартышки стали постепенно возвращаться; они глядели на победителя
сверху, отчаянно кривляясь и визжа.
Обезьяна зарычала на них, оскалив клыки; затем она подняла девочку,
перекинула ее через плечо и понесла по джунглям.
Мартышки следовали за ней.
XI
ЛЮБОВЬ И БОРЬБА
Когда Корак вернулся с добычей с охоты, он услышал над головой
тревожную болтовню мартышек. О чем они тараторят? Что случилось? Наверное,
какая-нибудь неосторожная обезьянка попалась в холодные объятия удава. Юноша
поспешил наверх. Мартышки -- любимцы Мериэм; Корак всегда рад помочь им. Он
быстро скакал по деревьям. На дереве, где был шалаш Мериэм, он положил свою
добычу и громко позвал девочку. Ответа не было. Он спустился ниже. Может
быть, девочка спряталась в нижних ветвях?
На толстом суку, на котором любила качаться Мериэм, одиноко сидела
Джика, прислонившись к стволу. Что это значит? Мериэм никогда не оставляла
свою Джику. Корак взял куклу и сунул ее за пояс. Он громче позвал Мериэм, но
Мериэм не отвечала. Визгливая стая мартышек убегала все дальше и дальше, и
теперь Корак едва различал их пронзительные, беспокойные крики.
Быть может, есть какая-нибудь связь между тревогой маленьких Ману и
непонятным исчезновением Мериэм? Не дожидаясь Акута, который еще не вернулся
с охоты, Корак помчался по ветвям догонять возбужденную ватагу мартышек. Он
догнал их скоро. Увидя Корака, мартышки завизжали, замахали руками и стали
указывать вниз. Он взглянул и понял причину их тревожных криков.
Сердце у юноши замерло, когда он увидел гибкое тело девочки на
волосатом плече у большой обезьяны. -- Мертвая! -- с ужасом подумал он, и в
ту же секунду в его душе проснулось новое, незнакомое чувство. Он сам не
понимал, что с ним; но он чувствовал, что весь мир заключен для него в этом
хрупком, маленьком, нежном тельце, которое так беспомощно, так жалко свисает
с могучего плеча обезьяны.
Разве может он жить без Мериэм? Мериэм -- его солнце, его луна, его
звезды. Мериэм умерла -- для него умер свет, умерла ласка, умерло счастье.
Стон вырвался из его груди. Затем с рычанием дикого зверя он как стрела
помчался за гнусным похитителем.
При звуке угрожающего рева обезьяна оглянулась. Бешенство зажглось в
глазах Убийцы, потому что в похитителе он узнал царя обезьян, того самого
царя обезьян, который так жестоко прогнал его, сына Тарзана, когда он всею
душою желал побрататься с племенем больших человекообразных.
Царь обезьян положил девочку на траву и приготовился биться за свою
драгоценную добычу. Он узнал Корака и был уверен, что легко справиться с
ним. Разве он не прогнал мальчишку с круглой поляны, даже не прибегнув к
зубам? Зверь втянул голову в плечи и бросился на гладкокожую тварь, у
которой хватило наглости оспаривать у царя его добычу.
Они, как два разъяренных буйвола, повалились на траву в смертельной
схватке. Корак позабыл о своем ноже: только вкус вражьего мяса, разрываемого
алчными челюстями, только потоки горячей крови, обагряющие обнаженное тело,
могли утолить его бешенство. Корак-Убийца не знал, что им руководит не
мстительность, не злоба, а более могучее чувство -- чувство самца, который
бьется с соперником за свою самку.
Царь обезьян не рассчитал нападения и, прежде чем он успел опомниться,
Корак сжал его в своих железных объятиях.
Зажмурив глаза в безумном исступлении, юноша искал пальцами волосатую
глотку зверя.
В эту минуту Мериэм очнулась. Широко раскрытыми глазами она глядела на
разъяренных бойцов.
-- Корак! -- вскричала она. -- Корак! Милый Корак! Я знала, что ты
спасешь меня! Убей его, Корак, убей его!
Тяжело дыша, с горящими глазами, она вскочила на ноги и подбежала к
Кораку. В траве валялось копье, брошенное Убийцей. Девочка заметила его. Не
бледнея, наблюдала она эту страшную, первобытную схватку. От нервного
потрясения, которое она перенесла, когда за ней гналась обезьяна, не
осталось и следа. Она была возбуждена, но не чувствовала ни волнения, ни
страха. Ее Корак сражался с другим Мангани, который хотел ее украсть, но
Мериэм не прыгнула на дерево, чтобы издали, с высокой ветви, в безопасности
следить за ходом битвы, как поступила бы самка Мангани. Нет, она схватила
копье и, выбрав удачный момент, вонзила его прямо в сердце дикому зверю.
Корак не нуждался в ее помощи, так как царь обезьян уже лежал в последнем
издыхании, с перегрызенной глоткой, но, поднявшись на ноги, он с улыбкой
поблагодарил свою союзницу.
Какая она красивая и стройная. Неужели она так преобразилась за
несколько часов его отсутствия? Или, быть может, схватка с обезьяной сделала
его столь впечатлительным? Новая Мериэм явилась его восхищенному взору. И от
нервного напряжения он стал видеть все окружающее в ином свете. Сколько дней
прошло с тех пор, как он унес маленькую арабскую девочку из ее родной
деревушки? Он не знал этого; в джунглях никто не считает времени, и он не
замечал уходящих дней. Но теперь он внезапно увидел, как мало эта Мериэм
похожа на ту маленькую девочку, которая когда-то няньчилась с Джикой, под
тенью высокого дерева, у ограды селения. Наверное, перемена совершалась с
большой постепенностью, если он так долго не замечал ее. Что же заставило
его теперь так внезапно заметить эту перемену? Его взгляд перебегал с
девочки на тело убитого зверя. И вдруг он разгадал истинную причину
похищения девочки; его глаза широко раскрылись от внезапно блеснувшей мысли,
а затем засверкали от ярости, когда он взглянул на гнусного хищника. Он
снова посмотрел на Мериэм, и густая краска залила его щеки. Да, конечно, он
смотрел на нее теперь другими глазами -- глазами мужчины, который смотрит на
женщину.
Пока они стояли, возбужденные, над трупом убитого врага, Акут вернулся
с охоты. Увидев поверженного царя обезьян, он с победным рычаньем бросился к
трупу, вскочил на него и принялся издеваться над павшим врагом, чванливо
выпячивая грудь и кривя свои длинные подвижные губы; шерсть встала на нем
дыбом. Он не обращал никакого внимания на Мериэм и Корака. В глубине его
сознания зашевелились какие-то давно забытые ощущения, когда он глядел на
распростертое тело сородича и втягивал в себя его запах. Животная ярость
Акута была только внешним проявлением просыпавшихся в нем чувств, но
внутренние ощущения старой обезьяны были совсем иные и притом
щекочуще-приятные.
Запах убитой обезьяны и ее огромное волосатое тело пробудили в сердце у
Акута страстную тоску по родному племени. Не одному только Кораку
приходилось переживать в эти минуты глубокое душевное волнение.
А Мериэм? Мериэм была женщина... Любовь -- божественное право женщины.
Мериэм всегда любила Корака; но для нее он был старшим братом -- и только.
Она не испытывала сердечного трепета. Она любила его по-прежнему, как сестра
любит нежного брата, с ним она чувствовала себя счастливой, она очень
гордилась им. Разве был кто-нибудь в джунглях сильнее, красивее, отважнее
его?
Корак близко подошел к девушке. Новый огонек вспыхнул в его глазах, но
Мериэм не поняла его значения. Она еще не могла осознать, что для них обоих
пришла пора зрелости, и не подозревала, какую великую перемену в их жизни
предвещает новый огонь, запылавший во взгляде у юноши.
-- Мериэм! -- хрипло прошептал Корак и положил сильную, загорелую руку
на ее обнаженное плечо. -- Мериэм! -- он прижал ее к груди. Она, смеясь,
подняла голову и взглянула на него, а он наклонился и поцеловал ее прямо в
губы. Она все еще не понимала; она не могла припомнить, чтобы ее
когда-нибудь кто-нибудь до сих пор целовал. Ей это показалось очень
приятным. Мериэм подумала, что Корак хочет таким способом выразить свою
радость; ведь обезьяне не удалось унести Мериэм! Мериэм тоже была рада, и
потому она обвила руками шею Убийцы и несколько раз поцеловала его. Потом,
заметив свою куклу за поясом у юноши, она схватила ее, прижала к груди и
стала осыпать ее лицо такими же поцелуями, какими только что осыпала лицо
Корака...
Корак хотел что-то сказать. Он хотел объяснить Мериэм, как он любит ее,
но он был так потрясен внезапно нахлынувшим чувством, что не мог говорить...
Да и помимо того, в лексиконе Мангани не хватало для этого слов...
Вдруг Акут глухо, предостерегающе зарычал. Корак оторвался от дорогого
лица. В нем сразу проснулись привычные ощущения дикого обитателя джунглей.
Он весь насторожился. Его ноздри втягивали воздух. Что-то случилось!
Корак подошел ближе к Акуту. Мериэм стояла позади. Все трое не
двигались и напряженно вглядывались в густую листву. Треск веток, который
привлек их внимание, слышался все ближе и ближе, и вдруг из зарослей
выскочила большая обезьяна: увидя их, она остановилась в нескольких шагах от
места, где они стояли, и издала глухое, угрожающее рычание: через минуту из
кустов выскочил другой самец, а за ним стали появляться и еще самцы и самки
с детенышами -- всего десятка три больших человекообразных; они полукругом
обступили Мериэм, Акута и Убийцу. Это было племя убитого царя.
Акут заговорил первый.
-- Корак, могучий боец, убил вашего царя! -- прорычал он, указывая на
мертвое тело. -- Нет никого в джунглях более великого, более сильного, чем
Корак, сын Тарзана! Теперь Корак -- царь вашего племени. Кто из вас скажет о
себе, что он сильнее Корака?
Это был вызов всем, кто осмелился бы оспаривать права Корака на царское
звание. Обезьяны заволновались, забормотали; затем молодой самец выступил
вперед, переваливаясь на толстых коротких ногах. Он ощетинил шерсть, оскалил
зубы и свирепо зарычал.
Это был зверь огромных размеров, в полном расцвете сил. Он принадлежал
к тому редкостному типу обезьян, который очень высоко ценится белыми людьми.
Белые совершают специальные, иной раз труднейшие экспедиции в самые
неприступные чащи джунглей, чтобы добыть такую обезьяну. Даже туземцам редко
удается увидеть этих могучих, волосатых первобытных людей.
Корак выступил вперед, чтобы грудью встретить чудовище. Он грозно
рычал. В его мозгу быстро созрел план действий. Схватиться с этим
здоровенным зверем сейчас же после трудной и ожесточенной борьбы с царем
Корак не мог; у него не хватило бы сил. Он должен добиться победы другим
более доступным ему путем.
Он пригнулся к земле, готовый встретить врага; ему пришлось, однако,
немного подождать: его противник для назидания зрителей, а также для того,
чтобы устрашить Корака, счел необходимым перечислить все свои великие
подвиги, описать свое могущество и вкратце изложить свои намерения по
отношению к ничтожному Тармангани, которого он собирался примерно наказать;
окончив свою речь, самец приступил к боевым действиям. Со скоростью
курьерского поезда он ринулся на спокойно стоящего Корака. Кулаки обезьяны
были сжаты, а пасть широко раскрыта. Корак не двигался, пока длинные руки не
потянулись, чтобы обхватить его стан. Тогда юноша проскользнул под
протянутыми руками зверя, по пути нанес ему страшный удар в верхнюю челюсть
и отскочил в сторону, а разогнавшийся самец пролетел мимо, и его волосатое
тело тяжело рухнуло на землю.
Взбешенный зверь взметнулся, чтобы мгновенно вскочить на ноги. Пена
покрывала его губы; маленькие глазки налились кровью; кровавая слюна с
храпом вырывалась из его пасти. Но Корак стоял над поверженной обезьяной, и
